Рыба, кровь, кости - Лесли Форбс

— Любопытный танец, который исполняют эти микроскопические кусочки планктона, — всего лишь реакция на изменение яркости неровного пламени свечей, — объяснил Кинг, — так как они привыкли питаться на поверхности океана ночью, а на рассвете погружаться на многие сотни футов. Они проводят день на глубине, а потом, с приближением вечера, снова начинают выбираться наверх. И так день за днем.

«Я пристально вглядывалась сквозь зеленый объектив в мир, противоположный нашему. Ибо, в отличие от нас, эти зеленые существа избегали света».

Кинг кивнул одному из своих помощников, и тот немедленно накинул покрывало на одну из сфер, словно на клетку с ярким зеленым попугаем.

— Сними микроскоп, Мэгги, и смотри, что будет дальше! — объявил ее отец. Его голос дрожал от еле сдерживаемого возбуждения: Флитвуд предвкушал фокус, который они собирались проделать.

Магда вообразила, будто оба мужчины одеты в черные плащи, возможно, даже с подкладкой из красного шелка. Как и все фокусники, Кинг не торопился, зная, как подогреть интерес публики.

— Сначала я должен отдать должное присутствующему здесь молодому ботанику Флитвуда, чей небывалый интерес к зеленому цвету привел его к открытию свойств этих маленьких морских созданий. — Арун молчал, и Кинг продолжил спектакль: — Но более всего я должен превознести заслуги Филипа Флитвуда, человека, предложившего следующий шаг. — Он прошептал своему помощнику: — Свет!

И шепота было вполне достаточно, потому что все присутствующие притихли, как на службе в церкви. Задутые свечи погасли, оставив в воздухе резкий запах пчелиного воска и дыма. И тут один край стола озарил узкий бледный луч света. Поначалу он был не ярче, чем месяц, пробивающийся сквозь облака; круг света стал медленно двигаться вдоль ворса бархата, словно луна над темной рекой, постепенно становясь из серебристого желтым. Когда луч дошел до шара, он уже палил с силой полуденного солнца.

Магда, чей взгляд был прикован к лучу, не успела заметить, как движение в воде внутри шара начало все более и более усиливаться по мере приближения света; наконец можно было подумать, что она в буквальном смысле закипела.

— Теперь смотрите внимательно! — раздался пронзительный шепот Кинга.

Все случилось очень быстро — слишком быстро, чтобы Магда смогла разобрать, что происходило. Мужчины столпились вокруг нее, сгорая от нетерпения заглянуть в микроскоп. Один за другим они прижимали лица к этому увеличенному миру, дабы убедиться в справедливости своих подозрений.

«Моему отцу и Кингу удалось взломать зеленый цвет на отдельные частицы, вдохнуть в цвет жизнь, а потом убить ее. Крошечные создания разрывались на части перед нашими глазами».

Джордж Кинг объяснил этот фокус своей восхищенной публике:

— Думается, во всем виноват хлорофилл, зеленый пигмент растений. Оттого, что эти крошечные планктонные существа прозрачны, свет, попадая на зеленый цвет внутри них, запускает ужасную разрушительную реакцию. Свет, поглощенный растениями, не может быть растворен.

Тут вставил слово приглашенный ботаник из Уэльса:

— Поэтому овцы и непрозрачны. Иначе моя собственная страна превратилась бы бог знает во что!

Магда бросила взгляд на Аруна и увидела на его лице отражение собственной тревоги. Ее отец и Кинг, как и все прочие, были слишком взволнованы, чтобы заметить. Она стала проталкиваться в сторону Аруна, слыша, как гости вокруг живо обсуждают увиденное: «Живая фотографическая запись… светоразрушительные свойства…»

Когда они с Аруном очутились лицом к лицу и руки их разделяли лишь считаные дюймы, Магда прошептала:

— Вы не этого хотели, верно?

Он сокрушенно покачал головой.

— Я уверен, они движутся в очень опасном направлении. Но они меня больше не слушают.

Он резко повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Магда поймала взгляд своего отца и принялась обмахивать лицо веером, показывая, что хочет выйти на воздух. Отец был слишком занят сыпавшимися на него со всех сторон поздравлениями и потому лишь неопределенно кивнул ей в ответ.

Снаружи она обратилась к старому малы, сидевшему на корточках рядом с кучей листьев, которую он сгреб граблями.

— Куда пошел саиб?

Садовник медленно выпрямился, опираясь на свои грабли, и махнул рукой в сторону большого баньянового дерева.

— Саиб пошел туда, мем-саиб. — Он снова опустился на землю, не обращая внимания на свежий ветерок, разбрасывавший листья вокруг него.

Магда чуяла в воздухе запах приближающегося дождя и ощущала его прохладное дыхание на своих разгоряченных щеках. Миновав дом Роксбера, она увидела впереди фигуру Аруна. Она позвала его по имени как раз в тот момент, когда первые капли дождя упали на ее лицо. Каждая тяжелая кап-, ля приземлялась с глухим звуком, вздымая воронку пыли. Она решила, что Арун не услышал ее, и снова окликнула его по имени, а мерные удары капель о землю между тем становились все более частыми и отрывистыми. Она уже была в нескольких ярдах от индийца, когда он наконец обернулся и заметил ее. Его лицо выражало скорее смирение, чем радость встречи; он сказал:

— Быстрее, миссис Айронстоун! Пока вы не вымокли до нитки! Можно спрятаться под баньяном.

И они вместе побежали под теплым дождем, огибая опушку леса, где каждая ветка высоких деревьев была увешана зловещими, похожими на птеродактилей силуэтами летучих собак.

* * * Л. Ficus benghalensis. Баньяновое дерево (неизвестный индийский художник, ок. 1886)

Несмотря на то что этот поразительный образчик из «Наследия Айронстоун» проникнут подлинной динамичностью, отсутствующей в столь многих индийских ботанических рисунках, общее впечатление, им производимое, имеет таинственное, темное свойство — вызывающее боязнь и обожание; все вместе весьма отличается от трезвого британского взгляда на вещи. Магда подписала на обратной стороне рисунка: «Баньян. Корни или ветви? Главная река или приток? Генеалогическое древо».

Вэл учил меня, что имена, которые мы даем вещам, могут задать неверное направление для истолкования. Главный путь, артерия, предполагает управление стихиями, притоки — нет. Подобные метафоры опасны, хотя и соблазнительны, говорил Вэл, потому что игра слов все чересчур упрощает. Например, я знаю, что «хвост», или «отросток», или «основание», состоящее из атомов углерода внутри молекулы хлорофилла, можно отсоединить вместе с атомом магния в ее сердце, если разрушить естественные свойства молекулы под действием высокой температуры или кислоты. Но даже тогда кольцо внутри молекулы останется прежним. Даже в нефтепродуктах, например бензине, кольцо из атомов сохраняется. Или возьмем, к примеру, те неуловимые клетки, которым ученые дали почти мифическое название стволовых. Глубоко скрытые в нашем костном мозге, защищенные корой из костей, они представляют собой прародителей всех прочих кровяных клеток. Образуя внутреннее, самое первое кольцо у нашего семейного древа, они могут преображаться и разветвляться, образуя сколь угодно большое количество новых стволов и клеток. Они, кажется, называются «недифференцированными», потому что не имеют отличительных качеств или свойств, и «незрелыми», так как эти безликие клетки способны развиваться в любые клетки нашего организма.

— Проблема поиска совпадений в том, насколько легко ты их находишь, — говорил Вэл; он хотел обескуражить меня — и потерпел неудачу.

*

Магда нырнула под сень воздушных стволов и ветвей баньяна и оказалась наедине с Аруном в зеленой комнате; дождь продолжал барабанить снаружи, и от этого их уединение казалось еще более полным. Она прислонилась к ветке, пустившей корни в землю.

— Это ведь индуистское дерево сказителей? — спросила она, пытаясь ослабить возникшее между ними напряжение.

— Да, — ответил Арун. Его натянутая улыбка говорила, как неловко он чувствовал себя от их внезапной близости. — Все наши предания начинаются под баньяновым деревом у реки.

Испытывая волнение, она прошлась по их потаенной полянке, гладя рукой корни и ветви.

— Дерево сказителей, — пробормотала она. — Но как узнать, где именно начинается история, если все корни и ветви переплелись друг с другом?

В Индии об этом не беспокоятся, объяснил он, здесь все истории двигаются по кругу. Почти тут же добавил, словно его следующие слова естественным образом дополняли сферическую природу их беседы:

— Я уезжаю, миссис Айронстоун.

Она резко опустилась на одну из нижних веток дерева.

— Куда?

— Пойду по следам моего отца, в Тибет. Думаю, так будет лучше.

— Да, конечно, я понимаю.

Она расплакалась — он еще никогда не видел, чтобы женщина плакала вот так, бесшумно. Ее глаза просто наполнялись слезами, которые собирались у оправы очков и скатывались вниз, прочерчивая блестящие дорожки на щеках, посыпанных матовой пудрой. Магда была тонкой женщиной, ростом выше среднего, но, сидя там, она казалась очень маленькой и тяжелой. Несправедливо, что она навязывает ему такие чувства. Ему хотелось поднять ее на ноги, чтобы они снова оказались в более или менее равном положении.