Холодные тени - Мила Бачурова

она имя контакта.

Ахнула:

– Ты… Ты знаешь, кто это?!

– Я часто слышал это имя от Штефана. Возможно, господин Беренс даже приходил сюда… Хотя я не запоминаю людей, которые мне неинтересны. Не факт, что это был именно он.

– Ничего не понимаю, – обескураженно пробормотала Габриэла.

Тимофей ее не слушал. Он уверенно – куда увереннее, чем разговаривал, – вбивал в окно мессенджера текст.

«Добрый день, господин Беренс. К вам обращается приемный сын Штефана Майера, меня зовут Тим. Могу я задать вам несколько вопросов?» – Тимофей вопросительно повернулся к Габриэле.

– Добавь: «Прошу прощения за беспокойство», – прочитав текст, посоветовала она.

«Прошу прощения за беспокойство», – добавил Тимофей. И отправил сообщение Беренсу.

Рядом с именем Беренса светился зеленый кружок – абонент в сети. Сообщение прочитали тут же, но ответ господин Беренс набирал долго – в окошке то появлялось, то пропадало слово «печатает».

– Он там что, роман пишет?! – не выдержала Габриэла.

Тимофей покачал головой:

– Вариантов два. Либо он в курсе, что в убийстве Штефана подозревают меня, и придумывает, как половчее от меня избавиться. Либо не в курсе и просто пытается вспомнить, кто я такой. Как ему ко мне обращаться.

– Он не может ничего знать об убийстве! – возразила Габриэла. – Вернер говорил, что до конца следствия эту информацию распространять запрещено. По официальной версии, ты пережил тяжелый шок из-за смерти Штефана и теперь восстанавливаешься. Ведь даже в школе никто ничего не знает.

Тимофей глянул на нее исподлобья:

– Скажи еще, и слухи по школе не ходят.

Габриэла потупилась.

Наконец в окошке появилось:

«Привет. Прими мои соболезнования. Чем я могу тебе помочь?»

Тимофей шумно выдохнул – Отто Беренс явно ничего не знал. Бросил пальцы на клавиатуру и быстро застучал в ответ:

«Мне не хотелось бы обсуждать этот вопрос по Сети. Мы можем встретиться с вами лично?»

Через пять минут после того как Тимофей выключил компьютер, запер кабинет Штефана и вернул ключ в ящик комода, они с Габриэлой выбрались из дома. Для конспирации сели в нужный трамвай не на своей остановке, а на следующей. Трамвай шел до торгового центра, где назначил встречу господин Беренс.

Габриэла плюхнулась на сиденье рядом с Тимофеем. Потребовала:

– Рассказывай!

– Что именно?

– Все! Как ты узнал, что этот господин Беренс – именно тот господин Беренс, который нам нужен? С чего ты вообще взял, что коллега твоего отчима имеет отношение к этому дурацкому письму? Я ведь правильно понимаю, что через него ты надеешься каким-то образом выйти на того человека, который убежал от нас?

– Нет.

– То есть? – оторопела Габриэла. – Ты не думаешь, что мы сумеем выйти на этого человека, – но, тем не менее, тащишь меня куда-то к черту на рога, чтобы разговаривать черт знает с кем?!

– Нет – мне не нужно выходить на этого человека, – объяснил Тимофей. – Потому что я и так знаю, кто он.

– Что-о?! – Габриэла захлопала глазами. – Знаешь? И кто же?

– Это мой отец.

Габриэла растерялась окончательно. Не сразу нашла, что сказать. Наконец пробормотала:

– А твой отец – разве здесь? Разве он не остался в России?

– Нет. Мы переехали сюда все вместе, но после переезда они с мамой развелись. Я сам давно его не видел. Мама считала, что встречи с отцом не пойдут мне на пользу. Я с ней не спорил. Он, по всей видимости, тоже.

– Но… – Габриэла замешкалась. – Но если ты знаешь, кто это был… Почему не сказал Вернеру?

– Потому что тогда Вернер – как законопослушный гражданин и порядочный полицейский – немедленно доложил бы об этом своим коллегам. Нам с тобой не позволили бы действовать дальше.

– Ну… И пусть бы дальше действовали они! Люди, которые знают, что делать. Это ведь их работа!

– Эти люди – которые знают, что делать, – уже обвинили меня в том, чего я не совершал, – холодно сказал Тимофей. – У меня нет оснований им доверять. Я хочу сам во всем разобраться.

– И для этого мы едем к господину Беренсу?

– Именно.

– А не лучше тебе спросить у отца, что это за письмо? Мне кажется, он скорее ответит на твои вопросы, чем незнакомый человек…

– Нет, – отрезал Тимофей, – не лучше. – И, отвернувшись, уставился в окно.

Габриэла знала по опыту, что больше он не произнесет ни слова.

78

Тимофей смотрел в окно – но не видел за ним ни автомобилей, ни прохожих. Почему-то именно сейчас он вдруг осознал, что помнит, как вытаскивал отвертку из глазницы Штефана. И помнит, что при этом чувствовал: в тот момент казалось, что нет ничего более важного, чем вытащить ее. Хотя оказалось, что сделать это не так-то просто.

Тимофей потянул рукоять на себя, но отвертка не поддалась. Вместо этого вместе с ней, насаженная на длинное жало, приподнялась над асфальтом голова Штефана.

Его лоб и скулы были забрызганы кровью, а второй, уцелевший глаз – открыт. Голубая радужка, белок с красными прожилками. Чуть припухшие веки и редкие белесые ресницы. На Тимофея этот глаз смотрел с осуждением. Кажется, он опять что-то делал неправильно.

Тимофей положил другую ладонь Штефану на лоб. Тот был еще теплым – обычная температура человеческого тела. Если бы Тимофею в тот момент сказали, что он трогает мертвеца, он бы удивился. Все, что его действительно смущало, – отвертка. Она не должна была находиться тут. Ее просто необходимо было вытащить.

Тимофей уперся в лоб Штефана ладонью. Покачал отвертку из стороны в сторону – из-под нее потекло что-то густое и темное. Тимофей резко дернул отвертку на себя. Густое и темное брызнуло.

Не сильно, но ребро ладони он испачкал. Когда развернул руку с зажатой в ней отверткой так, чтобы можно было рассмотреть, не запачкал ли рукав, за спиной раздался истошный крик.

Кричала незнакомая женщина. Она держала в руках детский мяч.

Позади павильонов были высажены деревья и кусты, а за деревьями, на газоне, играли в подвижные игры. Мяч, должно быть, улетел в сторону. Женщина побежала за ним и увидела Тимофея.

Он отчетливо вспомнил голубое платье и рыжие волосы женщины. И то, как пронзительно она завизжала, глядя на него. Глядя на то, как капает с жала отвертки густое и темное.

А за спиной у женщины… Да, теперь Тимофей в этом не сомневался. За спиной у женщины стоял его отец.

Он встретился с сыном взглядом. И бросился бежать.

Габриэла была права: Тимофей мог бы позвонить отцу. Наверное, мог бы. Номер телефона у него был, и, скорее всего, он не поменялся. Но