Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861) - Мишель Ламарш Маррезе

Точка зрения историков, считающих, что женщины были беспомощны в судебных делах, находится в резком противоречии с опытом российских помещиц, многие из которых были вполне способны вести тяжбы в судах. С первых десятилетий XVIII в. дворянки выказывали не меньшую готовность судиться, чем мужчины, и регулярно обращались к властям, требуя через суд увеличения доли семейного имущества, уплаты долгов, защиты от посягательств соседних помещиков на их землю. На этом фоне мужская уверенность в женской беспомощности говорит не столько о реальном опыте контактов русских дам с правовой системой, сколько об изменении тендерных представлений в России. Несомненно, женщинам случалось терпеть неудачи при столкновении с продажностью и некомпетентностью, которыми славились русские судебные учреждения. Тем не менее в целом дворянки широко использовали суды в своих целях и имели такие же шансы добиться желаемого вердикта, как и мужчины.

Женщины и сети патронажа

Хотя материалы сенатских слушаний говорят о подлинном стремлении к правосудию, опирающемуся на последовательное применение законов, все же существенную роль в исходе многих процессов в дореформенную эпоху играла система покровительства. Судебные документы содержат множество примеров успешного ведения тяжб дворянками: в спорах о наследстве женщины не подвергались никаким особым притеснениям из-за своего пола, и им помогало стремление Сената поддерживать их имущественные права. Однако письма и жалобы истцов обнаруживают, что исход гражданских исков нередко зависел от влияния какой-нибудь могущественной фигуры в правительстве. Заручиться таким покровительством было важно как для того, чтобы делу дали ход, так и для получения желаемого решения. Женщины не состояли на государственной службе и почти не располагали возможностями влиять на Сенат или на другие судебные инстанции от имени других лиц. Зато им это удавалось, когда они искали протекции для себя сами, участвуя в тяжбах от своего имени.

Если в судебных документах по делам дворянок почти не заметно следов влияния протекции, то нарративные источники показывают, что дамы часто опирались на помощь высокопоставленных покровителей, чтобы подать иск или расположить суд в свою пользу. По некоторым женским прошениям заметно, что истицы сознавали, насколько личные связи могут улучшить исход их дел или настроить власти против них. Агафья Шечкова, обращаясь за разрешением выкупить имение, проданное ее сестрой в 1740 г., просила, чтобы дело передали в соседний суд, потому что состояла в конфликте с рыльским воеводой, а значит, не могла рассчитывать на справедливое разбирательство у себя в уезде[192]. Александра Воейкова в своих жалобах в Сенат на мужа постоянно повторяла, что его могущественные друзья следят за ходом ее дела и обязательно добьются решения в его пользу{613}. Правда, такие связи могли действовать и в пользу женщин: князь Щербатов в своем огульном осуждении русского суда XVIII в. обвинил нескольких дворянок в использовании личных знакомств ради выигрыша в имущественных спорах и намекал на то, что Екатерина II произвольно решала дела в пользу своих фаворитов{614}. По воспоминаниям М. Адам, губернские власти в нарушение закона позволили ее тетке жить отдельно от жестокого мужа и игнорировали прошения последнего{615}.

Дворяне обоих полов просили родственников и знакомых, имевших руку в Сенате, вступиться за них и не допустить, чтобы соперники воспрепятствовали ходу правосудия. Так, Прасковья Желтухина в 1798 г. просила одного из сенаторов выступить ее «защитником и посредником» в споре о наследстве. Причем она уверяла, что независимо от исхода дела верит, что он поступит согласно «гласу истины и правосудия»{616}. В 1831 г. княгиня Александра Волконская просила сенатора Сумарокова позаботиться об интересах ее дочери, которая управляла имением княгини Крюковой, а та ее несправедливо обвинила в присвоении доходов с ее деревень{617}. И хотя дворяне-истцы обычно искали поддержки у покровителей-мужчин, так бывало не всегда: Елизавета Янькова в своих мемуарах тепло отзывается о Екатерине Герард, многократно ездившей в Петербург и пускавшей в ход свои связи и влияние ради друзей{618}. Если роль протекции в женских судебных делах не поддается количественной оценке, то подобные случаи показывают, что дворянские женщины, как и мужчины, широко пользовались узами покровительства, чтобы облегчить ход правосудия.

Нравственность и границы права собственности

На протяжении императорского периода русской истории дворянки участвовали во всевозможных видах имущественных споров с родственниками, с соседями — помещиками, купцами и государственными крестьянами. Роль тендерных факторов в исходе судебных конфликтов зависела в значительной мере от соотношения тяжущихся сторон. Так, если пол участников тяжбы мало значил в исках против соседей или в наследственных делах, то в спорах между супругами на передний план выходили именно тендерные факторы. Имущественное право принимало в расчет уязвимость женщин лишь тогда, когда они заключали сделки со своими мужьями, но и эта ограниченная защита была ликвидирована в начале XIX в. Кроме того, если в гражданских судебных делах важную роль играло также покровительство, то успех при использовании личного влияния зависел от положения и богатства покровителя, а не от пола.

Ненадежность и шаткость дворянского статуса, как и дворянских прав собственности в императорской России, считаются у историков ходячей истиной. Русские дворяне не только должны были подтверждать свое звание подобающим поведением, но и рисковали лишиться его вместе со всеми привилегиями, если поступали «не по-дворянски»{619}. Главной из этих привилегий было исключительное право владеть землей с крестьянами. Екатерининская «Жалованная грамота дворянству» гарантировала помещикам защиту от конфискации имущества по чьему-либо произволу; но одновременно в этом документе содержалось «широкое законодательное обоснование для лишения прав дворянства»{620}. Впрочем, конфискация имущества производилась редко, так как предусматривалась главным образом в наказание дворянам, виновным в государственной измене, пусть и нечетко определенной в законе[193]. Гораздо более привычной мерой, чем конфискация, был арест дворянских имений. В этом случае владельцы редко лишались прав собственности или получения доходов с нее, однако на управление и на различные виды использования этой собственности налагались ограничения.

В первые десятилетия XIX в. понятие «дворянское поведение» приобрело новый смысл в контексте управления поместьями. До конца XVIII в. власть помещиков над крепостными крестьянами была практически абсолютной. Но при преемниках Екатерины II имперская власть стала внимательнее регулировать отношения между хозяином и крепостным и предписывала местным властям выявлять жестоких помещиков. Дворянские собрания в губерниях начали следить за тем, как дворяне распоряжаются своими крестьянами и землями; и если обнаруживалось, что помещик разоряет крепостных или проматывает имение, его призывали к отчету в том, как он распоряжается собственностью. Имения дворян, признанных виновными, немедленно брали в опеку. Арест имений, таким образом, служит примером ограничения дворянских имущественных прав, кульминацией чего впоследствии стала отмена крепостного права. При этом документы, связанные с арестом и опекой, позволяют подробно проследить, как дворяне и дворянки взаимодействовали с судебными властями.

Из материалов дел об аресте имений можно узнать и о том, как менялось соотношение между полом, поведением и владением собственностью. Традиционно женщинам, обвиненным в нарушении супружеской верности или в безнравственном поведении, чаще грозило лишение власти над поместьями, чем мужчинам[194]. Но в царствование Николая I, возрождавшего уважение к консервативным ценностям, такая же угроза встала и перед русскими дворянами мужского пола, если те грешили против нравственности, жестоко обращались с крестьянами или плохо управляли имениями. И хотя помещиц обвиняли в тех же проступках, новая тенденция в целом обернулась на пользу женщинам, которые теперь могли не только защитить от расточительства мужей собственное состояние, но и не позволить им промотать наследство, предназначенное для детей. Если в XVIII в. женщин, пытавшихся обуздать мотовство и причуды своих мужей, сурово порицали, то в последние десятилетия крепостного права доведенные до отчаяния жены получали от судов более приемлемые решения.

Организационная система, необходимая для контроля над поведением провинциального дворянства, сформировалась в 1775 и 1785 гг., в ходе екатерининской реформы местного управления. С учреждением уездных и губернских дворянских собраний во главе с предводителями дворянства провинциальная элита впервые получила опыт корпоративной организации и частичного самоуправления. Среди институтов, созданных Екатериной II, была и Дворянская опека. Корни этого института восходили к 1755 г., когда императрица Елизавета учредила при Губернской межевой канцелярии временную опеку для вдов, сирот и других «безгласных лиц» на время межевания{621}. Депутаты Уложенной комиссии в 1767 г. потребовали создания такого органа на постоянной основе. Дворянская опека была официально создана в 1775 г. и передана под начало новоучрежденных верхних земских и уездных судов. Должностным лицам опеки было доверено налаживать попечительство над поместьями дворянских вдов и сирот, а также следить за тем, чтобы последние получали должное образование{622}.