В поисках древних кладов - Уилбур Смит

Королевский палач с окровавленным копьем дал воинам команду к нападению, так как смертный приговор распространялся и на жен старого воина, на его сыновей и дочерей, домашних рабов и их детей, на всех жителей большой деревни, где жили более трех сотен человек.

Палачи делали свое дело быстро, но древний ритуал смерти изменился. Старые женщины и седые рабы гибли один за другим, их не удостаивали удара копья, а забивали до смерти тяжелыми дубинками, которые имел при себе каждый воин. Малышей и не отнятых от груди младенцев хватали за лодыжки и вышибали им мозги о ствол дерева, о толстые шесты загона для коров или о первый попавшийся камень. Дело шло быстро, воины были дисциплинированны и хорошо обучены, а такие задания им доводилось выполнять неоднократно.

Но на этот раз кое-что пошло не так, как обычно. Молодых женщин, детей постарше и подростков оттесняли вперед, королевский палач бросал на них оценивающий взгляд и указывал окровавленным копьем направо или налево.

По левую руку их ждала мгновенная смерть, а тех, кого отсылали направо, заставили бежать, гнали к востоку, туда, где встает солнце, объяснила Робин малышка-нгуни.

— Мы шли много дней. — Она сникла, в глазах снова встал ужас пережитого. — Не знаю, как долго. Тех, кто падал, оставляли лежать, а мы шли дальше.

— Расспроси ее, что она помнит о местности, — потребовал Зуга.

— Были реки, — ответила девушка. — Много рек и высокие горы.

Они не встречали других людей, не видели ни деревень, ни городов, ни скота, ни возделанных злаков. На расспросы Зуги Юба лишь качала головой, а когда он в слабой надежде, что, может быть, она узнает местность, показал ей карту Харкнесса, девушка смущенно захихикала. Нарисованные на пергаменте значки были выше ее понимания, она не Могла соотнести их с деталями ландшафта.

— Скажи ей, пусть продолжает, — нетерпеливо приказал он Робин.

— Под конец мы шли через глубокие ущелья в высоких горах, где склоны покрыты высокими деревьями, где река падает в облаке белых брызг, и наконец пришли туда, где ждали буну — белые люди.

— Белые люди? — спросила Робин.

— Люди твоего народа, — кивнула девушка. — С бледной кожей и бледными глазами. Людей было много, некоторые белые, другие коричневые или черные, но одетые как белые люди, вооруженные исибаму — ружьями. — Народ матабеле знал силу огнестрельного оружия, они впервые столкнулись с врагами, вооруженными им, самое меньшее тридцать лет назад. Некоторые индуны матабеле даже владели ружьями, хотя в серьезных схватках на близком расстоянии всегда отдавали его оруженосцам. — Эти люди построили краали, такие, как мы строим для скота, но в них были люди, огромное множество людей, нас привязали к ним инсимби — железными путами.

Вспомнив об этом, она инстинктивно потерла запястья. На коже предплечий еще не сошли мозоли, натертые наручниками.

— Пока мы были в том месте в горах, каждый день прибывали люди. Иногда столько, сколько пальцев на двух руках, иногда очень много, мы издалека слышали их плач. И всегда их охраняли воины.

Однажды утром, до солнца, в час рогов (Робин вспомнила выражение, означавшее время на заре, когда первые лучи утреннего солнца начинают освещать рога коров), они вывели нас, закованных в инсимби, из краалей, выстроили в огромную змею, такую длинную, что ее голова терялась из виду в лесу далеко впереди, а хвост был еще в облаках на горе. Так мы спускались по Дороге Гиены.

Дорога Гиены — Ндлеле Умфиси. Робин впервые услышала это название Оно вызывало перед глазами образ мрачной лесной тропы, протоптанной тысячами босых ног, вдоль нее с бессмысленным хохотом и воплями крадутся отвратительные пожиратели падали.

— Тех, кто умер, и тех, кто упал и не мог подняться, освобождали от цепей и оттаскивали в сторону. Фиси у дороги стали такими наглыми, что выскакивали из кустов и пожирали тела, когда мы еще шли у них на виду. Хуже всего, если упавшие были еще живы.

Юба замолчала и невидящим взглядом уставилась в переборку. Ее глаза наполнились слезами. Робин взяла ее руку и положила себе на колени.

— Не знаю, как долго мы шли по Дороге Гиены, — продолжала Юба — Каждый день был похож на тот, что был раньше, и на тот, что наступал потом, пока наконец мы не дошли до моря.

Позднее Зуга и Робин обсудили рассказ девушки.

— Она наверняка шла через королевство Мономотапа и все-таки говорит, что не видела ни городов, ни признаков человеческой жизни.

— Работорговцы должны были избегать контактов с народами Мономотапы.

— Хотел бы я, чтобы она увидела и запомнила побольше.

— Она была в невольничьем караване, — напомнила сестра, — и думала прежде всего о том, чтобы выжить.

— Если бы эти чертовы народы умели читать карты.

— Это другая культура, Зуга.

Он увидел искру в ее глазах, понял, что беседа принимает нежелательный оборот, и поскорее сменил тему:

— Может быть, легенда о Мономотапе — всего лишь миф, может быть, и нет никаких золотых шахт.

— Гораздо важнее в рассказе Юбы то, что матабеле торгуют рабами, раньше они этим никогда не занимались.

— Чушь! — прорычал Зуга. — Они величайшие хищники со времен Чингисхана! И они, и отколовшиеся от зулусов племена — шангааны, ангони. Война — образ жизни матабеле, а награбленная добыча кормит этих людей. Все их государство построено на рабстве.

— Но раньше они никогда их не продавали, — мягко сказала Робин. — По крайней мере так утверждали дедушка, Гаррис и все остальные.

— Раньше у матабеле не было рынка сбыта, — резонно ответил Зуга. — Теперь они наконец вступили в контакт с работорговцами и нашли путь к побережью. Вот чего им до сих пор не хватало.

— Мы должны засвидетельствовать это, Зуга, — с тихой решимостью произнесла Робин. — Мы должны собрать доказательства этого преступления против человечества и привезти в Лондон.

— Если бы только девчонка видела доказательства существования Мономотапы или золотых шахт, — пробормотал Зуга. — Ты должна расспросить ее, есть ли там слоны. — Брат сосредоточенно склонился над картой Харкнесса, сокрушаясь об изобилии белых пятен. — Не могу поверить, что Мономотапа не существует. Слишком много подтверждений. — Зуга поднял взгляд на сестру. — Да, вот еще что — я, похоже, почти совсем забыл язык, которому учила нас мама, помню только какие-то детские стишки и колыбельные. «Мунья, мабили зинтхату, йолала умдаде уэтху» — «Раз, два, три, ложись спать, маленькая сестренка», — продекламировал он, хохотнул и покачал головой. — Мне придется снова его выучить, а вы с Юбой должны мне помочь.

При впадении в море Замбези распадается на сотни мелких протоков, переплетающихся между собой. Широкая болотистая дельта охватывает километров пятьдесят ничем не примечательной береговой линии.