Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

- Как же, как же! Я уверен, что он в Москве.

Скоро я, однако, узнал, что Кораблев действительно был в Москве и что с ним там случилось страшное несчастье. Узнал я об этом, по возвращении Кораблева, - от него самого.

III

- Как же это случилось?

- Бог его знает! Ума не приложу. Очевидно, вместо бумажника жулики вытащили. Я делал публикации, обещал большие деньги - все тщетно! Погиб я теперь окончательно.

- А по памяти восстановить не можешь?

- Да... попробуй-ка! Ведь там было, в этой книжке, все до мельчайших деталей - целая литература! Да еще за две недели отсутствия я все забыл, все перепуталось в голове, и я не знаю - нужно ли мне сейчас поднести Марусе букет желтых роз или она их терпеть не может? И кому я обещал привезти из Москвы духи "Лотос" - Насте или Елене? Кому-то из них я обещал духи, а кому-то полдюжины перчаток номер шесть с четвертью... А может - пять три четверти? Кому? Кто швырнет мне в физиономию духи? И кто - перчатки? Кто подарил мне галстук, с обязательством надевать его при свиданиях? Соня? Или Соня, именно, и требовала, чтобы я не надевал никогда этой темно-зеленой дряни, подаренной - "я знаю кем!" Кто из них не бывал у меня на квартире никогда? И кто бывал? И чьи фотографии я должен прятать? И когда?

Он сидел с непередаваемым отчаянием во взоре. Сердце мое сжалось.

- Бедняга ты! - сочувственно прошептал я. - Дай-ка, может быть, я кое-что вспомню... Кольцо подарено Настей. Значит, "остерег. Елены"... Затем карточки... Если приходит Китти, то Марусю можно прятать, так как она ее знает, Настю - не прятать? Или, нет - Настю прятать? Кто из них сходил за твою сестру? Кто из них кого знает?

- Не з-наю,- простонал он, сжимая виски. - Ничего не помню! Э, черт! Будь, что будет.

Он вскочил и схватился за шляпу.

- Еду к ней!

- Сними кольцо, - посоветовал я.

- Не стоит. Маруся к кольцу равнодушна.

- Тогда надень темно-зеленый галстук.

- Если бы я знал! Если бы знать - кто его подарил и кто его ненавидит... Э, все равно!.. Прощай, друг.

IV

Всю ночь я беспокоился, боясь за моего несчастного друга. На другой день утром я был у него. Желтый, измученный, сидел он у стола и писал какое-то письмо.

- Ну? Что, как дела?

Он устало помотал в воздухе рукой.

- Все кончено. Все погибло. Я опять почти одинок!..

- Что же случилось?

- Дрянь случилась, бессмыслица. Я хотел действовать на авось... Захватил перчатки и поехал к Соне. "Вот дорогая моя Ляля, - сказал я ласково, - то, что ты хотела иметь! Кстати, я взял билеты в оперу. Мы пойдем, хочешь? Я знаю, это доставит тебе удовольствие"... Она взяла коробку, бросила ее в угол и, упавши ничком на диван, зарыдала. "Поезжайте, - сказала она, - к вашей Ляле и отдайте ей эту дрянь. Кстати, с ней же можете прослушать ту отвратительную оперную какофонию, которую я так ненавижу". "Маруся, - сказал я, - это недоразумение!"... "Конечно", закричала она, - недоразумение, потому что я с детства - не Маруся, а Соня! Уходите отсюда!" От нее я поехал к Елене Николаевне... Забыл снять кольцо, которое обещал ей уничтожить, привез засахаренные каштаны, от которых ее тошнит и которые, по ее словам, так любит ее подруга Китти... Спросил у нее: "Почему у моей Китти такие печальные глазки?..", лепетал, растерявшись, что-то о том, что Китти - это производное от слова "спать" и, изгнанный, помчался к Китти спасать обломки своего благополучия. У Китти были гости... Я отвел ее за портьеру и, по своему обыкновению, поцеловал в ухо, отчего произошел крик, шум и тяжелый скандал. Только после я вспомнил, что для нее это хуже острого ножа... Ухо-то. Ежели его поцеловать...

- А остальные? - тихо спросил я.

- Остались двое: Маруся и Дуся. Но это - ничто. Или почти ничто. Я понимаю, что можно быть счастливым с целой гармоничной женщиной, но если эту женщину разрезают на куски, дают тебе только ноги, волосы, пару голосовых связок и красивые уши - будешь ли ты любить эти разрозненные мертвые куски?.. Где же женщина? Где гармония?

- Как так? - вскричал я.

- Да так... Из моего идеала остались теперь две крохотных ножки, волосы (Дуся) да хороший голос с парой прекрасных, сводивших меня с ума ушей (Маруся). Вот и все.

- Что же ты теперь думаешь делать?

- Что?

В глазах его засветился огонек надежды.

- Что? Скажи, милый, с кем ты был позавчера в театре?? Такая высокая, с чудесными глазами и прекрасной, гибкой фигурой.

Я призадумался.

- Кто?.. Ах, да! Это я был со своей кузиной. Жена инспектора страхового общества.

- Милый! Познакомь!

Четверо

I

В купе второго класса курьерского поезда ехало трое: чиновник казенной палаты Четвероруков, его молодая жена - Симочка и представитель фирмы Эванс и Крумбель - Василий Абрамович Сандомирский...

А на одной из остановок к ним в купе подсел незнакомец в косматом пальто и дорожной шапочке. Он внимательно оглядел супругов Четвероруковых, представителя фирмы Эванс и Крумбель и, вынув газету, погрузился в чтение.

Особенная - дорожная - скука повисла над всеми. Четвероруков вертел в руках портсигар, Симочка постукивала каблучками и переводила рассеянный взгляд с незначительной физиономии Сандомирского на подсевшего к ним незнакомца, а Сандомирский в десятый раз перелистывал скверный юмористический журнал, в котором он прочел все, вплоть до фамилии типографщика и приема подписки.

- Нам еще ехать пять часов, - сказала Симочка, сладко зевая. - Пять часов отчаянной скуки!

- Езда на железных дорогах однообразна, чем и утомляет пассажиров, наставительно отвечал муж.

А Сандомирский сказал:

- И железные дороги невыносимо дорого стоят. Вы подумайте: какой-нибудь билет - стоит двенадцать рублей.

И, пересмотрев еще раз свой юмористический журнал, добавил:

- Уже я не говорю о плацкарте!

- Главное, что скучно! - стукнула ботинком Симочка.

Сидевший у дверей незнакомец сложил газету, обвел снова всю компанию странным взглядом и засмеялся.

И смех его был странный, клокочущий, придушенный, и последующие слова его несказанно всех удивили.

- Вам скучно? Я знаю, отчего происходит скука... От того, что все вы не те, которыми притворяетесь, а это ужасно скучно.

- То есть, как мы не те? - обиженно возразил Сандомирский. - Мы вовсе те. Я, как человек интеллигентный...

Незнакомец улыбнулся и сказал:

- Мы все не те, которыми притворяемся. Вот вы - кто вы такой?

- Я? - поднял брови Сандомирский. - Я представитель фирмы Эванс и Крумбель, сукна, трико и бумазеи.

- Ах-ха-ха-ха! - закатился смехом незнакомец. - Так я и знал, что вы придумаете самое нелепое! Ну, зачем же вы лжете себе и другим? Ведь вы кардинал при папском дворе в Ватикане и нарочно прячетесь под личиной какого-то Крумбеля!

- Ватикан? - пролепетал испуганный и удивленный Сандомирский. - Я Ватикан?

- Не Ватикан, а кардинал! Не притворяйтесь дураком. Я знаю, что вы одна из умнейших и хитрейших личностей современности! Я слышал кое-что о вас!

- Извините, - сказал Сандомирский. - Но эти шутки мне не надо!

II

- Джузеппе! - серьезно проворчал незнакомец, кладя обе руки на плечи представителя фирмы Эванс и Крумбель. - Ты меня не обманешь! Вместо глупых разговоров я бы хотел послушать от тебя что-нибудь о Ватикане, о тамошних порядках и о твоих успехах среди набожных знатных итальянок...

- Пустите меня, - в ужасе закричал Сандомирский. - Что это такое?!

- Тссс! - зашипел незнакомец, закрывая ладонью рот коммивояжера. - Не надо кричать. Здесь дама.

Он сел на свое место у дверей, потом засунул руку в карман и, вынув револьвер, навел его на Сандомирского.

- Джузеппе! Я человек предобрый, но если около меня сидит притворщик, я этого не переношу!

Симочка ахнула и откинулась в самый угол. Четвероруков поерзал на диване, попытался встать, но решительный жест незнакомца пригвоздил его к месту.

- Господа! - сказал странный пассажир. - Я вам ничего дурного не делаю. Будьте спокойны. Я только требую от этого человека, чтобы он признался - кто он такой?

- Я Сандомирский! - прошептал белыми губами коммивояжер.

- Лжешь, Джузеппе! Ты кардинал.

Дуло револьвера смотрело на Сандомирского одиноким черным глазом.

Четвероруков испуганно покосился на незнакомца и шепнул Сандомирскому:

- Вы видите, с кем вы имеете дело... Скажите ему, что вы кардинал. Что вам стоит?

- Я же не кардинал!! - в отчаянии прошептал Сандомирский.

- Он стесняется сказать вам, что он кардинал, - заискивающе обратился к незнакомому господину Четвероруков. - Но, вероятно, он кардинал.

- Не правда ли?! - подхватил незнакомец. - Вы не находите, что в его лице есть что-то кардинальное?

- Есть! - с готовностью отвечал Четвероруков. - Но... стоит ли вам так волноваться из-за этого?..

- Пусть он скажет! - капризно потребовал пассажир, играя револьвером.

- Ну, хорошо! - закричал Сандомирский. - Хорошо! Ну, я кардинал.

III

- Видите - сделал незнакомец торжествующий жест. - Я вам говорил... Все люди не те, кем они кажутся! Благословите меня, ваше преподобие!