Там, где нас нет - Михаил Успенский

Толстые были ворота, но все равно из-за них доносились грозные голоса ледяных великанов. Дикая Охота проклинала, умоляла, твердила колдовские слова, грозила, колотила в глухое железо, но потом, прислушавшись, Жихарь стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.

— Ай да раки! — воскликнул богатырь. — Они теперь и без нас разберутся. Не зря, получается, грозят показать их зимовку.

— Дикая Охота нам уже не страшна, сэр брат. Гораздо страшнее место, в котором мы оказались.

— Подумаешь, — протянул Жихарь, оглянулся и осмотрелся как следует.

За воротами располагалась целая земля, и даже, пожалуй, побольше той, что осталась наверху.

Здесь и солнце свое имелось. На красном небосводе висел черный круг, обрамленный по краям языками багрового пламени.

Пламя освещало равнину, покрытую как бы мелкой угольной пылью. Из пыли поднимались, тянулись к черному солнцу невысокие корявые деревца, оснащенные мелкими блескучими листиками. Листики трепетали, не нуждаясь в ветре.

Не хотелось ни странствовать в этих краях, ни тем более жить.

Но и помирать никакого желания не было.

— Ну, в которую сторону пойдем? — обратился Жихарь скорее к ложке, нежели к спутникам.

— Я нашел тропу, уважаемый Жи Хан, но она мне очень не нравится, — сказал Лю Седьмой.

— Чего она тебе не поглянулась? — удивился богатырь и подошел к Бедному Монаху. Потом оглядел то, что выдавало себя за тропу. — Чудак! Нам даже идти не придется!

Тропа была не тропа, а полоса из какой-то темной и прочной на вид кожи. Она мягко пружинила под ногами, а главное — двигалась, текла тускло поблескивающим ручьем.

— Не прикасайтесь к ней правой рукой, сэр Джихар, иначе она порвется или остановится!

Жихарь поглядел на десницу, как на чужого человека.

— В самом деле, не натворить бы чего. Ну, поехали?

Сам он уже укатил на приличное расстояние.

— Догоняйте! — крикнул он. Первым догнал его Будимир. Птица вела себя спокойно.

— По сторонам не глядите — затоскуете!

Ехали вначале стоя, потом присели.

— Как хорошо, опять ноги не трудим! — радовался Жихарь.

— Не спешите радоваться, сэр брат. Вдруг это язык огромной ящерицы и она втягивает нас прямиком в свою пасть?

— Таких больших ящериц не бывает, — неуверенно сказал Жихарь и подумал, что вот здесь-то как раз таким большим ящерицам самое место.

Они уезжали все дальше и дальше от ворот, говорили сперва вполголоса, а потом и вовсе беседовать расхотелось.

Жихарь еще раз убедился, что жбан Лю Седьмого с рисовым вином неубывающий, и замычал песню. Сперва просто мычал, потом, к своему удивлению, стал вычленять и слова:

Я один, как погляжу,На дорогу выхожу.Путь ведет в туман.Ночь-то вроде и тиха,Да судьбинушка лиха,Не избыть ее.Никоторого числаДень был вовсе без числа,Да зачем оно?Никоторого числаВ мире много стало зла —Больше ста пудов.Было, правда, и добро,Да недавно померло,Не убереглось.Утром было много визгу.Прибежали дети в избуИ отца зовут:"Тятя, тятя, наши сетиПритащили на рассвете,Угадай, кого?Угадай, отец, кого,Да притом не одного —Больше тридцати.Тридцать три богатыряУтопили упыря.Это дядя наш!Дядя самых честных правилНам наследства не оставил —Лишь одни долги.Нам наследства не оставил,Уважать себя заставилСилой, не добром".Матом кроет свата сват,Коpни строит брату брат,Про иных молчу.Кто начальство, кто народ —Ничего не разберетНикакой мудрец.Под горой собака воет,На горе могилу роют,Падает листва.Путь теряется во мгле,Суть скрывается в числеДевяносто два.

— Что это вы такое поете, сэр Джихар?! — возмутился Принц. — Когда это я строил противу вас козни? И вообще — о чем эта песня? В чем ее смысл?

— Меньше смысла — больше душевности, — объяснил Жихарь. — Это у вас там все наперед расчисляют, а у нас поют, как сердце подскажет. Вот в заклинаниях много ли смыслу, зато как помогают!

— Где уважаемый Жи Хан обучался стихосложению? — вмешался Лю Седьмой.

— Да нигде не обучался — разве этому обучишься?

— Однако ваша песня необоснованно печальна, сэр брат!

— А какой же ей быть, если впереди сплошная смерть?

— Вы так уверены в этом?

— Ну, к новой жизни по такой дорожке не повезут, сами понимаете. Мы и так вон как далеко на этот раз добрались, а в следующий еще дальше попадем!

Жихарь зевнул и заснул, оставив порядок на Будимира.

Снилось ему, что он лежит на самобеглой дорожке, вокруг черная пыль, над головой алое небо. Радости-то от такого сна!

— Я знаю, зачем такая дорога! — осенило богатыря спросонья.

— Зачем? — хором спросили недогадливые Принц и Лю.

— Чтобы никто не мог назад повернуть…

И, опровергая тут же себя, Жихарь вскочил и побежал против хода дорожки.

Небо понемногу становилось лиловым, потом перешло в синеву и наконец откровенно поголубело. Да и солнце сбросило черную маску. Деревья выпрямились, и листья на них оказались ярко-зелеными.

Дорога раздалась в обе стороны и уже никуда не бежала. Это сам Жихарь бежал через леса и долы Многоборья к семибашенному Столенграду. Да что там бежал — мчался на белом жеребце, держа в каждой руке по кистеню, а следом за ним неслась могучая сыновняя дружина. Рядом и покоренная союзная Чих-орда скакала, не упускавшая случая пограбить, а подальше трусили на своих двоих добрые адамычи во главе с князем Микромиром.

И вот уже встали по краям дороги нарядные многоборцы во всем хорошем, и кричат они славу своему герою, и услужливо распахивают ворота, украшенные хмелем и первыми цветами, и выстилают алым княжеским шелком дорогу к терему, и старый варяг Нурдаль Кожаный Мешок тащит встречь ему на веревке князя Жупела и княгиню Апсурду, облаченных в позорное платье смертников…

Эх, не так надо, решил Жихарь, пробежал немного назад и снова развернулся.

Вторым заходом он не собирал никаких войск, а сам нарядился в тряпье и тихонько, незаметно, убогим нищим пробрался в Жупелову столицу, далеко обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.

Вместе с прочими песельниками и гудошниками впустили его в княжий терем, накостыляв ни за что по шее, и угостили его коркой хлеба да пивным суслом.

А когда грянули гусляры величальную своему рогатому владыке, богатырь запел не в склад и не в лад, но всех осилил, всех перекричал, и такая хорошая и крепкая у него получилась песня, что скукожился на своем резном престоле князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда и вышел в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге сорвала с себя нарядное, расшитое речным жемчугом платье и поспешно, как последняя поломойка, стала подтирать им со скобленых ради праздника досок бывшего супруга, чтобы не замарал новый хозяин Столенграда своих красных сапожек на высоких каблуках.

И пали на колени дружинники, некогда повязавшие своего же товарища в неравной схватке, и жалобно возопили:

— Джи-хар! Джи-хар! Джи-хар!

Только Жихарь не проснулся.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Но все же, если бы вам пришлось выбирать добровольную смерть, в каком виде вы бы ее предпочли?

— Хотел бы быть погребенным под телами итальянских актрис.

Интервью с Вуди Алленом

А проснулся он от пинка по ребрам. Богатырь так и не узнал, кому принадлежал пинок. Скорее всего, это был Принц, отчаявшийся словесно разбудить пьяного побратима.

Яр-Тур отбивался Жихаревым мечом от неизвестных напастников.

Богатырь живо вскочил на ноги и первым делом заехал одному из недругов по затылку. Голова, даром что была в железной шапке, разлетелась на куски: то ли Святогорова сила себя показала, то ли разрыв-трава.

Увидев такое дело, враги отпрянули, и только сейчас Жихарь увидел, что находится уже не под алым небом и не на бегущей дорожке, а в зале со стенами из черного полированного мрамора и что кроме них вокруг толкутся какие-то здоровенные стражники, размахивающие кривыми мечами. Стражники облачены были в доспехи из вороненой стали, но боевой сноровки им не хватало — гости, пожалуй, сюда редко захаживали.

Яр-Тур с ревом разрубил одного из своих противников до пояса, обе половинки распались было, но передумали и сразу же срослись.

«Не люди, — облегченно подумал Жихарь. — Значит, и надо с ними не по-людски».

Он подбежал к сросшемуся было стражнику и, прошептав «Всех убью, один останусь», легонько щелкнул его по шлему. Как и в первый раз, голова лопнула, а тело одно воевать не стало, грохнулось на мраморный пол, заливая его бурой жижей.