Возвращение блудного Конструктора - Василий Головачев

– В принципе философы правы, – сказал Баренц. – Или, во всяком случае, более моральны, чем мы с вами.

– Ну, положим, это спорно, – поморщился Кий-Коронат. – Нравственность и мораль – это, по сути, формы кооперативного поведения людей, облегчающие им совместное существование, а что на деле предлагают философы? Загробный мир? Благодарю покорно! Компромиссов в этом вопросе быть не может. Да и как может быть безнравственным желание жить?

– А если все-таки эвакуация? – Рооб откинулся на сиденье и совсем закрыл глаза. – Ингвар предложил ее в качестве последнего шанса.

Баренц покачал головой:

– Как вы будете отбирать кандидатуры? По какому принципу? Сколько всего мы успеем эвакуировать? И как объяснить остальным, почему они остаются? И еще учтите момент: как только мы дрогнем, начнем искать пути частичного решения проблемы, начнется паника! А чем она может закончиться, не вам рассказывать. Итак, я вас понял, джентльмены. Вся надежда на Т-конус и на светлые головы физиков, работающих днями и ночами. Если Т-конус почему-либо не остановит БВ или не выбросит его за пределы Галактики или хотя бы за пределы Рукава, останется уповать только на них, как предупредить Конструктора… или уничтожить его ко всем чертям!

– Но у нас есть еще одна проблема – К-диверсанты!

– Не будьте наивными, К-диверсанты не представляют реальной силы, способной послужить препятствием человечеству, случай с Берестовым подтверждает это в полной мере: профессионалы безопасности, прошедшие спецподготовку высокого класса, способны бороться с ними на равных. Если уж один человек смог справиться с К-диверсантом, то с остальными безопасность как-нибудь справится, хотя, может быть, и не без потерь. Давайте решать глобальные проблемы, оставив остальные соответствующим исполнителям.

– И все же я не согласен. К-диверсанты могут многое натворить, дай им волю, – не сдавался Кий-Коронат. – То, что они сто с лишним лет не вмешивались в нашу жизнь, еще ни о чем не говорит. Просто они ждали своего часа… и дождались.

– А что вы подразумеваете под «не дать им волю»? – вежливо осведомился Максимов.

– Уничтожение, – отрезал директор УАСС. – И вы прекрасно понимаете, что этим в конце концов и закончатся наши с ними контакты.

– Не уверен… – начал Хакан Рооб, очнувшись от монолога с самим собой, и в этот момент Баренц крикнул:

– Берегитесь!

Из всех пассажиров куттера он был единственным интрасенсом и чутье на опасность имел отменное. Пока остальные, не понимая, в чем дело, смотрели на него, Баренц успел натянуть эмкан ручного управления, и тут же в блистере аппарата появилось рваное отверстие величиной с голову человека. Куттер резко завалился вбок, но сделал это недостаточно быстро, потому что в прозрачном колпаке машины появились еще две дыры, и тут только пассажиры поняли, что по ним ведется огонь из какого-то мощного оружия. Над аппаратом стремительно пронесся голубой стрелообразный силуэт, напомнивший хищную птицу, в кабину куттера влетел огненный шар и лопнул тремя снопами огня. Вскрикнул Максимов.

Баренц растопырился в кресле, напрягаясь.

Куттер нырнул вниз, вошел в облака, спиралью проткнул их и вышел над Карелией. Голубой аппарат – скоростной неф класса «три ноги» – не отставал, но Баренц недаром когда-то был драйвером-прима и не давал неведомому стрелку прицелиться поточнее, бросая аппарат по немыслимым формулам ломаных траекторий, просчитать которые было невозможно и компьютеру.

Карусель странного воздушного боя прекратилась так же внезапно, как и началась: обойма подстраховки по императиву «телохранитель» наконец вышла на дистанцию прямого прикрытия и включилась в схватку. Куттер выровнялся, но продолжал вздрагивать и покачиваться, словно хромая лошадь.

Баренц поискал глазами машину стрелка и успел увидеть финал инцидента: всплеск белого огня, облако искр, гаснущее в падении, как ракета фейерверка, и три стремительных блика на корпусах пограничных машин.

– Прошу прощения за опоздание, – прорезался в интеркоме голос командира патруля. – Помощь нужна?

– Нет, – тяжело сказал председатель Совета безопасности, ведя вздрагивающий куттер на снижение. – Почему не задержали живым? Кто стрелял?

– Мы не вели огонь на уничтожение, – сухо ответил пограничник. – Он взорвался сам.

– Инк, запрограммированный на нападение?

– Если бы это был инк, он действовал бы точнее.

– К-диверсант? Человек?

– Ни тот, ни другой. Судя по всему, это был «серый человек». Он шел навстречу в нормальном темпе, и мы не сразу разглядели, кто внутри. Хорошо, что он открыл огонь на большой дальности.

Баренц оглянулся, бегло оглядел компанию: Максимов держался за плечо, левая щека его была обожжена и покраснела. Хакан Рооб, цел и невредим, сидел в позе тибетского ламы с полузакрытыми глазами. Кий-Коронат хмуро вертел в руках осколок блистера.

– Живы, отцы? Садимся.

– Ты же говорил, что К-диверсанты с их «серой гвардией» не представляют реальной силы, – пробурчал директор УАСС. – А они самые натуральные террористы с весьма широкими возможностями.

Баренц снова оглянулся, сухое костистое лицо его с широким лбом и неулыбчивыми глазами было серьезно, но в голосе послышались нотки необычного для него сожаления:

– А не зря тебя прозвали корочуном, Остап. На твоем месте я бы задумался о происхождении прозвища.

– Что-то я не слышал, чтобы начальники нравились всем своим подчиненным, – все тем же ворчливым тоном отозвался Кий-Коронат, не обижаясь. – Лучше быть корочуном, чем «статуей командора», как прозвали Эрберга.

Рооб, рассматривающий ногти на руке, засмеялся тихим мелким смехом. Кий-Коронат удивленно, Максимов с любопытством, а Баренц озадаченно посмотрели на него.

В дырах, пробитых в прозрачном колпаке машины, окруженных сеткой трещин, свистел ветер, куттер вздрагивал и норовил свалиться в штопор, что-то позванивало и потрескивало в его каркасе – того гляди развалится, а председатель ВКС смеялся…

Что-то промелькнуло за бортом, Баренц резко поднял голову, мгновенно весь подобравшись, но это были галионы сопровождения, один из них успокаивающе покачал узкими лонжеронами стабилизатора.

Служебный модуль Савича ничем не отличался от кабинета Железовского, разве что его хозяин был связан с обработкой массивов информации совершенно из другой области знания.

Включив пейзаж: луг, кромка леса, голубое небо, река, – Савич сел рядом с гостем, поправил на виске сетчатый лепесток эмкана. Стена напротив превратилась в дымную пелену, опрокинулась, распахнув черный зев космического пространства с россыпями созвездий; на этом фоне влево уходила, теряясь в бесконечности, полупрозрачная белесая труба, похожая на древко копья, украшенного светящимся красноватым «наконечником». Было видно, что «наконечник» тихонько движется, удлиняя хвост древка, вызывая в памяти ассоциации с древней ракетой и высотным самолетом. Это было развернутое компьютером изображение тоннеля Большого Выстрела, увенчанного «тенью».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});