Образ России в современном мире и другие сюжеты - Валерий Земсков

С другой стороны, непременной составляющей этого процесса является обратное воздействие завоеванной и изменяемой среды на метрополии – процесс, который поначалу дает о себе знать в неких экзотических, затем примитивных, но все более усложняющихся формах, а на протяжении последующих столетий все активней обнаруживает зачатки будущих глобальных изменений культурной «картографии», кризисов, наконец, кардинальной ломки в XX в. всей системы отношений «имперские центры» – «периферии», и одновременное включение их в иную систему отношений, связанных с глобализацией. В конечном итоге: процессы, происходящие на рубеже II-III тысячелетий, следует рассматривать в контексте эпистемологического кризиса, сопровождающего глубокую перестройку культуры при переходе в эпоху «Постсовременности», иногда называемой и «Посткультурой». Замечу при этом, что главнейшими «акторами» этого процесса, по-разному его готовившими и по-разному в нем участвующими, выступают именно североамериканская Евро– Америка и Россия-Евразия.

Следует сделать еще одну оговорку. Недостаточен взгляд на процессы, о которых идет речь, только с «европейской» стороны – она и сама недостаточна без встречного взгляда со стороны автохтонного Нового Света и автохтонной Сибири, иными словами, без «встречной» картины мира, гарантирующей от различных вариантов европоцентризма, в том числе и от «руссоцентризма».

* * *

При построении избранного фрагмента «картографии» Нового Времени мы используем довольно жесткую единицу структурирования такой «карты» – то, что можно обозначить как культурно-литературную модель. В предварительном виде скажу, что под культурнолитературной моделью подразумевается сумма исходных оснований, представляющих своего рода базовый «идеальный “конструкт”» культуры. Сюда входит взаимоувязанный и взаимообусловленный набор матричных единиц, из которых складываются картины мира той или иной традиции, включающие в себя ряды ключевых идеологем и мифологем, ключевых оппозиций, охватывающих онтологические и экзистенциальные аспекты бытия, и кодовых для той или иной традиции высших духовных, религиозных символов, констант, стереотипов, неизменных в своем базисе, но изменяющихся в исторической динамике.

Историческое развитие культуры определяет динамику культурнолитературной модели; она изменяется в своих разных компонентах с изменением мира и человека, в то же время ее трансформация происходит в границах матричных оснований, ее очерчивающих и представляющих как особую, другую в сравнении с иными. Трансформация матричных оснований может заходить очень далеко, но они не исчезают, пока существует их связная система. Если исчезли взаимообусловленные основания, значит, исчезла и матричная традиция, произошли необратимые разрыв и аннигиляция.

* * *

Связка культура/литература избрана не случайно. Мы воспринимаем культуру через словесность, литературу, а в литературе видим одну из наиболее репрезентативных частей культуры, изоморфно отражающую все ее особенности и полновесно – в слове – их представляющую. Слово, словесность, литература оказываются наделенными повышенными функциями в кризисные моменты, каковыми всегда являются Столкновения, Встречи цивилизаций, Открытия; они есть важнейшее орудие присвоения-освоения нового пространства и его преобразования во взаимодействии с автохтонными традициями. Словесность, литература содержит высшую концентрацию внутренних, духовных, интеллектуальных, эстетических смыслов истории, пронизывая всю ее «толщу», – от уровня расово-биологического «низа» до уровня высшей духовности.

Таковы общие исходные основы для реконструкции генезиса культурно-литературных моделей в трех ареалах, два из которых находятся в Новом Свете и один в России-Евразии, когда-то, во времена ранних миграций, соединявшихся через исчезнувшую перемычку Берингова пролива в единое целое.

* * *

Если с точки зрения фактологии принадлежность рассматриваемой здесь событийности к единому историческому циклу не подлежит сомнению, то существует немало особенностей, которые отличают как объекты, так и субъекты экспансии.

Различны объекты экспансии – на Юге и на Севере Нового Света и в Сибири в антропном, этнокультурном, геоландшафтном, историко-стадиальном типах; в разной степени и в разном смысле к ним можно применить одно из ключевых смыслообразующих понятий эпохи – «Открытие». Различны субъекты экспансии притом что они принадлежат общей европейской цивилизации, хотя и разным ее ветвям; различна их хронология, и в то же время несомненны их внутренние связи и преемственность. Различны возможности этнокультурного взаимодействия субъектов экспансии с автохтонным населением, варианты матричного генетического этнокультурного контакта, итоги взаимодействия на разных уровнях и иерархиях культуры, роль государства, церкви, миссионерства в трех вариантах (католичество, православие, протестантство). Различны типы хозяйственно-административной деятельности и в итоге способы «присвоения» и преобразования новых открытых земель и народов в новые антрополокальные пространства.

Среди различий и разная история формирования новых культурно-литературных моделей в трех зонах экспансии – типологически общая в исходных основаниях в разных ареалах Нового Света, но отличная в зоне русской/российской экспансии. Сформулируем, что же радикально различает две «новосветские» и русскую/российскую культурно-литературные модели.

* * *

В зоне испанской и английской экспансий, хотя и по-разному, происходит «перенос» за океан традиций европейской словесности, перед которыми возникает задача создания принципиально новой картины мира, открывшейся европейскому человеку. Европейская Словесность и на юге и на севере континента находится в «нулевой» ситуации, когда надо опознавать и воссоздавать в слове новую действительность от истоков, от начал, но стратегия словесности испанской и английской, в силу, среди прочего, глубоких различий матричного генетического этнокультурного контакта с местным населением и его культурой, оказывается разной.

Совершенно иное происходит в пространстве «за Камнем», т. е. за Уралом – без отпочкования от родовой ветви новый побег протягивается в Сибирь; новое пространство осваивается в слове, но не на новой, а на традиционной платформе.

В Новом Свете перед нами ситуация генезиса новых цивилизационно-культурных общностей и новых культурно-литературных моделей, хотя совершенно разных на юге и на севере. В зоне русской экспансии освоение нового пространства поначалу лишь подготавливает почву для изменения всего пространства русской культуры, русского типа пространственного мышления, «ментального» круга и оформления новой цивилизационно-культурной ориентации, новой русской «хронотопичности». Позднее это отзовется в классической русской художественности самым радикальным образом. Возникнет целая серия специфических идеологем и мифологем Сибири, вариаций сибирской картины мира, которые войдут в «канон» русской классической литературы в качестве важнейших художественно-этических и интеллектуальных компонентов. Возникнет то, что можно назвать «сибирским измерением» русской/российской культуры – без нее она не стала бы такой, какой ее узнал мир.

* * *

Тут нужно определить еще одну позицию, а именно представление о принципиальной важности интегрального подхода к историческому и историко-литературному знанию или, иными словами, к истории – как к культуре, а к культуре – как к истории. Для нас история – это и есть культура в ее развернутом творческом потенциале, матричная в генезисе, но меняющаяся в динамике исторического развития и предстающая по-разному в разных проблемных полях в разные эпохи существования культуры. Но как бы далеко ни ушла культура от своего генезиса, пока она жива, все ее основные части будут изоморфны матричным, исходным конструктам. Они ими моделируются, а время разрабатывает заложенный в них познавательный и строительный ресурс, работая на основе свойственных тому или иному цивилизационно-культурному образованию культурообразующих механизмов.

* * *

Для нас равно важны как общее единосущность процесса становления мирового информационно-культурного континуума, так и глубокое различие участвовавших в его формировании цивилизационно-культурных традиций; их принадлежность к западно-восточной или, если угодно, восточно-западной макроцивилизационной общности (Россия, Испания, Англия), равно и все, что их разделяет, – от дохристианского субстрата до христианских конфессиональных различий, принадлежность их к разным ареалам общего европейского цивилизационного поля.

Предложенный подход крайне важен для коррекции взгляда на роль русской/российской «истории-культуры». В силу исторической инерции и геополитических пристрастий роль Руси/России в мировом цивилизационном процессе и поныне предстает выведенной за пределы большого «контура» всемирного исторического процесса в область исторических «аномалий» либо же воспринимается в духе неразрешимых противоречий Запада и Востока – будто то не два «крыла» единого процесса, две его разрывно-неразрывно, «андрогинно», связанные части, которые невозможно разделить, как, в сущности, невозможно разделить Запад и Восток, поскольку одно не существует без другого. Игнорируется тот неоспоримый факт, что мировая целостность основывается исключительно на взаимодополнительности и взаимодействии.