Дрейк - Вероника Мелан

– Спасибо!

Никита взял протянутую конфету и пошел в подъезд. Непосредственный, общительный мальчик.

А я смотрела прямо перед собой, и в душе поднималась, как могучий гейзер, горячая волна.

Ну, конечно! Он прав! Это просто – ПРОСТО – переносить вещи. И это нормально, потому что так было всегда, потому что я всегда это умела. И не важно как, какие и где…. В одном ли мире или между разными.

Волна поднялась до макушки и вырвалась наружу потоком радости.

Как же я раньше не поняла – не нужно было усложнять задачу, следовало с самого начала сказать себе о простоте, с самого начала представить, что я всегда это умела, с рождения.

«Конечно. Это нормально переносить вещи».

Никита, Никита! Если бы ты сам знал, что сказал!

Это нормально. Это нормально. Это не суперспособность, это что-то обычное, как сходить в магазин. Ведь когда берешь с собой сумку, не боишься, что она пропадет на пороге. Просто знаешь, что так будет.

Потому что так было. Вот и именно, было всегда. И это новое, что я пыталась впихнуть в голову, существовало в ней уже задолго до этого.

Дети все еще копались в песочнице, пытаясь придать сыпучему песку подобие формы. Мелькали разноцветные спины, ходили по кругу ведерки.

А я сидела и смотрела прямо перед собой, впервые за все это время ощущая внутри уверенность и покой. Покой в завтрашнем дне и в том, что все будет хорошо. Мир и я в это мгновение слились, сделались единым гармоничным целым. Это сквозь меня шел теплый ветерок, по моей ленте серой дороге шагали ноги, это я свысока смотрела на лежащие внизу города, это мои стволы стояли, кутаясь в ветки и пожелтевшие листики, это мой песок перебирала детвора. Сложная схема стала простой и понятной, вопросы нашли свои ответы, которые не существуют в словах. Они существуют в ощущениях «знаю – не знаю».

Дрейк был прав. Наверное, он всегда прав. Либо ты что-то знаешь, либо нет. Не существует точки опоры посередине. Шар катится от одного конца доски на другой, не замирая в центре. Это чувствовалось почти физически – как меняются в сознании сложные узоры, как перерисовываются на глубинном уровне сплетенные знаки, образовывая другие обозначения, превращаясь в новые возможности. Перерисовываются там, где требуется – в бетонной плите фундамента, основного хранилища базовых знаний и убеждений о себе и о мире.

Я на секунду прикрыла глаза. Вернулось позабытое за эти дни ощущение собственной силы, какой-то скрытой мощи.

«Господи, наконец-то…. Как все, оказывается, было просто».

Ноги сами понесли в подъезд.

Лязгнули за спиной двери лифта, сомкнувшись. В голове не было мыслей, только уверенность. Третий этаж. Четвертый. Пятый. На шестом я вышла.

Привычно щелкнул в полумраке дверной замок. Не снимая куртки, я прошла на кухню и достала из коробки чайный пакетик, запакованный в бумажный конверт. Почему пакетик – ни единой мысли. Вещь не важна, важен результат.

Вернулась в комнату, села на кровать и представила парк.

(Мать, наверное, будет ругаться, что я прямо в ботинках по коридору).

Приблизился шум деревьев и звук стекающей с чаши воды. По плечам, волосам, рукам застучали холодные капли – здесь, в Нордейле шел дождь.

Я сидела на мокрой лавочке. Горели фонари, втиснутые меж деревьев. Вокруг было темно – сказывалась разница во времени, скопившаяся во время прыжков, о которой упоминал Дрейк. Здесь закат кончился часа два назад.

Мелкие капли скапливались вместе и стекали по лбу и улыбающимся губам, приятно холодя кожу. Пальцы осторожно сжимали хрусткую бумагу чайного пакетика.

Я улыбнулась шире и разжала ладонь. С зеленого прямоугольника на меня смотрел застывший профиль принцессы «Нури».

Победно билась в голове одна-единственная мысль: «Успела. Я успела».

Лежать, смотреть в темный потолок и улыбаться – я могла бы заниматься этим всю ночь.

Великолепное чувство – эйфория бегуна, победившего соревнования, триумф ученого, заслужившего Нобелевскую премию, аплодисменты тысяч зрителей за феерично исполненную арию – никак не желало спадать.

«У меня получилось! Получилось!»

Гордость переходила в экстаз, экстаз в бурную радость, радость в безудержное счастье и снова в распиравшую по швам гордость.

О том, что было бы, не сумей я добиться результата вовремя, теперь не хотелось даже задумываться. В том направлении виделся черный покосившийся крест и каркающие вороны.

Завтра я спокойно сдам тест, докажу свою профпригодность для дальнейшего обучения и буду прыгать по осенним лужам, улыбаться прохожим и радоваться их ответным улыбкам. Вот такой, именно такой (и не иначе) должна быть жизнь: интересной, искрящейся, наполненной трудом и приходящими следом победами! О такой жизни я мечтала с самого детства – своей собственной, насыщенной, там, где я – центр своей Вселенной, а не вечно летящий сквозь толпу астероидов осколок. И если раньше часто возникало желание примерить на себя чью-то судьбу, прожить и испытать чужие эмоции (будь то в книгах или фильмах), то теперь оно бесследно пропало. Почти что впервые, и это за двадцать шесть-то лет. Вон он, самый интересный фильм – мой собственный.

Вывернула во двор машина – льющий из динамиков хриплый речитатив отразился от бетонных стен, задрожали, проверяемые на прочность басами, оконные стекла. Примерно с минуту рэперская серенада мешала спать всему дому, а потом соседские нервы сдали: раздался недовольный мужской голос, забористый ряд матерков и напоследок звон разбившегося об асфальт стекла. Что-то зло выкрикнули в ответ; машина взвизгнула шинами по асфальту и скрылась за поворотом. Музыка стихла.

«О, времена, о, нравы!»

Я улыбалась, слушая ночной «концерт».

Если бы назавтра исчез Дрейк, вместе со своим миром и Нордейлом, жизнь моя все равно бы изменилась в корне. Теперь, обладая талантом к перемещению не только себя, но и грузов, можно было придумать, как заработать денег на жизнь. Приятно будет бросить наконец чертову контору, вильнуть по Танюшкиной привычке задом и сказать всем «Адьос!». И еще, наконец-то, путешествуя с деньгами в Праге можно купить чашку кофе. А то каждый раз без маковой росинки….

Возбужденные мысли еще долго кружили разноцветными светлячками, мешая уснуть.

* * *

Клетка была необычной, состоящей из светящихся в воздухе голубых линий, делившей пространство вокруг на ровные, размером с кулак, квадраты. И прикасаться к ней ни в коем случае не хотелось – весьма некстати вспоминался фильм «Обитель Зла», где такая попытка стоила герою на экране жизни. Чтобы не задеть ограждение, приходилось стоять, плотно прижав к телу конечности и не шевелиться. От странного запаха, исходящего от мерцающих прутьев, на затылке шевелились волосы.