Осел и морковка (СИ) - Анна Стриковская

Для них я была чем‑то вроде стихийного бедствия. Стоило поднять руку, чтобы задать вопрос, и любой преподаватель тут же отворачивался и придумывал, почему он не станет мне отвечать. То урок уже закончен, то ему срочно надо к ректору, то этот раздел вообще не изучается в рамках академического курса. Обидно было: я же ничего плохого, просто хочу знать.

На последних курсах плюнула на преподов и сама искала ответы в книгах. Мне даже допуск в закрытый отдел библиотеки оформили, чтобы отстала. Антонио надо мной посмеивался, мол, досталась ему жена — заучка, но добытыми сведениями охотно пользовался.

Были, конечно, и такие предметы, которыми я открыто манкировала. Никогда не любила ни истории, которую нам преподавала достопамятная Блегари, ни географии, ни кортальской классической литературы. Почему‑то казалось, что они мне не понадобятся. Ошибочка вышла: сейчас эти знания мне бы ой как пригодились. Особенно по географии. Но чего нет, того нет. Приходится наверстывать на ходу. Хорошо хоть карту читать умею.

Я почти сразу поняла, как невероятно мне повезло с учителем. Вэнь был настолько широко образован, что я только диву давалась. Он мог бы преподавать все предметы, которые нам читали добрые две дюжины профессоров, и каждого из них превзойти. Но больше всего меня восхищало то, что у него имелась стройная картина мира, в которую он встраивал все известные факты. Этим никто в Академии похвастаться не мог: каждый знал только свою область и давал нам обрывочные сведения. И вот сейчас хотейский архимаг разворачивал передо мной часть своей замечательной картины, а я обмирала от восторга.

На глазах не связанные между собой факты вдруг обретали смысл и вплетались в общий узор, ложась на предназначенные им места. Факты, которые раньше противоречили друг другу, вдруг стали друг друга дополнять.

Когда мы остановились пообедать, я не сразу смогла прийти в себя и переключиться на приготовление пищи. Вэнь объяснил, что учитель заботится о развитии ума и духа ученика, а ученик должен заботиться о питании бренного тела учителя. В смысле разводить костер, готовить, убирать, стирать, чистить и кормить осла и т. д. Да я не против! Тем более что закупать продукты Вэнь будет на свои. Он так решил.

После обеда мы потратили время на то, чтобы я изучила устройство Вэневой повозки. Этот ящик на колесах действительно был одним сплошным чудом. Он только казался легкой деревянной коробочкой с пазами для прутьев тента и устройством, через которое продевалась колесная ось.

Его можно было снять и разложить, и тогда он превращался во все, что угодно. Постаравшись, можно было построить из него вполне пригодный для жилья домик, только очень крошечный, на одного. А еще в этом ящике содержалось такое хозяйство, какое мне и не снилось. Он был весь набит ящиками и ящичками, коробками и коробочками, ларцами и ларчиками. Заклинание расширения пространства здесь использовалось многократно и такими экзотическими способами, что я только рот раскрыла, когда Вэнь мне это показал и объяснил. Если бы выложить все, что содержалось в ящике — повозке, можно было бы хороший дом обставить. А как все это достать при необходимости? Я же запутаюсь.

Хотеец рассмеялся и сообщил, что сделает мне привязку. Тогда я смогу вызывать из повозки все, что мне понадобится, одной силой мысли. Достал свой пенал, смешал краски, дунул, поворожил и нарисовал у меня на запястье иероглиф. Тот вспыхнул золотом и исчез. Вэнь довольно хмыкнул:

— Ну‑ка, позови котелок. Представь себе, что он у тебя в руке.

Представила, и котелок действительно появился. Не совсем такой, как я рисовала в воображении, но вполне себе настоящий. Медный, с посеребренным нутром, чеканным ободком и длинной, изящно изогнутой ручкой. Можно супчик варить.

— Вот так всегда и будешь вызывать то, что тебе понадобится. Только учти: для этого ты должна касаться повозки, все равно чем. Сидеть на ней — тоже годится. И забудь, что надо точно представить нужную вещь. Это необходимо только при наложении иллюзии или создании нового. А тут достаточно того, что ты знаешь, что ею станешь делать. Так что иди готовь, остальные припасы в корзинке.

Ее мы не убирали, чтобы иметь возможность подкрепляться в пути.

Я расстаралась: аккуратно нарезала овощи, обжарила на сковородке морковь и лук, положила в вар сушеное мясо, заправила супчик крупой и сдобрила душистыми травами, набранными тут же, вдоль ручья, у которого мы остановились.

Вэнь попробовал и остался доволен. Сказал:

— А ты должна быть знатным зельеваром, Динь. Почему ты не выбрала это направление обучения?

Я пожала плечами. Не рассказывать же Вэню, что наш профессор зельеварения сам мог бы у меня поучиться. Я‑то с раннего детства помогала бабушке, знала наизусть кучу популярных рецептов и могла сварить по прописи все, что угодно. В том числе и супчик.

— Ну, если ты думаешь, что тебе нечему было учиться, я дам тебе книгу рецептов моей жены. Посмотрим, как потянешь классические зелья моей родины. Только сначала мне надо обучить тебя нашему языку и письменности. Займемся этим после обеда.

И вот осел снова бежит за морковкой, а я сижу и разглядываю листы, на которых нарисованы всевозможные иероглифы и под каждым подписано на нашем языке, что данная закорючка значит и как читается. Толку ноль, по — моему. Никогда я этого не запомню.

Вэнь сидит рядом и суетится. То руку мне на лоб положит, то по спине постучит, то привяжет к волосам какую‑то ленточку, то наденет мне на все пальцы кольца, то снимет. Так мы развлекались до самого вечера. Когда мои глаза уже перестали различать написанное, за поворотом показалась деревня. Мой учитель предпочитал ночевать в комфортных условиях, поэтому мы добрались до трактира, заехали во двор и попросились на ночлег. В общий зал выходить не стали: хозяйка провела нас черным ходом на второй этаж, где располагались комнаты для постояльцев. Она же и принесла нам ужин — тушеное мясо с овощами в горшочках. Вэнь достал откуда‑то оправленный в серебро флакон из синего стекла, налил в кружку, принесенную хозяйкой., чистой воды из кувшина, накапал зелья из флакона и заставил меня выпить.

Затем послал спать.

Самое время: у меня уже глаза слипались. Стоило дотянуться до подушки, как сознание выключилось. Зато утром я проснулась веселая и бодрая, готовая петь, как щегол. После завтрака мы двинулись дальше.

На этот раз учитель достал стопку бумаги, чернильный стилос и предложил игру: он рисует иероглиф, а я говорю, как он читается и что означает.

Я была уверена, что не отвечу ни на один вопрос, но, к моему удивлению, ответила почти на все. Затем он стал рисовать группы иероглифов, а меня заставил читать и переводить.