Стелла искушает судьбу - Ирина Львова

Ирина осталась у входа, переместившись несколько в сторону, чтобы не попасть в кадр. Стеллины черные туфли на небольших, сантиметров в семь, каблуках были ей здорово велики и хлюпали у нее на ногах, так что отходить далеко она не стала.

Взгляд Ирины упал на массивную цепочку с крестом, лежавшую у нее на ладони.

«Чертов Огульников! Не нравится мне его заботливость, — подумала она. — Ну да Стелла — девочка не глупая. И я ее к тому же предупреждала…»

* * *

К Никитскому ботаническому они приехали около пяти вечера. Их встретила Чекалина с какими-то бумагами в руке. Пошушукавшись с режиссером, она укатила в неизвестном направлении. И началась работа.

Радкевича загнали в заросли каких-то колючих, но весьма живописных растений и велели изображать творческий экстаз, взмахивая воображаемой кистью.

Извекова пометалась по газону с неведомыми цветами, потрясая белым страусовым боа и воздушным подолом, и была вслед за Радкевичем отпущена переодеваться в цивильное.

Новиков с холма повзирал на воображаемое сражение, Романов на фоне каких-то колонн обратился к невидимому Сенату с речью, супруги Сиротины прошли тур вальса на лужайке, окруженной деревьями, кроны которых напоминали шары, будто их подстригли, как это делалось в регулярных парках, а Ирина наконец-то «блеснула» своими «крыльями», вдоволь намахавшись бамбуковыми палками.

Отпуская ее переодеваться, Михаил Георгиевич требовательным тоном отдал распоряжения:

— Побыстрее, пожалуйста! Вы будете мне нужны. И скажите, чтобы никто сюда не совался. Да, и хлопушку у… у этого… как его? В общем, заберите.

Подойдя к автобусу, Ирина заметила, что на некотором отдалении, среди живописной зелени, прогуливаются Стелла и Огульников. Герой-любовник, выразительно жестикулируя, что-то говорил девушке, которая слушала, не сводя с него ярких, сине-зеленых глаз. Это Ире совсем не понравилось. Мало того, она забеспокоилась и, может быть, именно поэтому не обратила внимания на событие, несомненно имевшее для нее определенное значение.

Витек Кваснин, на лице которого была написана самая настоящая тоска, подошел к мужчинам, присевшим возле автобуса покурить, и спросил:

— Мужики, кто знает, где здесь пивом торгуют?

Поскольку бутылки, которые он постоянно менял, словно черпая любимый напиток из неиссякаемого источника, уже не оттопыривали его карманы, а в движениях прослеживалась некоторая вялость, следовало сделать вывод, что либо источник все-таки иссяк, либо перешел в собственность государства.

Романов его попросту не услышал, Радкевич недовольно пожал плечами и отвернулся, а Новиков, хитро прищурившись и сверкнув железным зубом, сказал:

— Во-он гору видишь?

Вдали, затянутая синей дымкой, и правда виднелась вершина горы. Витек проглотил слюну и кивнул.

— Там и ларек.

Карлсон, словно бы вспомнив, что у него имеется пропеллер, взбодрился и рысцой двинулся в указанном направлении, помахивая на бегу хлопушкой.

— Надо же? — удивился простодушный Радкевич. — Я и предположить не мог, что там есть пивной ларек. Как-то, знаете, неестественно. Здесь…

— Может, есть, а может, и нет, — лениво отозвался Новиков, — не знаю. Это я так пошутил.

Радкевич посмотрел вслед удалявшемуся Кваснину и пожал плечами:

— Ну пусть проверит…

— Ирина! Что такое в самом-то деле? Где хлопушка? — возмущенно отчитывал режиссер расстроенную Львову. Впрочем, она пыталась огрызаться:

— Зачем ее было доверять кому попало?

В перебранку вмешался подошедший Радкевич:

— Отправили бы вы меня в гостиницу, Михаил Георгиевич.

— Что?

— В гостиницу…

— Неужели нельзя подождать? У нас работа встала, а вы, Игорь Евгеньевич… Вот приедет Виктория Викторовна, тогда подумаем. Или ждите всех. — Режиссер вновь повернулся к Ирине: — Ищите же! Ищите хлопушку, черт возьми!

— Свет уходит! — долил масла в огонь оператор Егор.

— А хлопушку искать некоторым образом бессмысленно, — произнес Радкевич довольно злорадным тоном. — Молодой человек, которому вы, Михаил Георгиевич, ее столь опрометчиво доверили, удалился на поиски пива. Причем он так спешил, что теперь его не догнать.

— Как? — взвился режиссер. — Кто отпустил?

— А никто, — ухмыльнулся Радкевич, подмигивая Ирине. — Насколько я понял, он ни в чьем разрешении не нуждается.

Михаил Георгиевич бросил на Иру злобный взгляд:

— Егор, снимаем без хлопушки! Ирина, почему посторонние на съемочной площадке?!

— Спасибо, Игорь Евгеньевич, — шепнула Ирина. — Идите к автобусу, пожалуйста, а то меня сейчас съедят. Без соли, горчицы и хрена.

Михаил Георгиевич, снимая актеров на просторах ботанического сада, приметил прелестный уголок — газончик с ярко-голубыми, судя по всему, совсем недавно распустившимися цветами, которые покрывали его нежным ковром, осеняемые кущами неведомых деревьев, названия которых простым смертным ничего не говорили. Там-то он и решил снимать сцену с обнаженными героями.

Увидев, что никакими оранжерейными цветами, как обещала Чекалина, ее забрасывать не будут, Стелла заупрямилась. Впрочем, директриса ее не обманывала, она просто не успевала за полетом буйной фантазии режиссера, которая постоянно выдавала причудливо завитые кренделя.

— Ирина! Черт возьми, почему капризничает актриса?.. — заорал режиссер, оглядываясь в поисках Львовой, которая, как часовой, обходила съемочную площадку дозором, чтобы никто не смущал Огульникова и Стеллу любопытными взглядами.

Крика режиссера она не слышала, поскольку в данный момент курила с Эльвирой Мирзоевой, которая, поправив актерам грим, нанесенный не только на их лица, но и на тела, держалась поблизости. Женщины разговорились со знакомым Эли — оператором с Киевской киностудии. Съемочная группа, в состав которой он входил, работала неподалеку.

— Подожди, Михаил, — обратился к режиссеру Огульников. — Стеллочка, на два слова… Ну что тебя смущает, детка? Это же все понарошку… Ну? Неужели я такой страшный бармалей? Пойми, малышка, работа актера требует жертв! Ты думаешь, я всегда делаю только то, что хочу? Ну вот… К тому же я вовсе не собираюсь тебя насиловать, постарайся это понять.

«Вот ведь корчит из себя недотрогу! — размышлял, убалтывая Стеллу, великий и неподражаемо красноречивый герой-любовник. — А самой небось лет двадцать… По каким только сеновалам не валялась. Ломака!» При этом он продолжал говорить, и голос его сохранял искренность, убедительность и даже некоторую проникновенность.

Если бы Стелла не стояла перед ним, виновато опустив голову, она, возможно, заметила бы хищный огонек, на мгновение мелькнувший в его глазах. Краска стыда заливала ее щеки, все ее существо противилось мысли, что она должна позволить этому чужому, почти незнакомому человеку не только видеть ее обнаженное тело, но и касаться его… Почему-то то, что на нее будут смотреть режиссер с оператором, ее почти не смущало. Стыдилась она и того, что, как ей казалось, выглядела деревенской дурочкой в глазах этих раскрепощенных, современных людей. Ну правда, что такого? Ведь все понарошку…

— Потом ты же знала, — продолжал Огульников, — что тебе предстоит дублировать Полину. Понимаешь, уже снятая с ней сцена в постели, как бы происходящая в реальности, переносится в сказочный мир фантазии. В дивный райский сад… — Голос его стал медово-сладким. — Разве не чудесный замысел? Да, кстати, — куда более прозаическим тоном заметил он, — для зрителей героиней все равно останется Полина, не ты…

Она наконец-то подняла на него глаза и смущенно кивнула, все больше заливаясь краской.

— Вот и ладушки! — воскликнул Огульников и, обращаясь к режиссеру, добавил: — Мы готовы.

Опустившись на ковер голубых цветов, Стелла сомкнула веки.

«Какая все-таки милашка», — подумал Огульников, окинув оценивающим взглядом стройное юное тело.

Прозвучала команда:

— Мотор! — и Стелла еще крепче зажмурилась.

— Взгляни на меня, детка… Взгляни… — шептал Огульников, гладя ее медленными, плавными движениями.

— Стелла! Ты же не труп изображаешь! — раздался резкий голос режиссера, и девушка робко обняла партнера.

Она впервые в жизни ощущала смелые прикосновения мужских уверенных рук, и голова ее кружилась от незнакомого волнения. Нет, Огульников не позволял себе, разумеется, ничего лишнего, однако то, что она испытывала, не шло ни в какое сравнение с прежними детскими играми — поцелуйчиками в подъезде, обнимушечками в последнем ряду кинотеатра…

Впервые со Стеллой рядом был взрослый, опытный мужчина, и она, неосознанно, гордилась, что пробуждала в нем волнение, несмотря на то что все происходило понарошку.

Перебирая пальцами его мягкие волнистые волосы, она ловила себя на том, что ей едва удается сохранять ровное дыхание, и… не стыдилась этого. Неожиданно для себя открыв глаза, она встретила полный страсти взгляд Огульникова, и весь мир вокруг нее истаял, превратился в призрачную, расплывчатую декорацию. Она видела только глаза. Его глаза…