Улыбка фортуны - С Мюге

После съезда состоялся банкет. В зале были накрыты круглые столы на десять персон каждый. Когда я вошел, большинство мест было уже занято, и чтобы не навязываться кому-либо в компанию, сел за единственный еще никем не занятый стол. Вскоре ко мне пересел с другого стола директор международного института паразитологии, потом старейшие физиологи. Вскоре наш стол напоминал что-то вроде скопища патриархов и оказался в центре внимания зала.

Хотя я считал себя человеком не слишком тщеславным, но тут испытывал чувство, близкое к блаженству. В таком же блаженном состоянии духа я возвращался в Канаду. Хонда была тогда совсем молодая, бежала выше всех дозволенных полицией скоростей. Особенно она не выносила, если впереди ехал грузовик, и всегда норовила его обогнать. (Как приятно сваливать собственные грехи на других, даже на неодушевленные предметы). В горах Северной Вирджинии уже чувствовалась осень. Опавшие листья приятно шуршали под колесами, солнце светило ярко, но не жарко. Благодать! И мысли мои крутились вокруг: осень в природе, осень в моей жизни. Урожай снят, больше такого не предвидится. Коле я теперь могу быть полезным только деньгами, об этом позаботился. Самое время умирать. Вот как эти мошки, разбивающиеся о ветровое стекло моей Хонды… Раз — и готово! А впереди ехал большой грузовик, и Хонда много раз пыталась его обогнать. Но слева тянулась двойная сплошная линия, указывающая, что обгон запрещен. Наконец, она стала прерывистой, я выехал на встречную часть дороги и тут увидел, что впереди грузовика тянется целая вереница автомашин. Я прибавил газу. Вдруг впереди показался идущий навстречу и тоже огромный грузовик. Отступать было некуда. Справа вся дорога была занята движущимися машинами, слева — обрыв. И я с каким-то остервенением, если не сказать, восторгом надавил до отказа педаль акселератора. «Как мошка», — мелькнуло в голове. Хонда развила бешеную скорость, и перед самым носом встречного грузовика мы обогнали колонну.

Следовало придумывать, чем теперь заняться. Из гельминтологии я решил уходить твердо. К этому времени срок моего контракта с университетом истек, и, по Квебекским законам, я мог целый год жить, ничего не делая, получая по безработице три четверти моей зарплаты. Пришла мысль заняться гастролями — фокусы, телепатия, гипноз. Еще в Калифорнии меня приняли в «Братство фокусников», и я убедился, что могу делать трюки не хуже профессионалов. Устроил в Монреале что-то вроде пресс-конференции и дал один платный гастроль. В результате в одной из франкоязычных газет (правда, не без дружески-родственного участия) появилась большая хвалебная статья. Но подобные гастроли, во-первых, нужно было организовывать; во-вторых, если превратить это увлечение в работу, то получится тяжелый труд. А к труду, как, наверное, уже заметил читатель, я отношусь прохладно. То ли «исправительно-трудовой лагерь» меня в свое время исправил, то ли лень родилась раньше меня.

После нескольких, видимо, удачных выступлений русская секция Радио Канада предложила мне стать их внештатным комментатором по науке. И решил я прокомментировать те вопросы, которыми еще совсем недавно занимался — влияние гормонов роста растения на его физиологические и биохимические процессы. Но одно дело — выступать в роли экспериментатора и искать ответы на вопросы, как действует то или иное вещество, и другое — прокомментировать вопрос, почему оно действует. И тут я столкнулся с громадным количеством «белых пятен» в современной науке. Почему, например, из одной и той же клетки образуются различные ткани, когда гены, то есть, матрица, на которой формируются белки, во всех клетках одного и того же организма одинаковые? Если часть генов не работает из-за того, что связана с особыми ген-репрессорами, то откуда берутся эти ген-репрессоры? Почему они образуются не во всех клетках? Как объяснить с позиций современной медицинской науки действие акупунктуры? Почему с помощью гипноза можно вызвать ожог, рану, или, наоборот, чем объяснить ритуальное хождение по горящим углям и многое, многое другое.

Память моя напоминает захламленный чулан. Нужную вещь иной раз там сразу и не отыщешь, а барахла полно. И вот, покопавшись в этом барахле, я вспомнил целый ряд старых и теперь совсем забытых работ. Сопоставив и проанализировав эти работы, я подумал, что зря физиологи вот уже полвека ищут химический посредник между гормонами и ферментами. Дело тут в том, что создается электрический ток, который влияет на статические заряды клеточных структур и регулирует адсорбцию или освобождение уже существующих в клетках ферментов. Но если это так, то он может тем же путем регулировать и репрессоры генов, то есть, илиять на синтез новых ферментов. Можно объяснить с этих позиций и действие акупунктуры, и влияние одного организма на другой, и многое, многое еще.

Однако, все это правомерно, если гипотеза верна. Но где ее доказать, если я в данный момент не работаю. Где взять дорогостоящие приборы, реактивы и прочее? И тут мне пришло в голову: если теория правильная, для ее доказательства вовсе не нужно сложной аппаратуры. Маятник Фуко не ахти какое сложное с технической стороны сооружение, а ведь доказывает вращение Земли. Собственно говоря, для доказательства этой теории нужно показать всего две вещи: во-первых, что электрический ток, равный по силе и направлению тому, который образуется в результате воздействия гормона роста, может вызывать ростовые процессы и при отсутствии гормона (тогда он действительно является посредником между гормоном и процессами роста!); во-вторых, следовало показать, что в изменяющемся слабом электрическом поле меняется адсорбция и элюция разных ферментов.

И вот в ванной комнате моего большого друга, доктора Екатерины Васильевны Бердниковой, у которой я в то время снимал комнату, был проделан такой эксперимент. От молодых проростков пшеницы отрезалась та часть первоначального листа (колеоптиль), которая не содержит гормонов, но способна расти, если в раствор, в котором она находится, добавить незначительную концентрацию гормона. От карманного фонаря с помощью солевого (другого не нашлось) реостата была подобрана оптимальная сила тока и подведена к концам колеоптилей. И колеоптили начали расти! Когда я это показал Е.В., она пришла в восторг, схватила фотоаппарат и сделала несколько снимков. Эти снимки оказали мне потом неоценимую услугу, так как помогли возбудить интерес к данной проблеме у многих специалистов. Университеты Макгилл и Квебек предложили рабочие места и лабораторное оборудование. Подтвердилась и вторая часть этой гипотезы. Директор института паразитологии, в котором я раньше работал, предложил сделать доклад на международном съезде нематологов под эгидой его института. Доклад я сделал, но ожидаемого резонанса он не получил. Большинство пожимали плечами: а какое отношение это имеет к нематодам? Другие просто ничего не поняли, так как мой английский, как я уже замечал, оставляет желать много лучшего.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});