Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Ну, для начала, я вас ненавижу, — отозвалась Элизабет. Дэн усмехнулся:

— Это пройдет.

Она покачала головой, обдумывая что-то серьезное.

— По-моему, нет. Мне лишние проблемы ни к чему. И потом, для меня мужчины как биологический вид больше не существуют. — Она отступила на шаг в сторону и выразительно пожала плечами. — Извините.

Помрачнев, Дэн тоже сделал шаг назад. Наверное, не привык, чтобы женщины говорили ему «нет», подумала Элизабет. Должно быть, ему это не понравилось, но уж как есть. С минуту он постоял на месте, что-то решая для себя, затем шагнул к двери, и Элизабет поймала себя на легком разочаровании оттого, что он не сделал хотя бы еще одну попытку переубедить ее.

— Вы знаете, где меня найти, — деловито бросил Дэн и вышел.

Смотря, как «Бронко» выруливает на дорогу и исчезает в облаке пыли, Элизабет похвалила себя за проявленную твердость духа, но все же, несмотря на всю ее решимость, в груди ощущалась странная пустота, от которой ныло сердце.

Громкий, неожиданный звонок телефона вывел ее из меланхолического оцепенения. Элизабет бросилась к трубке, надеясь услышать голос Трейса. Весь ее гнев уже выгорел, осталось только желание увидеть сына, поговорить с ним, прикоснуться к нему. Она схватила трубку висящего на стене аппарата, заранее улыбаясь при мысли, что сейчас ее тревоги закончатся.

— Привет, солнышко. Я…

— Сука.

Элизабет осеклась, похолодела. Она стояла с трубкой в руке, остолбенев и не понимая, что делать дальше. Из трубки не доносилось ни звука, и она уже почти убедила себя, что голос ей померещился, но вот он раздался снова, низкий и угрожающий, как рычание большой собаки, глухой и зловещий.

— Гадина.

Элизабет открыла рот — и захлопнула его, как выброшенная напущу рыба. Она не издала ни звука, забыла даже вдохнуть, настолько острым и болезненным' было чувство униженности и беспомощности. Кто-то вторгся в ее дом. Она оглянулась, будто звонивший мог стоять в дверях кухни, но никого не увидела. Дом был пуст и темен. Она одна. Почему-то от этого слова ей стало страшно, она почувствовала себя маленькой и жалкой. Одна.

— Шлюха, — процедил голос в трубке.

Потрясенная, дрожащая, Элизабет изо всех сил опустила трубку на рычаги, затем снова схватила и швырнула на пол.

— Шлюха.

Она в ужасе посмотрела на болтающуюся на шнуре трубку, от паники не понимая, что, наверно, плохо нажала на рычаг, затем обеими руками ухватилась за телефон и пнула трубку ногой, чтобы добить ее наверняка, будто живую. В голове вертелись нелепые догадки: может, это Хелен Джарвис изгоняет дьяволов, или Брок решил ее помучить, или кто-нибудь видел ее с Дэном в кухонное окно или убийца, который до сих пор на свободе…

Убийца еще на свободе. А она — единственный свидетель.

Мы так и не выяснили до конца, видели вы что-нибудь или нет…

За задней дверью раздался громкий шум, и Элизабет очнулась. Она кинулась наверх, в свою комнату, по дороге ушиблась плечом о косяк, но не почувствовала боли. Упав на колени перед тумбочкой у кровати, открыла ящик и под клубком шелковых шарфиков и надушенных носовых платков нащупала холодный металл рукоятки.

Пистолет Брока. Драгоценный коллекционный экземпляр. Вороненая сталь, инкрустированный перламутром приклад. «Пустынный орел» — 357, производства Израиля. Элизабет осторожно вытащила его из ящика обеими руками. Пистолет весил, наверное, целую тонну, но с ним Элизабет было спокойней, чем без него. Она опустилась на коврик, привалившись спиной к кровати, прижала оружие к себе, боком к груди, направив дуло в стену, и долго сидела, следя, как день уступает место ночи. С нею были только страх и тишина.

Полночь давно миновала, когда Трейс завел легкий гоночный велосипед в покосившийся сарай, служивший им гаражом, прислонил его к баррикаде из старых, лысых шин и, сунув руки в карманы, пошел по заросшей сорняками лужайке к дому.

Он терпеть не мог возвращаться в этот дом — особенно когда точно знал, что матушка готова с него семь шкур спустить. Где ты был, Трейс? С кем ты был? Что вы делали? Конечно, хотелось бы надеяться, что она ничего не знает о сегодняшнем разговоре с шерифом, в ходе которого он обеспечил Керни алиби, но это не более вероятно, чем снежный буран в аду. Помимо того, что она работает репортером, она его мать, а матери чуют все такое за версту.

Чтобы оттянуть неизбежное, он присел на ступеньку заднего крыльца, достал из пачки сигарету, а из кармана джинсов — коробок спичек с рекламой бара «Красный петух», прикурил и глубоко затянулся, еле удержавшись, чтобы не закашляться от горького дыма. Курить ему не нравилось, и он не собирался сохранять эту привычку надолго, но сейчас она помогала чувствовать себя взрослым, крутым — в общем, мужчиной. Разумеется, для здоровья это нехорошо, но, поскольку в последнее время в его жизни в принципе ничего хорошего не происходит, то и на здоровье можно наплевать.

Он затянулся еще раз, досадливо морщась, и долго сидел, слушая, как ветер стучит амбарной дверью. Опять собиралась гроза. В черном небе то и дело вспыхивали белые ломаные молнии, где-то вдалеке рокотал гром, и примерно то же самое сейчас творилось у Трейса в душе: смятение, злость, неловкость, как будто вот-вот случится неизвестно что, и непонятно, как поведут себя его чувства. Не докурив, он загасил сигарету о ступеньку, запустил окурок далеко во двор, как будто это баскетбольный мяч, а он сам — первый защитник «Дюк Блю дэвилз», выполняющий победный бросок в финальной игре-чемпионата на кубок НБА.

Фигня все это, детские игрушки. До НБА ему как до неба, и сознание этого тяжкой глыбой давило Трейсу на плечи. Не поедет он в Дюк, не ждут его в «Блю дэвилз» и вообще нигде не ждут. Он торчит здесь, в проклятой Миннесоте, и друзей, кроме Керни Фокса, у него нет. Интересно, бывает хуже, чем сейчас, или это край?

— А вот и наш одинокий странник.

Трейс сжался: мамин голос ничего доброго не предвещал. Да, сейчас будет еще хуже, чем минуту назад. Понятное дело, все закончится очередной ссорой. Она попытается разговорить его, он ее пошлет. Ничего другого никогда не бывает, как будто время вокруг них остановилось.

Он оглянулся на нее через плечо и обалдел: мама стояла за его спиной, обеими руками прижимая к себе оружие. Оно блестело в свете качающегося от ветра фонаря, как маленькая молния. Трейс вскочил на ноги.

— Господи, мама, ты что делаешь?

Элизабет рассеянно посмотрела на «Пустынного орла», будто уже настолько привыкла к его тяжести, что забыла, что у нее в руках. Рассказать Трейсу о звонке? Но теперь он рядом, и ей уже не так страшно. Подумаешь, звонок. Голос в трубке. Вспомнив этот голос, она почувствовала, как тело покрывается гусиной кожей озноба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});