Родиться надо богиней - Юлия Фирсанова

Отец мальчика был чертовски занят утешением своей израненной души. С этой целью он сменил уже не один десяток пассий. К сыну Моувэлль наведывался раз в месяц, окидывал его нежным взглядом, гладил по пушистой черной головке, меланхолично шептал: "Как же ты похож на маму, милый", и, тихо плача, удалялся за новым утешением. Таким образом, настоящее воспитание ребенка и забота о нем обрушилось на мощные плечи старшего брата — великого воителя Нрэна, который прекрасно разбирался в искусстве муштры новобранцев, но ровным счетом ничего не понимал в педагогике, хотя очень старался (в перерывах между походами). Сейчас был как раз такой редкий случай.

В ответ на предложение девушки поговорить с Нрэном Лейм внимательно посмотрел на нее, словно не веря своим ушам, поцеловал Элию в щеку и торжественно сказал:

— Спасибо.

Мальчик с боязливым благоговением относился к своему брату и считал, что даже находиться с ним рядом, не то, что говорить с ним, — большой подвиг. Честно говоря, Лейм действительно побаивался Нрэна. От воина часто, особенно сразу после возвращения из походов, исходила совершенно невыносимая для юного бога-эмпата аура беспощадной железной неумолимости, сдобренной кровью и смертью. Так что, как бы не любил родича малыш, но выносил он его с трудом.

Элия тепло улыбнулась маленькому кузену и так же серьезно, как взрослому, сказала:

— Пожалуйста.

После этого важного разговора принцесса сдала его на руки квохчущим нянькам, которые, приговаривая "Золотко ты наше! Где ж ты был, ненаглядный? Сладенький мальчик! Пойдем, миленький, кушать пора. Сначала вымоем рученьки, глазоньки, носик, твои медовые щечки…", потащили его прочь.

Лицо мальчика перекосила гримаска отвращения. Проводив взглядом несчастного, смирившегося с предстоящими мучениями ребенка, Элия окончательно решила, что отдавать Лейма на заклание этим идиоткам по меньшей мере жестоко и отправилась к Нрэну, намереваясь сделать то, что следовало сделать уже давно.

Массивная дверь открылась совершенно бесшумно. Молчаливый, желтый, странно-узкоглазый, маленький человечек в оранжевом халате, перевязанном на талии черным пояском, мгновенно открыл девушке, кажется даже раньше, чем раздался стук массивного стального кольца — головы леопарда — в дверь.

— Лорд Нрэн у себя? — властно осведомилась принцесса, даже не сомневаясь в своем праве получить ответ.

Слуга сложил ладошки на груди и низко поклонился, указав пальцем направо. Сочтя это за ответ "да" и думая над тем, есть ли у слуги Нрэна язык или вырезан за ненадобностью, кузен сам был молчалив и болтунов никогда не жаловал, Элия прошла в комнаты.

Нрэн находился в своей личной оружейной, мало уступающей по размерам дворцовой и превосходящей ее по качеству содержащихся экспонатов. Орудий убийств, собранных в огромной длинной комнате, с лихвой хватило бы на то, чтобы вооружить армию далеко не средних размеров. От разнообразных кинжалов, мечей, рапир, шпаг, стилетов, ножей, пик, копий, луков, дротиков и прочего и прочего, названия которого принцесса, не смотря на свою относительную образованность, даже не знала, рябило в глазах. Оно висело на стенах, стояло в специальных держателях-стойках, лежало на полках и столах, отблескивая в неумолимом свете пластин потолка. Вдоль одной из стен, внушая ужас и благоговение посвященным, получившим дозволение перешагнуть порог этого святого места, рядком стояли несколько великолепных комплектов парадных, со всеми регалиями, и боевых доспехов бога. Сам он босиком и без рубашки, в простых коричневых штанах сидел на тонком соломенном коврике прямо на полу. Скрестив ноги, Нрэн сосредоточенно полировал масляной тряпочкой огромный любимый меч, один вид которого был способен довести до обморока даже не слишком чувствительную натуру. Рядом аккуратной горкой лежала остальная амуниция, ожидающая своей очереди. Умиротворенное спокойствие, разлитое по лицу воителя ясно показывало насколько ему по нраву это нехитрое занятие. Кажется, воитель даже что-то мурлыкал себе под нос, правда, принцесса не смогла разобрать, что именно.

— Прекрасный день, Нрэн, — радостно поздоровалась Элия, влетая в оружейную.

Лорд моментально вскочил, коротко кивнул в знак приветствия и, отведя глаза, ответил так мрачно, словно извещал о похоронах ближайшего родственника:

— Прекрасный день, сестра.

— Я так плохо выгляжу с дороги, что ты отказываешься даже посмотреть на меня, кузен? — капризно осведомилась принцесса, прекрасно осознавая свою власть над смущенным Нрэном. Как ни старался воин блокировать излучение своих эмоций, но от Богини Любви скрыть их не мог. Элия с искренним любопытством ловила отзвуки разлитого в воздухе желания, смущенного любования ею и злости на самого себя за все испытываемые чувства.

— Нет, — угрюмо ответил мужчина, опустив голову, прямые пряди мягких светлых волос — наверное, единственное, что было мягкого в облике железного Нрэна — скрыли его лицо. Эти волосы Элии всегда неудержимо хотелось потрогать.

— Значит, ты просто не рад меня видеть! — обиженно возмутилась девушка, надув губки.

Нрэн только вздохнул, прекрасно понимая, что ответить на этот каверзный вопрос словами "да" или "нет" не удастся, а вступать в спор с кузиной, окончательно утопая в пучине разговора не мог.

— В чем дело, дорогой? Может, ты болен? — продолжала настаивать непосредственная нахалка с неподдельной заботой в голосе. — Я позову целителя!

— Не надо. Все в порядке. Что тебе угодно, сестра? — попытался перевести тему Нрэн, бросив на нее косой взгляд и еще более смутившись при виде нескромного одеяния.

— Почему ты всегда уходишь от ответа на прямые вопросы, дорогой? Это вопрос тактики? — съехидничала девушка.

— Я просто хотел узнать, что тебе нужно, — глухо сказал лорд, продолжая упрямо гнуть свою линию и вовсе не горя желанием вступить в полемику о своей манере вести разговор с мучительницей-кузиной. Эта наивная девочка просто не представляла, что творится у него в душе!

— Вот-вот, об этом я и говорю, милый, — настаивала Элия, не уступая кузену в упрямстве.

Мужчина кончил препираться и ушел в глухую оборону. Окончательно замолчав, он принялся так старательно изучать простенькие геометрические узоры на скромном паласике у себя под ногами, словно неожиданно обнаружил там послание от Творца, разъясняющее смысл существования Вселенной.

— Что там такого интересного, кузен? — мило поинтересовалась девушка, тоже опуская взгляд и невольно отмечая, какие у Нрэна узкие ступни с длинными пальцами. Вот только пальцы эти нервно поджаты, словно лорд не ведет разговор с очаровательной девушкой, а сражается не на жизнь, а на смерть.

— Так что тебе угодно? — обречено повторил воин, от всей души надеясь, что Элии скоро надоест над ним измываться, и думая, что, когда кузина удалится, ему придется перечистить четверть содержимого оружейной, чтобы успокоиться.

— Мне угодно поговорить о Лейме, — пожалев не столько Нрэна, сколько свое время, призналась тиранка.

— Что с ним случилось? — обеспокоено спросил лорд, признав важность темы и осмелившись, наконец, отвести взор от пола.

— Ничего того, что не случалось бы постоянно, — фыркнула девушка и деловито предложила: — Пойдем в комнаты, а то здесь у тебя кроме как на пол даже присесть некуда. Может быть, в жилых помещениях среди твоих паласов, ширм, железок, столиков, книг и лавок отыщется хоть одно относительно мягкое кресло. Я устала.

— Конечно, извини, пойдем в гостиную, — вновь понурился Нрэн, проклиная свою неловкость и глупость. Ни один из братьев не стал бы вести себя так по-идиотски в обществе Элии. Ни Энтиор, ни Мелиор, даже Кэлер никогда не забыли бы о том, чтобы предложить сестре сесть, прежде чем начинать беседу. Воин никогда не умел, да и не стремился уметь обращаться с женщинами. Знатные дамы с их льстивыми речами, заискивающими улыбками и тщательно скрываемым страхом в глазах, не удостаивались его ухаживаний, он всеми силами старался избегать их. Тех же женщин, в чьем обществе нуждалось периодически его тело, Нрэн не сажал в кресло, чтобы вести изысканные беседы, а укладывал на ту поверхность, что была под рукой. Но кузина никогда не походила на родовитых авантюристок, что, сгорая от ужаса, всеми силами пытались забраться к нему в постель, ни на девочек с улицы Грез, каковых брал на свое ложе он сам. Никогда в ее глазах не было страха перед ним, перед Воителем, чьим призванием и судьбой были войны и смерть. Нрэн решительно не знал, как себя вести с Элией, и отдал бы очень многое, чтобы этому научиться, чтобы не замирать статуей, теряя дар речи, стоило ей приблизится к нему, чтобы ухаживать за ней так ненавязчиво и изысканно, как Мелиор, или трепаться, так непринужденно и весело, как Джей или Рик. Но больше всего ему хотелось оставаться в обществе кузины таким же спокойным, как Тэодер, Ментор или Ноут. Вот только воитель с обреченным ужасом чувствовал, что покой этот утерян для него навсегда. Оставалось только пытаться делать вид, что он холоден и невозмутим, как было когда-то прежде, в благословенные времена, когда он почти не вспоминал о существовании младшей кузины. Нрэн был абсолютно уверен, что Элия никогда не снизойдет до грубого солдафона, а если узнает о его чувствах, только посмеется над ними. Иногда воитель думал о том, что лучше бы принцессу выдали замуж в какой-нибудь далекий мир, лучше всего другого Уровня. Но тут же в душе воина вскипала такая дикая ревность и боль, что он понимал, ему не вынести долгой разлуки, он убьет жениха Элии, едва узнав о его существовании, что лучше тысячи лет скрываться из Лоуленда и возвращаться вновь, чтобы видеть ее, свободную, веселую, легкомысленно меняющую мужчин, как перчатки, мучающую его своими шутками, такую прекрасную, недоступную и желанную, чем знать, что Элия будет принадлежать кому-то одному, и этим единственным будет не он.