Медовый месяц - Сьюзен Филлипс

— Нет, у тебя есть выход! — Эрик швырнул бокал в угол, и он разбился вдребезги, расплескав содержимое. — У нас есть выход, и не будет никаких абортов!

— Но…

Эрик видел, что пугает ее, и постарался прийти в себя. Отставив в сторону ее бокал, он взял ее за руки.

— Мы поженимся, Лили. Обязательно поженимся.

— Ты… ты мне дорог, Эрик, но я не думаю, что из меня получится достаточно хорошая жена.

Он постарался улыбнуться.

— Ну, тогда мы похожи еще в одном. Я тоже не думаю, что из меня получится достаточно хороший муж.

Лили робко улыбнулась. Он обнял ее, закрыл глаза и начал обещать все на свете — розы и рассветы, белые нарциссы и лунный свет — все, что приходило в голову. Эрик не особо углублялся в размышления; ему было все равно. Она выйдет за него замуж, потому что он ни за что на свете не возьмет на себя ответственность за смерть еще одного невинного существа.

Глава 14

СЪЕМКА В СТУДИИ. ГОСТИНАЯ В ДОМЕ НА РАНЧО. ДЕНЬ.

Дэш и Элеонора стоят посреди комнаты; у обоих на лице воинственное выражение.

ЭЛЕОНОРА: Я тебя не уважаю. Тебе это известно?

ДЭШ: Кажется, я слышал, как ты упоминала об этом.

ЭЛЕОНОРА: Я восхищаюсь образованными и утонченными мужчинами. Настоящими джентльменами.

ДЭШ: Не забудь упомянуть о галстуке.

ЭЛЕОНОРА: Что ты имеешь в виду?

ДЭШ: Когда мы разговаривали об этом в прошлый раз, ты сказала, что не можешь уважать мужчину, который помрет не в костюме с галстуком.

ЭЛЕОНОРА: Вряд ли я так говорила. Я просто сказала, что никогда не смогу уважать мужчину, у которого нет галстука или тем более он не носит его.

ДЭШ: Так у меня же есть галстук!

ЭЛЕОНОРА: Да-да, и на нем нарисована девушка, рекламирующая хула-хуп!

ДЭШ: Это только когда смотришь прямо на галстук. Если смотреть сбоку, то она больше похожа на фламинго.

ЭЛЕОНОРА: Я собираю чемодан.

ДЭШ: Так ты говоришь, что наши отношения обречены?

ЭЛЕОНОРА: Окончательно и бесповоротно.

ДЭШ: И нет никакой надежды?

ЭЛЕОНОРА: Ни малейшей.

ДЭШ: Потому что мы слишком разные?

ЭЛЕОНОРА: Полная противоположность.

ДЭШ (подходя к ней на шаг): А как насчет того, что я готов поцеловать тебя?

ЭЛЕОНОРА: Потому что ты грубый ковбой, не подчиняющийся никаким правилам!

ДЭШ: Неужели? А как насчет того, что и ты поцелуешь меня прямо сейчас?

ЭЛЕОНОРА: Потому что… потому что я без ума от тебя!

Они обнимаются, и их губы сливаются в долгом, страстном поцелуе. Дверь с грохотом распахивается, и врывается Дженни.

ДЖЕННИ: Так я и знала! Опять за старое! А ну прекратите! Прекратите немедленно!

ДЭШ (все еще обнимая Элеонору): Я думал, ты точишь свои коготки о Бобби.

ДЖЕННИ: Его зовут Роберт, а вам должно быть стыдно!

ДЭШ: Не пойму почему.

ДЖЕННИ: Да она тебя просто использует. С тех пор как Блейк пошел в ВВС, она липнет к тебе, как репей. Она боится состариться и умереть в одиночестве. Она боится…

ДЭШ (отстраняясь от Элеоноры, чтобы прервать Дженни): Достаточно, Джейн Мэри!

ДЖЕННИ: Стоит тебе выйти от нее, как она над тобой смеется. Я сама слышала это, папа! Она высмеивает тебя, разговаривая со своими друзьями в Нью-Йорке.

ЭЛЕОНОРА (Дэш и Элеонора одновременно воскликнули): Дженни, это неправда!

ДЭШ: Возвращайся в дом.

Дженни с вызовом смотрит на них, а потом выбегает из дома.

Элеонора и Дэш смотрят на дверь.

ЭЛЕОНОРА (спокойно): А вот и главная причина, почему у наших отношений нет никакого будущего.

Сцена кончилась, и Хани ушла за камеры, дергая за резиновую ленту, которая стягивала ее «конский хвост», и массируя пальцами голову. Она не позволила им обстричь свои волосы, и в конце концов продюсеры сошлись на том, чтобы Дженни носила конский хвост. Однако они велели Эвелин стягивать ее волосы назад так туго, что нередко у нее начинала болеть голова. Но все равно ради этого стоило потерпеть. Прошло уже пять месяцев со времени той проклятой вечеринки у Лиз, и ее волосы отросли настолько, что касались плеч.

Распушив их кончиками пальцев, она смотрела на Дэша и Лиз, которые все еще не уходили со съемочной площадки, спокойно разговаривая. Хани почувствовала укол ревности. Они были ровесниками и в далеком прошлом — любовниками. А что, если эти люди — самые близкие для нее — снова возобновят свои прежние отношения?

Один из ассистентов прервал их разговор с глазу на глаз, сказав, что Дэша приглашают к телефону. Лиз направилась к вей, и Хани заметила, что помада в углу ее рта слегка смазалась. Она отвернулась.

— Ты видела каталог магазинчика, который я положила на стол в твоей гримерной? — спросила Лиз, беря бутылку минеральной воды. — У них множество изумительных поясов.

Лиз была ее первой подругой, и Хани решительно подавила приступ ревности.

— Не искушай меня. С тобой у меня появилась мания делать бесконечные покупки в магазинах.

— Пустяки! Ты просто наверстываешь упущенное.

Лиз сделала глоток, держа бутылку за горлышко так грациозно, как будто она пила из бокала баккара.

— Одежда начинает становиться моей слабостью, — вздохнула Хани. — Уже несколько месяцев я читаю все модные журналы, которые попадают мне в руки. Прошлой ночью я заснула, мечтая купить новый коралловый шелк. — Она печально улыбнулась. — Я читала журнал «Мисс» и знаю, что женственность — это ловушка, но ничего не могу с собой поделать.

— Ты просто пытаешься обрести какое-то равновесие.

— Равновесие! Это самое никчемное занятие, каким я когда-либо занималась! В первый раз в моей жизни я не могу себя уважать.

— Хани, безотносительно того, с какими частями тела ты появилась на свет, ты подрастала как мальчишка, а не так, как девочка. Сейчас ты просто пытаешься открыть в себе женщину. Рано или поздно ты сможешь собрать вместе разные части своего «я». Просто пока ты еще не готова к этому. И пока… — Она подняла бутылку с минеральной водой и произнесла тост: — Покупай и выкидывай!

Улыбнувшись, Лиз вышла и направилась в свою гримерную.

Хани взяла пьесу и положила в сумочку, на которой были изображены влажные красные маки. Она знала, что озабоченность своей внешностью была связана с Дэшем, но пока все ее попытки обратить на себя его внимание как на женщину терпели полный провал. В лучшем случае в нем еще сильнее проявлялись отеческие нотки, он становился более раздражительным и требовательным и хмурился, что бы она ни делала. Как она ни старалась, он не был доволен. Мешало и то, что ей пять дней в неделю приходилось играть Дженни Джонс. Роль, которая раньше была для Хани так удобна, начинала ее раздражать.

Она повернулась, чтобы уйти с площадки, как вдруг сзади пара чьих-то пальцев ткнула ее под ребра.