Непослушное дитя биосферы - В. Дольник

Четвертая программа заполучения чужой собственности — похищение. Воровство принципиально отличается от грабежа тем, что его совершает особь, стоящая рангом ниже обворовываемой. Поэтому воруют животные тайно, применяя разного рода уловки, стащив, убегают и прячут или съедают незаметно. Когда животное запускает в себе программу воровства, та сразу предупреждает о запрете: попадешься — побьют. У обезьян из-за жестокой иерархии воровство процветает вовсю. Человек тоже существо вороватое.

Пятая программа — попрошайничество. На него способны почти все животные. Вспомните зоопарк: это коллекция попрошаек разных видов. Очень часто поза попрошайничества имитирует позу детеныша, выпрашивающего корм. Попрошайничество кое-что дает: увидев особь, вставшую в эту позу, некоторые животные делятся пищей или могут потесниться на кормном месте. Стадные обезьяны — ужасные попрошайки, это знает всякий. Просят они так настойчиво и жалко, что не подать им трудно. Попрошайничество всегда адресовано вверх: обращено либо к тому, кто захватил источник благ, либо к более сильной особи, либо к равному по рангу. Естественно, что попрошайничают в основном обезьяны, находящиеся на низких этажах иерархии. Попрошайничество детенышей — особая статья, так же как попрошайничество самок, если их подкармливают самцы. У человека попрошайничество развито сильнее, чем у обезьян: мы все все время что-нибудь просим или вынуждены просить.

Наконец, шестая программа — обмен. Он развит у обезьян и некоторых врановых. Меняют животные одного ранга. У обезьян и ворон обмен всегда обманный: у них есть очень хитрые программы, как обдурить партнера, подсунуть ему не то, захватить оба предмета, которыми начали меняться, и т.п. У людей обмен тоже развит, и подсознательная его сторона — обязательная выгода («не обманешь — не продашь»). Честный взаимовыгодный обмен — позднее достижение разума, борющегося с мошенничеством инстинктивной программы.

Чье лицо у социализма?

В XIX веке, когда о жизни обезьян почти ничего не знали, сообщения о том, что они делятся пищей, привели в умиление некоторых мыслителей. Еще бы! Стоит развить эту милую привычку дальше — и получишь модель общества справедливого распределения у предков человека. И в XX веке некоторые умоляли зоологов: найдите, найдите «зачатки», они так нужны для фундамента Верного Учения! Раз оно их предсказывает — должны быть. Но все напрасно. Не нашли. Зато выяснили другое.

Иерархи стадных обезьян никогда не делятся с самцами тем, что добыли сами, своим трудом. Они раздают отнятое у других, причем то, что оказалось ненужным самим. При кочевом образе жизни все, что не смог сожрать и спрятать за щеку, приходится или бросать, или «распределять». Одаривают «шестерок» и самых униженных попрошаек, зачастую по нескольку раз вручая и тут же отбирая подачку. Эта процедура — не забота о ближнем, а еще один способ дать другим почувствовать свое иерархическое превосходство.

Этологи проделали с обезьянами много опытов по этому вопросу. Вот один из них. Если обучить содержащихся в загоне павианов пользоваться запирающимся сундуком, они сразу соображают, как удобно в нем хранить пожитки. Теперь, если только доминанта снабдить сундуком, он начнет лишь копить отнятое добро, ничего не раздавая. Если все получат по сундуку — доминант все сундуки концентрирует у себя.

Второй опыт: обезьян обучили, качая определенное время рычаг, зарабатывать жетон, на который можно в автомате получить то, что выставлено за стеклом. Общество сразу расслоилось: одни зарабатывали жетон, другие попрошайничали у автомата, а доминанты — грабили, причем быстро сообразили, что отнимать жетоны, которые можно хранить за щекой, выгоднее, чем купленные тружеником продукты. Труженики сначала распались на два типа: одни работали впрок и копили жетоны, тратя их экономно, а другие как заработают жетон, так сразу и проедают. Спустя некоторое время труженики-накопители, которых грабили доминанты, отчаялись и тоже стали работать ровно на один жетон и тут же его тратить.

Эти и многие-многие другие исследования показали, что на основе своих инстинктивных программ приматы коммунизма не строят. Они строят всегда одно и то же — «реальный социализм».

Прообраз «государства нового типа»

Историки и мыслители XIX века первыми государствами считали рабовладельческие деспотии Среднего Востока. Теперь же мы знаем, что деспотиям предшествуют государства-дворцы. Они были на Среднем Востоке, в Средиземноморье, в Индии, Китае и (что особенно ценно, потому что независимо) на Американском континенте. На сегодня это самые ранние государства в истории человечества. Устройство их поначалу казалось странным: центр всего — большое сооружение, целый лабиринт каких-то помещений. Постепенно выяснилось, что это разного рода склады — «закрома родины». Некоторые из государств обладали письменностью, плоды которой заполняют часть помещений дворца — архивы. Содержание текстов не оставляет сомнений: это инструкции, что, где, когда сеять, жать, доить, сколько чего поставить в закрома и когда, кому, какие строительные и транспортные работы произвести. А также кому сколько из запасов выдать на пропитание, посев, строительство. Исполняли все это жители окрестных поселений. Их могли населять местные жители, у которых свои же отняли право инициативы, и полусвободные крепостные и завоеванные аборигены, и добытые войной государственные рабы — не суть важно. Управляла ими (ради их же блага, разумеется) централизованная административная система чиновников, построенная по иерархическому принципу. На вершине пирамиды стояли, видимо, несколько человек. По крайней мере, если царь и был, он являлся всего лишь военным предводителем. Формально собственность находилась в руках государства, чиновники ее только учитывали, собирали, перераспределяли и… гноили (о последнем свидетельствуют раскопки складских помещений). Из четырех действий арифметики им как бы хватало двух: отнять и разделить. Такая экономическая система очень легко складывается из тех же инстинктов-кубиков, которыми располагают приматы, и им соответствует, подобно тому как структура власти складывается из иерархических кубиков.

Время смело государства-дворцы. Но, когда в XX веке, при много более высоком техническом уровне, людей заставили строить свои страны по утопическому, а посему невыполнимому проекту, они построили, что смогли. А смогли они то, о чем предупреждали знающие люди: неэффективную сверхцентрализованную систему, в которой лишенные собственности и инициативы «массы» плохо работают, попрошайничают и воруют, а возвышающаяся над ними огромная административная пирамида разворовывает и уничтожает львиную долю того, что отнимет в «закрома родины», т.е. систему, до тонкостей повторяющую государства-дворцы, построенные на заре истории. Как видите, инстинкты, превращающие столь привлекательную идею социализма в уродца, по-прежнему живы, никуда они не делись за прошедшие 3 — 5 тыс. лет. И никогда никуда не денутся. Поэтому и через тысячу лет, если кто-либо вновь встанет на этот путь, получится опять социализм с обезьяньим лицом.

Мы знаем лишь один способ противостояния этим инстинктам. В основании пирамиды государства должны находиться не лишенные собственности, инициативы и влияния на власть «массы» людей (они в таком состоянии автоматически превращаются в нерадивых попрошаек и воришек), а независимые от государства производители, имеющие достаточно чего-то своего (землю, дом, орудия производства, акции и т.п.), для того чтобы чувство собственного достоинства и уверенность в собственных силах были точкой отсчета при бессознательном выборе мозгом подходящих программ поведения. Кстати, давно замечено, что как раз находящиеся в таком состоянии люди проявляют в наибольшей степени желание помогать слабым из своего кармана и не требовать ничего взамен. Поэтому общество свободного предпринимательства оказалось способным реализовать во вполне приемлемой для людей форме больше социалистических идеалов, чем общество «реального социализма».

Утопии — это троянские кони

Начиная с Платона уйма мыслителей пытались конструировать идеальное общество и государство, не понимая того, что нам не дано образовывать из себя что угодно. Что мы ограничены в выборе форм взаимоотношений нашим генетическим багажом. Утописты — милые люди, но попытки реализовать утопии чреваты человеческими жертвами и обречены на провал.

Социалистические утопии мыслители конструировали с глубокой древности неоднократно, и все они на бумаге выглядели гладко. Однако попытки их реализовать в какой угодно форме — от религиозного братства до индустриального государства — терпели неудачу, проваливаясь в овраги врожденных программ поведения. В итоге получался «реальный социализм». Людям могло казаться, что они строят, а на деле они разрушали достижения предшествующих формаций; им казалось, что они карабкаются к сияющим вершинам, а на деле они скатывались в яму, воронку экономической неэффективности, бесправия, морального опустошения и духовного оскудения.