Рандеву - Верхуф Эстер

Каждая пара однажды переживает кризис. Если основа отношений ненадежна, люди расходятся. В противном случае их связь становится еще крепче. Я полагала, что мы с Эриком принадлежали ко второй группе. Секс с ним не был похож на фейерверк, но после того, что я пережила в последнее время, он стал очень органичен и был больше, чем просто секс.

В объятиях Эрика мне было хорошо и спокойно.

Дела у наших детей шли просто отлично. Бастиан и Изабелла на удивление быстро освоились в школе. Классная руководительница вчера сказала, что их перевод в следующий класс — дело решенное.

Их французский, конечно, послабее, чем у местных детишек, но старание и прогресс были налицо. У обоих появились друзья, а Бастиан пошел еще дальше. Он по уши влюбился в одноклассницу, смешную веснушчатую Лауру. Когда я приходила за сыном, они всегда сидели у стены, держась за руки.

Мишеля я не видела с ноября, но думала о нем постоянно. К теплым воспоминаниям безжалостно примешивалось жгучее чувство стыда. Как я могла быть такой дурой? Слова Петера не забывались. Я — трофей. Новенькая. Приключение.

Хоть убейте, но я не понимала, почему Мишель прилагал такие усилия, пытаясь дозвониться своему трофею.

Он работал в гористой местности недалеко от испанской границы, и связаться по телефону с кем-нибудь здесь было задачей не из легких.

Я представила, как он, сидя в каком-то кафе, набирает наш номер на своем допотопном телефоне, и каждый раз эти попытки оказываются неудачными. После он возвращается на стройку — это километров сорок. Впрочем, возможно, все было и не так. Может, Мишель подцепил там какую-нибудь местную красотку. И даже не одну. Все жительницы деревни от четырнадцати лет до сорока — его подружки. Ну и что? Меня это не должно интересовать. И не интересует.

Чувство стыда было слишком сильным, таким же, как и облегчение от того, что вся эта история закончилась. Она в прошлом, по крайней мере для меня. Я была в этом уверена. Скоро мне представится возможность выяснить, так ли сие на самом деле. Мишель, Брюно и Арно закончили свое «горное предприятие». С завтрашнего дня они снова работают у нас.

44

Мишель выпрыгнул из одного из потрепанных автобусов Петера.

Выглядел он прекрасно. Лучше, чем в моих воспоминаниях. Я стиснула зубы и застыла во дворе, держа перед собой пустую лейку, как щит. Сердце колотилось о ребра и готово было выпрыгнуть из груди.

Его плавные движения. Загорелые руки, футболка без рукавов.

Пират встал на задние лапы и, виляя хвостом, положил передние ему на грудь. Мишель возился с собакой, как ни в чем не бывало. Как будто ничего не случилось. Как будто он был здесь в последний раз не пять месяцев назад, а вчера.

Потом он оторвался от собаки и посмотрел на меня. Наши глаза встретились. Обжигающий взгляд, который даже на расстоянии вызвал у меня внутри короткое замыкание. Все звуки стали нечеткими и слились в неясный шум. Холодные зимние месяцы, боль, смятение, одиночество и очень многое другое канули в небытие. Все кануло в небытие.

Я еще крепче прижала к себе лейку.

Я должна была его ненавидеть. Но тело меня опять предало — меня неудержимо влекло к Мишелю. Все мои гормоны скандировали его имя. Собрав в кулак остатки воли, я бегло всем кивнула и пошла в дом. Я пренебрегла французской обходительностью. Поцеловать Мишеля? Нет уж, увольте. Я просто не могла этого сделать. Взбежала по лестнице и трусливо заперлась в одной из ванн для гостей. Там я просидела по крайней мере полчаса, закрыв глаза и прижавшись спиной к стене. Не могла унять дрожь и проклинала себя.

Приготовление обеда да и сама трапеза превратились для меня в пытку.

Пребывая в расстроенных чувствах, я дочерна сожгла лук, который должен был придать картофелю дополнительный вкус. Овощи переварились. Мясо получилось жестким.

Мишель сидел наискосок от меня. Я изо всех сил старалась не замечать его. Из последних сил.

Петер повернулся к Эрику.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты слышал историю про Джона и Патрицию? Про этих англичан?

Эрик пробормотал что-то отрицательное.

— Драма. Прошлой зимой они купили дом, примерно такой же, как у вас. Может быть, чуть-чуть получше. По крайней мере, крыша была в порядке. Я отправил туда бригаду, и на прошлой неделе мы должны были закончить. Вчера вечером Джон позвонил мне. Судя по всему, у них серьезные проблемы. Они купили этот дом за наличные, оплатили ремонт, а теперь, когда все готово, у них нет денег. Патриция обратилась в банк, хотела взять ипотечный кредит, но им отказали.

— Почему? — удивился Эрик.

Я искоса посмотрела на Мишеля. Он улыбнулся мне такой улыбкой, которая и мертвого воскресила бы, потом на вульгарном французском высказал сомнительный комплимент по поводу поданного обеда.

— Спасибо, — поблагодарила я и уставилась в тарелку.

Сердце мое забилось часто-часто. Кровь прилила к щекам. Дыхание перехватило.

— Банк не дает ипотечные кредиты задним числом, — пробивался в мой внутренний мир голос Петера.

— Почему? Ты имеешь в виду второй кредит?

— Да нет. Здесь можно получить кредит только в момент покупки дома. Когда начинается ремонт, возможно, они дадут так называемый строительный кредит. Но если ремонт закончен, не получишь ни единого евро.

Я попыталась оторваться от тарелки. Всего чуть-чуть. Мишель явно хотел удержать мой взгляд, и шаткая стенка, которую я выстроила, защищаясь, рушилась на глазах.

Я опять уставилась в тарелку.

Десять рабочих дней.

Сейчас и десяти минут было чересчур много.

— У Джона есть дом, который стоит на рынке уж точно не меньше пяти тысяч, — продолжал вещать Петер. — Но им едва хватает денег на еду. Они сдают дом в аренду, а сами живут в одном из караванов. На следующей неделе Джон едет в Англию на заработки. Финансы поют романсы. Говорю вам, драма.

Я оглядела сидящих за столом. У Брюно в ушах торчали наушники от плейера, и он ритмично покачивал головой. Арно и Антуан молча ели. Луи втихомолку кормил Пирата картофелем.

— То есть, — уточнил Эрик, — суть в том, что, если у тебя больше нет денег, дом заложить нельзя? Его можно только продать?

Петер утвердительно кивнул.

— Да. Дурацкий закон. Знаешь, сколько народу ежегодно с этим сталкивается? По уши влюбляются в свои дома, делают ремонт, а потом выясняется вся эта муть. Говорю же, драма.

Нога Мишеля искала под столом мою. Я судорожно спрятала свои конечности — скрестила их за ножками стула.

Я все время думала о том, почему Петер Вандам из всей команды, насчитывающей сорок человек, для этих последних двух недель работы у нас определил сюда именно Мишеля. Это случайность? Петер просто не принял во внимание, кого он отправляет на объект? Или это такое своеобразное чувство юмора? Причина должна быть. Деньги? После того нашего судьбоносного разговора в кафе я больше не слышала от Петера о его новом проекте строительства дачных домиков. Мне казалось странным, что Вандам, найдя кредитора, не занимается своим новым делом, а копает в нашем дворе канавки за пятнадцать евро в час.

Я нервно теребила прядь волос.

Мне казалось, что все то, что смущало мой покой, прошло. Что я могла жить дальше, что жизнь моя стала стабильной, совсем не такой, как прошлой зимой. А сейчас Мишель вернулся, и Петер снова завел разговор о людях, которые попали в трудную денежную ситуацию.

Я возилась на кухне. Вымыла посуду и принялась наводить порядок в холодильнике. Пересмотрела сроки годности всех продуктов, выбросила полупустые баночки и коробочки с неясным содержимым, протерла полки. Почистила микроволновку, плиту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне хотелось на улицу, туда, где под сияющим солнцем работали парни. Бубнило радио, но разобрать, что передавали, я не могла. Стучали молотки и фырчали какие-то строительные машины.

Отработанные пары дизельного топлива проникали даже на кухню. Внезапно на пороге появился Мишель. И вместе с ним — запах солнца, свежего весеннего воздуха и пота. Его запах. Я почувствовала, что теряю контроль над собой… Сложила руки на груди.