Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина

— Я так думаю, ваше сиятельство, — сказал Матвей, — не мешало бы съездить на место и во всем разобраться. Вот только названия того местечка в Польше я не помню. Церковь там знатная и очень приличный трактир. На карте я все это не найду, но если надо, можно вспомнить весь путь.

— Надо, — сказал Бирон. — Паспорта для выезда вам и Люберову оформят завтра же. Формально вы поедете в Польшу… надо бы придумать — зачем. Чтоб не было лишних помех. Хотя можно командировать вас просто в армию Ласси.

— А что, если в официальной бумаге написать, что мы поедем для покупки лошадей для конюшен ее величества? — предложил Родион. — Польша славится знатными породами лошадей. С этой бумагой мы можем ездить где угодно.

— Для дела вам не мешает знать, что рассказал мне Шамбер и французский секретарь Маньян. — Бирон четко обрисовал ситуацию, не были забыты и два письма, которые отослал в Варшаву неведомый корреспондент. — Вы должны, — в голосе его опять зазвучали металлические ноты, — найти деньги, о которых толковал Шамбер. По его словам, их везли для меня. Вот вы их мне и привезете. И тогда обо всей этой истории будет забыто. Но если не найдете денег, вы очутитесь в этом же подвале оба. Я вас из-под земли найду. С Шамбером не церемоньтесь. Если он вор и шпион, его надо анвелировать. Раздавить василиска и аспида! — Бирон опять театрально взмахнул рукой. — Вы меня поняли?

Дальше все произошло очень быстро и ладно. Бирон ушел, в темнице появился мужик в сермяжном кафтане, который весело и с прибаутками принялся освобождать ногу Матвея от оков.

— Больно, милок? — приговаривал он сердобольно. — А ты терпи. У иных нога так распухнет, что резать надо, чтоб колечко снять. А у тебя такой надобы, чтобы нож применять, нету… Только первое время побереги ногу. Это она внизу распухла, а под штанами в тонину ушла, потеряла силу-то. Вот и все…

Сапог не налез на распухшую ногу, и до катера Матвей, с силой опираясь на плечо Родиона, шел босиком. Сопровождал друзей давешний офицер. Дождь давно перестал, в небе перемигивались звезды. На веслах сидели уже другие матросы. Офицер обругал их за сонный вид, за ночную сырость, за то, что до рассвета еще далеко.

Через час Родион уже спал на лавке в своем флигельке, а Матвей сидел за столом, пил вино и сам с собой беседовал о превратностях судьбы и крайне неприятном человеке с круглыми глазами по имени Бирон.

10

Историческая справка IV

Через двадцать дней после смерти польского короля Августа II, а именно в феврале 1733 года, в Петербурге в Кабинете было государственное собрание. На нем постановили:

1. Следуя русским интересам, Лещинского, который зависит от короны французской и шведской, а следовательно, и турецкой, до короны польской допускать никак нельзя.

2. Для того отправляемые в Польшу министры должны усиленно стараться, денежные и другие пристойные способы употреблять, чтобы поляков от избрания Лещинского отвратить.

3. А так как может случиться, что вышеозначенные способы (подкуп и уговоры) для отвращения таких вредных русскому государству предприятий окажутся недостаточными и надо будет силу оружия употребить, то признать нужным без упущения времени на самих границах поставить 18 полков пехоты и 10 полков конницы и расположить их в таком расстоянии, чтоб в случае нужды немедленно могли собраться и маршировать, и как скоро важное время наступит, собрать их в три корпуса и немедленно вывести к самым границам литовским и польским.

Примасу архиепископу грозненскому Потоцкому была выслана грамота, в которой Анна I требовала исключить Лещинского из претендентов на польский престол. При этом царица намекнула, что если к «чувствительному нашему прискорбию» поляки не прислушаются к ее советам, то Россия «противу воли своей» вынуждена будет «иные действительные меры предвоспринять». Тогда Анна погрозила Польше пальцем в первый раз.

Польша, разумеется, не послушалась. Избирательному сейму по польским законам предшествовал сейм конвакционный. Он собрался в конце апреля. На этом сейме постановили, что в короли может быть избран только природный поляк и католик, не имеющий наследственной державы и женатый на католичке. Этим постановлением поляки прямо говорили «нет» сыну покойного Августа II — Августу саксонскому. На этом же сейме решили признать врагом отечества каждого, кто провозгласит короля без согласия сейма. Было запрещено частным лицам собирать войска под любым предлогом.

На бумаге все выглядело очень убедительно, а на деле шляхта раскололась. Русский уполномоченный в Варшаве Левенвольде, возражая против Лещинского, вел с примасом бесконечные разговоры, суть которых сводилась к тому, что императрица Анна, питая к Речи Посполитой горячую дружбу, найдет способ «наказать врагов ее и обеспечить спокойствие в государстве».

Устав от этих бесед, примас вспомнил старый польский закон: во время избирательного сейма послы иностранных держав не имели права присутствовать в Варшаве. Левенвольде не смутил подобный указ, он заявил, что находится в польской столице по повелению своей государыни и не будет повиноваться приказам, противоречащим международному праву.

Так кто же займет польский трон? Легко голосовать «против» и очень трудно «за». Левенвольде писал в Петербург, что самой польской и литовской знати выбирать на трон некого, все паны врозь, каждый только за себя и расположить их в пользу одной, достойной кандидатуры нет никакой возможности. Нужна партия, которая в нужный момент предприняла бы решительный шаг.

Входящая в состав Речи Посполитой Литва была против Станислава Лещинского. Не последнюю роль играло здесь религиозное чувство. В Литве много православных, а потому они ожидали от ставленника католической Франции религиозных притеснений. Литва знала, что в случае избрания на трон Августа саксонского ей будет обеспечена поддержка России. Возглавлял литовскую партию новогрудский воевода, богатей Радзивилл. Русские агенты золотом и подарками помогали Радзивиллу и его сторонникам определить свои политические симпатии. Воеводства Минское, Новогрудское и Подляшское решили воспользоваться на сейме правом «liberum veto», для чего образовали конфедерацию.

В этот момент была написана и отправлена в Петербург декларация с просьбой о защите «драгоценнейшего сокровища Польши» — права свободного избрания короля. «Мы признаем королем того, кто окажется достойным и кого нам даст Бог, будет ли это пяст или чужестранец. Мы не обязуемся союзным дворам за оказанную нам помощь никакой вещественной благодарностью, но обязуемся только не предпринимать ничего такого, что могло бы нарушить вечную дружбу между нами и ими». Подпись на декларации была — «доброжелательные», и ни одной фамилии. Теперь на руках у императрицы Анны был серьезный документ. Польша сама просила выступить в решительный момент на ее защиту.

Инициатива «доброжелательных» стала известна партии Станислава Лещинского. Поднялся невообразимый гвалт. К Левенвольде явилась депутация из Сената с требованием назвать имена «доброжелательных». Левенвольде было легко ответить категорическим отказом, он сам не знал этих имен. Вскоре Левенвольде отбыл в Петербург за новыми указаниями.

До сих пор имя Августа саксонского еще не было названо. Занятно, что первым кандидатом на польский трон, которого в противовес Франции выдвинула Австрия, был португальский инфант дон Эммануил. Лиссабон долго медлил с ответом, но наконец высказался: португальский король рекомендовал на польский трон не дона Эммануила, а другого своего брата — дона Антонио. Однако ответ этот сильно запоздал. Уже составилась саксонская партия во главе с курфюрстом Августом, который был женат на племяннице австрийского короля Карла IV. Покойный Август II не признавал прагматическую санкцию, но сын его признал, а потому был сразу поддержан Австрией как кандидат на польский трон. Россию тоже устраивала эта кандидатура, однако при этом она потребовала, чтобы Август III после получения трона отказался от притязаний на Лифляндию, а герцогство Курляндское оставил в прежнем своем правлении. Курфюрст все эти обещания подтвердил письменно, при этом Россия и Саксония заключили восемнадцатилетний оборонительный союз.

Поддерживая Августа саксонского, Россия «пригласила к столу» Пруссию, которая имела свои виды на Польшу и на Саксонию. Во всей этой предвыборной кампании произносилось много прямых угроз, плелись интриги, появилось неприкрытое взяточничество, обман и вероломство, при этом все кричали о свободе воли, справедливости и честности.

В это крайне смутное и непредсказуемое время секретарь Маньян и получил шифровки из Парижа и Варшавы — искали загадочно пропавшие деньги. Бездействовать было нельзя, и секретарь направил Шамбера к Бирону, решив, что если он, Маньян, и не убьет сразу двух зайцев, то уж в одного — Шамбера — попадет наверняка. Маньян не верил, что деньги найдутся, но надеялся сделать пакость Шамберу, который ему порядком надоел. А впрочем, чем черт не шутит, Бирон всесилен. Главное, внушить фавориту, что он ищет свое.