Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подогнали тюремный вагон и вся процедура повторилась: счет, коридор оскаленных овчарочьих зубов, блеск автоматов, вход в вагон.
Зайдя в купе, профессор вздохнул было облегченно, но тут же прекратил свой вздох, прижатый все новыми и новыми пассажирами. Когда в купе было запихнуто 14 человек, железная решетка, заменяющая обычную дверь купе, с лязгом задвинулась, замок щелкнул, гортанный голос с сильным акцентом сообщил:
— Моя камер есть дванадцать джыгыт-бандыт.
— И почему в "столыпине" всегда черножопые в конвое? — раздался сверху спокойный голос Верта.
Профессор с трудом поднял голову, Верт приглашающе махнул рукой:
— Залазь, Бармалей, хорош там, внизу, мужичка из себя воображать. Косить под психа и наверху можно, да еще с комфортом.
Под бдительным контролем Верта наверх залезло еще трое. После этого Верт снял две полки и положил их поперек верхних кроватей. В нормальном купе эти полки должны были выполнять функции багажных, сейчас они дали возможность пятерым этапниками разместиться на втором ярусе без толкотни. У открытого окошка, затянутого кокетливой решеткой, маскирующей истинную суть вагона, лежал Верт, профессор пристроился с ним рядом.
— Ты че окно занял? — спросил какой-то незнакомый осужденный Верта, но его сразу одернули громким шепотом: "Очумел, это же Мертвый Зверь!" и он сразу сменил тон, сказав:
— Извини, Адвокат, не узнал. А кто это рядом с тобой? Как-то он странно себя ведет?
— Бармалей, — ответил Верт, — деловой, но башня немного поехала, докосился.
И наступила в купе уютная, преддорожная атмосфера. Знакомились, комментировали, планировали. Профессора удивляло, как быстро, с звериной чуткостью, распределились роли в незнакомом коллективе. Каждый занял свое место, свою ячейку в сложном иерархическом делении зэковского общества. Лидеры были наверху, массы — внизу, а вожак — у окна. И профессор испытал горячую благодарность к Верту, взявшему его под свою опеку. Профессор уже знал, как быстро падают люди в этом обществе на самое дно и как трудно в нем вскарабкаться наверх. Прошлые Гошины заслуги не долго могли оберегать робкого и наивного Дормидона Исааковича, а внизу было плохо, очень плохо.
***Неспешно постукивают колеса. Движется наш этап, набирает ход путешествие профессора в далекую Сибирь.
Приятным тенором поет в соседнем купе-камере какой-то зэк.
— Я так тебя люблю,Люблю тебя, как брата,В объятья страстныеО, не зови — молю.Тебе принадлежать,Вот в жизни что хотела,Об этом знаешь ты,Как я тебя люблю.
Наивная, нескладная песня. Но будит она тоскливые и тревожные мысли у пассажиров "столыпина". Даже охрана притихла, прислушалась, не стучит коваными прикладами в железные двери-решетки импровизированных купе тюремного вагона.
— Я так тебя люблю!Усталая, больная,Пришла к тебе,О, не гони — молю.Пусть я преступная,Но пред тобой чиста я,Об этом знаешь ты,Как я тебя люблю.
Потянулся профессор, повел мощными плечами, удивился в сотый раз мощи нового тела, пресек гнусное побуждение шкодливой руки почесать в паху, пресек монолог прямой кишки.
Конвоир черномазый у двери маячит.
— Эй, бандита, часы есть наручный, кольцо есть зелетой, деньги есть?
— У нас все есть, дубак нерусский, — отвечает с верху Верт. — А у тебя что имеется?
— Водка есть, слюшай, хороший водка. Одеколона есть. Светалана називается. Все есть.
— Баба есть?
— Баба много есть. Все моледой, карасивый. Только твой пусть сама ее просит. Крычи коридор, какой баба хочет? Я твоя маленький комната выводить буду с ней. Только палати дэнги.
— Гоша, поразмяться не хочешь? Я зэчек не люблю, они больно уж жадные и жалкие. Да и в тюрьме у меня этих лярв хватало.
— Как в тюрьме? Там-то откуда?
— Гоша! Коси, но знай меру. Будто ты надзирательниц за четвертак не трахал в изоляторе? Ты лучше отвечай по делу, я-то знаю, что ты в голяках, но займу на это святое дело.
Ой, как захотелось профессору заняться экзотической любовью с какой-то тюремной страдалицей, такой же отверженной, как и он. Ему представилась интимная тишина отдельного купе, бессовестные губы неизвестной женщины, могучая Гошина плоть добавила переживаний профессорскому мозгу и он робко кивнул, облизывая враз пересохшие губы.
— Эй, девчата, молоденькие есть? — возопил Верт в коридор.
Женская камера откликнулась разноголосьем:
— Всякие есть. — А молоденькие, это со скольки? — Целку не желаете? У нашей Фроси целка из жести. — Сыночек, мне всего семьдесять, но я еще крепкая. — Я девчонка молодая, у меня пизда тугая.
Уверенный голос перебил девчоночий галдеж:
— А выпить будет?
— Ты старшая, что ли? — спросил Верт.
— Ну, я. Что предлагаешь-то, и чего хочешь?
— Сама знаешь. Мне для кореша. Водяру сейчас пришлю тебе до хаты.
— А я девчонку пришлю, гони дубака. А может, сам хочешь? Для тебя я и сама бы расстаралась.
— Ты же меня не знаешь.
— Пахана по голосу чую.
— Спасибо на добром слове, ласточка. Дорога длинная, повидаемся. А сейчас принимай посыляку.
Верт передал конвойному какую-то вещичку и сказал резко:
— В женскую хату передай три бутылки водки и жратвы. Девчонку выводи вместе с моим человеком.
Дормидон Исаакович спрыгнул вниз. Сердце его билось, как у кролика. Загремели засовы и профессора провели коридором в туалет, шепнув, что в его распоряжении десять минут, "а то начальника может прибегать — бальшой шум делать может".
Не успел почтенный доктор наук войти в маленькую комнатку, как цепкие руки схватили его, подтягивая к чему-то потному, рыхлому, колышущемуся.
— Скорей, миленький, хорошенький мой, да какой же ты робкий, ну быстрей, что ли, падла ты моя бацильная, — горячо шептала женщина, прижимая растерянного ловеласа и торопливо расстегивая ему штаны.
Профессор с трудом отодвинулся, пытаясь разглядеть прекрасную Джульетту, приобретенную за три бутылки водки. Глазам уголовного Ромео предстала здоровенная бабища преклонного возраста с суровым лицом, густо побитым оспой. То рыхлое, к чему прижимали профессора, было ее молочными железами гигантских размеров и колыхалось на уровне пупка.
— Не смотри, миленький ты мой, — продолжала шептать тюремная обольстительница, цепко подтягивая ученого к себе, — люби меня скорей, сучара противная, я самая сисястая в хате, меня многие любят.
Профессор рванулся и зацепился лодыжкой за унитаз. Спущенные проворной Джульеттой брюки помешали ему сохранить равновесие, он полуупал-полуповис в тесном пространстве сортира, увлекая на себя даму сердца. Последние зачатки желания испарились. И лязг ключа в двери прозвучал для профессора желанной музыкой освобождения. Он кинулся под защиту смуглого охранника с живостью цыпленка, упорхающего от грозных когтей коршуна и помчался по коридору к родному купе. Вслед ему неслись изумительные в этимологическом отношении проклятия обманутой Джульетты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой] - Владимир Михайлов - Научная Фантастика
- Дама с собачкой - Олег Дивов - Научная Фантастика
- Полет Валькирий (фрагмент) - Владимир Марышев - Научная Фантастика
- ProМетро - Олег Овчинников - Научная Фантастика
- Золотой Сын - Пирс Браун - Научная Фантастика
- Взгляд в прошлое (фрагмент) - Гарри Тертлдав - Научная Фантастика
- Зона Сумерек (Мир Пауков - 4) (фрагмент) - Нэт Прикли - Научная Фантастика
- Венера на раковине (фрагмент) - Килгор Траут - Научная Фантастика
- Кто есть кто (фрагмент) - Ариадна Громова - Научная Фантастика
- Птицы с синим отблеском (фрагмент) - Евгений Ленский - Научная Фантастика