Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций - Николай Ефимов

В тот день, 28 сентября 1993 года, в стенах американского посольства Финкелю казалось, что его надежды вскоре сбудутся. Беседа с Саттером позволяла рассчитывать на то, что вопрос с выездом в США разрешится сравнительно быстро. Он заверил, что в течение ближайших месяцев жена Финкеля встретится с супругами Орел в солнечной Калифорнии. Не остался без внимания и его сын, но вот когда речь зашла о сроках выезда из России самого Финкеля, вопрос завис в воздухе. Саттер не спешил с обещаниями и устроил ему жесткий экзамен.

Это была первая проверка Финкеля на шпионском поприще. Перечень вопросов сразу заставил его вспомнить все расписки о неразглашении государственной тайны, которые пришлось давать при оформлении на работу в НИИ, выездах на испытания в воинские части, на заводы и полигоны. И, несмотря на это, он, гражданин России, взявший на себя обязательства хранить в тайне ее секреты, отступил от них. Но в какой именно момент — в посольстве США или гораздо раньше — Финкель решил переступить ту роковую черту, которая называется «государственная измена», знает только он сам.

Впоследствии на допросах у следователя Финкель пытался оправдать свой первый шаг на скользком пути к предательству сложным материальным положением в семье… Но это было потом, а тогда, в посольстве США, Финкель мучительно выдавливал из себя секретную информацию. Саттер, как опытный вербовщик, не спешил форсировать процесс и, чтобы не оттолкнуть от себя перспективного агента, предложил провести следующую встречу в Антверпене. Американский разведчик рассчитал все абсолютно точно.

Проживавший в Бельгии сын Финкеля являлся отличным «живцом», на которого любящий отец обязан был «клюнуть». Кроме того, видеозапись разговора в посольстве, представленная Финкелю в чужой и совершенно незнакомой стране, не оставляла ему никаких шанса благополучно выбраться из той западни, которую уже несколько лет искусно готовило ЦРУ. Саттер перевел разговор на обсуждение технических деталей предстоящей поездки в Антверпен и в заключение отработал шпионское задание по сбору секретной информации о новых разработках в области гидроакустики.

Домой Финкель возвратился в смятенном состоянии чувств. Ставшее реальностью шпионское сотрудничество с иностранной разведкой когтистыми лапами страха сжимало сердце и мутило душу. Вместе с тем скорая встреча с сыном, предстоящий и согласованный с «заботливым» американцем отъезд на постоянное место жительства в США жены, а затем и его самого будили в нем гаденькое чувство, что предательство останется незамеченным. Он самонадеянно рассчитывал, что через год-полтора на свои «тридцать сребреников» заживет жизнью преуспевающего буржуа в США.

Время шло, и тревога в душе Моисея Финкеля постепенно улеглась. Казалось, что контрразведчики «проморгали» тайный визит ведущего сотрудника НИИ в «желтый дом» на улице Чайковского. Он окончательно успокоился и приступил к выполнению шпионского задания.

Закончился октябрь 1993 года, а обещанная Саттером виза для поездки в Бельгию так ему и не поступила. В ЦРУ выжидали и наблюдали за тем, как дальше поведет себя начинающий агент. Тот не расшифровался и оставался на свободе. 15 ноября Фикель не выдержал и направил Марине Орел письмо, в завуалированной форме сообщая об установлении контакта с ЦРУ и о своей готовности передать собранную информацию. Старая приятельница откликнулась немедленно. В телефонном разговоре она, как обычно, интересовалась положением в семье и ходом подготовки к поездке к сыну, настойчиво просила Финкеля сообщить о дате прибытия в Антверпен. В заключение беседы порадовала тем, что они наконец-то смогут встретиться — по стечению обстоятельств, у нее также намечалась командировка в Бельгию.

Наступил новый 1994 год, который, как казалось Финкелю, складывался благополучно. Наконец положительно разрешился вопрос с визой для его поездки в Бельгию. Через связи в руководстве НИИ ему удалось понизить свою форму допуска к секретным сведениям и тем самым снять все ограничения к выезду за границу. Он «сидел на чемоданах», в которых имелось кое-что и для Саттера: задание американского разведчика было выполнено.

5 марта Финкель вылетел из аэропорта Пулково в Брюссель, где его с нетерпением ожидал сын. В тот же день рейсом № 061 американской авиакомпании «Delta Airlines» из аэропорта Шереметьево-2 по маршруту Москва — Франкфурт — Вашингтон отправился в путь и Саттер. В ЦРУ серьезно готовились к предстоящей явке с ценным агентом и тщательно подбирали подробные опросники по военно-морской тематике.

Пошла вторая неделя, как Финкель знакомился с новой и совершенно непривычной для него жизнью. Ни Саттер, ни Орел никак не напоминали о себе. Подходило время возвращения домой, когда 15 марта на квартире сына раздался ранний звонок от, как он представился, «приятеля Марины», который предложил Финкелю подойти в 10 часов к расположенному неподалеку ресторану «Макдоналдс».

В 9.55 они встретились у входа в ресторан. Каких-либо паролей для связи не понадобилось — приятелем Орел оказался не кто иной, как Саттер. Американский разведчик пригласил Финкеля в один из номеров находившейся при ресторане гостиницы. Там и состоялась продолжительная беседа. В ходе нее Саттер подтвердил готовность ЦРУ оказать материальную помощь в обустройстве семьи Финкеля в США и затем, особо не церемонясь, перешел к подробному опросу по тактико-техническим характеристикам ряда новых гидроакустических систем, разрабатываемым в НИИ. Чтобы у Финкеля не возникло никаких иллюзий о характере их шпионского сотрудничества, Саттер записал весь разговор на магнитофон и в заключение сфотографировал его, для постановки на агентурный учет ЦРУ.

Финкель дрогнул и заколебался, вспомнив инструктажи сотрудников режимного отдела и военной контрразведки, рассказывавших о разоблачении и осуждении шпионов. Но чувствовал себя хозяином положения и форсировал вербовку агента. Еще раз напомнив, что условия жизни семьи Финкелей в США всецело будут зависеть от его активности при сотрудничестве, а размер денежного вознаграждения определится качеством и объемом поставляемой секретной информации, Саттер настойчиво вел вербовку к завершению.

Жажда наживы переборола в Финкеле страх перед суровым наказанием. Долларовый мираж вскружил ему голову и заставил забыть о возможной расплате за предательство. Теперь его интересовала только шпионская «зарплата». Опытный разведчик-вербовщик Саттер уловил наступивший в беседе перелом и, развивая психологический прессинг, перевел тему разговора на денежный вопрос. Финкель оценил свою осведомленность в 500 тысяч долларов, но американец быстро спустил его с небес. После недолгих препирательств сошлись на том, что первое перечисление в сумме 15 тысяч долларов поступит на заграничный счет жены Финкеля в ближайшее время, и на том завершили встречу.

Очередная явка состоялась 18 марта в номере 401 отеля «Antwerpen Tower Hotel». На нее Саттер прибыл, вооружившись подробным опросником, где содержалось свыше ста тематических позиций, касающихся деятельности НИИ. Вопросы носили самый разнообразный характер — от фамилий, адресов и телефонов руководителей и ведущих ученых института до тем научных разработок.

Продолжалась эта встреча несколько часов и завершилась классическим закреплением вербовки. Саттер присвоил Финкелю оперативный псевдоним «Хэл Рубинштейн» и приступил к подробному инструктажу. На случай экстренной связи с разведцентром ЦРУ он дал позывной и номер телефона круглосуточного диспетчерского пункта разведки на территории США. Затем отработал разведывательное задание по сбору секретной информации и назначил очередную явку в Антверпене на конец августа 1994 года. В заключение Саттер «порадовал» агента «щедрым» вознаграждением, вручив ему под расписку 1000 долларов.

21 марта Финкель, не столько чтобы проверить канал экстренной связи с американской разведкой, а сколько пополнить изрядно похудевший кошелек, вызвал на явку связника. Не прошло и трех дней, как на обусловленное место встречи прибыл сотрудник ЦРУ. Беседа между ними носила непродолжительный характер и, как правильно рассчитал Финкель, пополнила его бюджет еще на семьсот долларов.

26 марта он возвратился домой в Павловск и приступил к выполнению шпионского задания. Финкелю после долгого его отсутствия в институте показалось, что атмосфера вокруг него как-то неуловимо изменилась. Внутренняя интуиция подсказывала шпиону, что конспиративные контакты с американскими разведчиками, его задержки в вечернее время с секретными материалами в своем кабинете и проявление повышенного интерес к закрытым научным разработкам, ведущимся в других лабораториях, не могли остаться не замеченными контрразведчиками.

Дурные предчувствия не обманули Финкеля. Действительно, находиться на свободе ему оставалось совсем недолго. Сотрудники военной контрразведки и других подразделений органов безопасности России кропотливо собирали доказательства преступной деятельности шпиона. Несмотря на его природную осторожность и особый конспиративный характер отношений с американской разведкой, он и его «хозяева» допустили ряд непростительных промахов, и контрразведчики спешили ими воспользоваться, чтобы не дать преступнику уйти от заслуженной ответственности и пресечь утечку из НИИ сведений, составляющих государственную тайну.