Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход - Филип Фармер

А вот другую традицию он принял с радостью — обычай подрисовывать усы и бороды. Мужчины сопротивлялись тому, что Воскресители навсегда лишили их растительности на лице вместе с крайней плотью. С последним оскорблением личности они ничего поделать не могли, но до некоторой степени могли исправить другое упущение. Они раскрашивали подбородки и место над верхней губой темной жидкостью, изготовленной из измельченного древесного угля, рыбьего клея, дубового таннина и еще нескольких ингредиентов. Более терпеливые пользовались этим красителем для татуировки и подвергались долгой и болезненной процедуре, производимой с помощью острой бамбуковой иглы.

Теперь Бёртон был вдвойне замаскирован, однако судьба его зависела от милости человека, способного предать его при первой возможности. Он был не против того, чтобы привлечь внимание этиков, но не хотел, чтобы этики поняли, кто он такой.

А еще Бёртон желал быть уверенным в том, что ему удастся улизнуть, пока его не обставят ловчими сетями. Он вел опасную игру — все равно что идти по туго натянутому канату над стаей голодных волков, — но Бёртону это нравилось. Убежать он мог только тогда, когда это станет совершенно необходимым. А пока же он будет жертвой, охотящейся за охотником.

Но мысли его не покидало видение Туманной Башни и Великого Грааля. Зачем играть в «кошки-мышки», когда он мог пойти на штурм замка, в котором, как он предполагал, находилась штаб-квартира этиков? Ну, пускай не на штурм, пускай он прокрадется в Башню, проберется туда так, как мышь пробирается в дом — или в крепость. И пока кошки будут искать в другом месте, мышь сможет обратиться в тигра.

Когда к Бёртону приходили такие мысли, он смеялся и зарабатывал недоуменные взгляды двоих сожителей по хижине — Геринга и англичанина из семнадцатого века, Джона Коллопа. А смеялся он потому, что сам себе казался почти смешон в роли тигра. С какой только стати он считал, что ему, одному-единственному человеку, под силу чем-то повредить тем, кто способен изменять планеты, воскрешать миллиарды мертвых, питать и поддерживать тех, кто вернулся к жизни? Бёртон сжимал руки и знал, что в них и внутри того мозга, что ими управлял, заключено поражение этиков. Что за опасность пряталась внутри его — этого он не знал. Но Они боялись его. Если бы только он мог понять почему.

Но смеялся над собой он только отчасти. Другая его половина верила в то, что он — тигр среди людей. «Каким человек себя считает, таков он и есть», — бормотал Бёртон.

— Странно ты смеешься, друг мой, — сказал как-то Коллоп. — Что-то у тебя в смехе женское для такого мужественного человека. Похоже на… будто брошенный камень скользит по поверхности замерзшего озера. Или на лай шакала.

— Есть во мне что-то от шакала и гиены, — согласился Бёртон. — Так утверждали мои враги — и они были правы. Но во мне есть нечто большее.

Он встал с постели и принялся разминать затекшие за ночь мышцы. Через несколько минут он отправится вместе с остальными к питающему камню на берег Реки и заправит цилиндр. Потом настанет час обхода территории. Потом — муштра, потом обучение владению копьем, дубинкой, пращой, обсидиановым мечом, луком и стрелами, каменным топором, обучение рукопашному бою. Час на отдых и разговоры за вторым завтраком. Потом — час обучения языку. Два часа тяжелой работы по строительству укреплений на границах маленького государства. Полчаса отдыха, а потом обязательный забег на милю для укрепления здоровья. Потом — обед из заправленного грааля, потом — свободный вечер для всех, кроме тех, кому предстоял дозор или другие обязанности.

Подобного распорядка придерживались в крошечных государствах вверх и вниз по Реке. И почти везде человечество либо вело войны, либо к ним готовилось. Люди должны были держать себя в форме и знать, как драться на славу. Кроме того, муштра обеспечивала занятость населения. Как бы ни была монотонна жизнь по законам военного времени, она все равно была лучше, чем праздное сидение на месте и размышления о том, чем бы заняться. Отсутствие забот о хлебе насущном, покупке земли, уплате налогов, мелочных хлопот и обязанностей, которые наполняли жизнь людей на Земле и от которых они там страдали, нельзя было назвать благословенным. Шла постоянная борьба с бездельем, и руководители всех государств стремились придумать, чем занять свой народ.

В долине Реки должен был бы возникнуть рай, а шла война, война, война. И если отвлечься от мелочей, то война, по мнению некоторых, была здесь хороша! Она придавала жизни смысл и отвлекала от скуки. Злоба и агрессивность человека приобретали ценность.

После обеда все мужчины и женщины были вольны заниматься, чем их душе угодно, лишь бы только не нарушали местных законов. Можно было менять сигареты и спиртное из своего грааля, или рыбу, пойманную в Реке, на лучший лук и стрелы, щиты, миски и чашки, столы и стулья, бамбуковые флейты, глиняные дудки, барабаны, обтянутые человеческой кожей или рыбьей шкурой, редкие камни (которые действительно попадались редко), ожерелья из красиво обточенных и раскрашенных костей глубоководных рыб, из яшмы или резного дерева, на обсидиановые зеркала, сандалии и туфли, рисунки древесным углем, на редкую и дорогую бамбуковую бумагу, чернила и перья из рыбьих костей, шляпы из длинной и крепкой травы, растущей на холмах, на арфы из дерева со струнами, изготовленными из кишок «рыбы-дракона», на дубовые колечки для пальцев рук и ног, на глиняные статуэтки и другие вещи, полезные или красивые.

А потом, естественно, наступало время любви, которой Бёртон и его товарищи по хижине пока были лишены. Только тогда, когда их станут считать полноценными гражданами, им позволят перебраться в отдельные жилища и жить с женщинами.

Джон Коллоп был невысоким хрупким юношей с длинными соломенными волосами, узким и симпатичным лицом и большими синими глазами, обрамленными очень длинными, загибающимися кверху черными ресницами. Во время первого разговора с Бёртоном он представился и сказал:

— Я явился из мрака материнской утробы — откуда же еще? — на свет Божий на Земле в тысяча шестьсот двадцать пятом году. Слишком скоро я снова сошел во мрак утробы Матери-Природы, веря в воскрешение и, как видите, не разочаровался. Хотя я должен признаться, что эта загробная жизнь не такова, о какой мне говорили мои наставники. Но ведь как они могли знать истину, бедняги, слепцы, поводыри слепцов?

Довольно скоро Коллоп признался Бёртону, что был членом Церкви Второго Шанса.

Бёртон удивленно вздернул брови. Он встречал приверженцев этой новой религии во многих местах на берегах Реки. А Бёртон, сам будучи неверующим, почитал своим долгом изучать со всем тщанием любые верования. Узнай веру человека — и можешь считать, что ты его знаешь хотя бы наполовину. Узнай, кто его жена, — и будешь знать о нем все остальное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});