Фрида - Аннабель Эббс

о любви между мужчинами?

– Он анархист и ничего об этом не думал.

Фрида подняла голову от книги и с любопытством посмотрела на Лоренцо. В его вопросе, в неуверенном тоне голоса было что-то такое, от чего у нее перехватило дыхание. Молодой человек молча поместил холст на мольберт и начал вытирать тряпочкой кисть. Фрида отложила книгу и закурила, резким движением вытряхнув из коробка спичку.

– Отто считал, что нельзя подавлять сексуальные желания и фантазии, иначе они вытесняются в подсознание и человек не может стать по-настоящему свободным.

Лоренцо начал энергично водить кистью по холсту, заполняя темную область в углу. Фриде внезапно захотелось увидеть его лицо, а не спину.

– Конечно, это незаконно. Посмотри, что сделали с Оскаром Уайльдом.

Лоренцо ничего не сказал, лишь громко сглотнул. Наступила странная тишина. Фрида слышала шорох кисти по холсту и треск поленьев в камине, а вот обычные уличные звуки – детский плач, лай собак, топот солдат, звон ведер и бидонов – затихли. В наступившей тишине вдруг вспомнилась картина, четкая и ясная: Лоренцо наблюдает, как садовник, прививавший виноград, смешивает руками известь, навоз и землю. Когда мужчина наклонился над ведром, бриджи сползли с узких бедер, обнажив полоску блестящей загорелой кожи. В глазах Лоренцо вдруг зажегся странный свет. Свет, который она знала и любила. Свет, который, как она думала, загорается только для нее. Ну пусть даже для других женщин. Фрида отвела взгляд, не желая ни видеть, ни думать. Пока она тупо смотрела на ряды виноградных лоз, в ее сознание невольно проникла сцена из первого романа Лоренцо. Сцена, в которой двое мужчин вместе плавали в пруду, а затем вытирали друг друга полотенцами. Вспомнились точные слова, бессознательно запечатлевшиеся в памяти…

«Он обнял меня и прижал к себе, и я испытал восхитительную сладость прикосновения наших обнаженных тел… то был миг идеальной любви, более совершенной, чем любая другая, которую я знал с тех пор…»

Фрида с силой потерла лоб. В висках стучало. Не стоит забивать себе голову, как будто других проблем нет!.. Она уже раскаивалась, что не сохранила письма Отто. Зря отправила их Эрнесту. Лучше бы сделала копии… Надо пойти прилечь, иначе мигрень начнется.

Проходя мимо Лоренцо, она легонько тронула его за плечо.

– Пойду прилягу, милый.

Он обернулся и рассеянно кивнул. Фрида вдруг заметила, что его лицо искажает гримаса, словно мышцы перекрутились под кожей. Точно маленький зверек, попавший в капкан.

– Милый, я люблю тебя. Я хочу, чтобы тебя все любили. Ты этого заслуживаешь.

– Я тоже тебя люблю, Королева Пчел.

Лоренцо даже не посмотрел на нее: он продолжал водить кистью по холсту, оставляя длинные черные линии, будто шрамы.

Очутившись наконец в спальне, Фрида легла в постель, натянула на голову одеяло и заплакала. Час спустя она встала, высморкалась и вытащила из-под кровати саквояж. Прислушавшись, открыла шкаф, начала снимать с вешалок одежду и бросать в сумку. Платье, шаль, блуза, юбка. Выдвигая ящики, она шептала, точно заклинание, имена детей. Монти, Эльза, Барби. Монти, Эльза, Барби. В саквояж легли красные чулки, нитка стеклянных бус, старая ночнушка, потертое полотенце. Фрида порылась в карманах курток Лоренцо и взяла все купюры и монеты, которые нашла.

Опустилась на колени, стала возиться с застежкой. И почему-то вдруг вспомнила свою первую брачную ночь. Небольшой отель на берегу озера Люцерн. Выцветшие обои с узором из вьющихся папоротников. Она, раздетая, сидит на корточках на комоде. Из коридора доносятся нервные шаги Эрнеста. Он открывает дверь, звеня монетами в кармане. Запах пота и виски, когда она бросается на него, прижимается к шершавому твидовому пиджаку. Приникает губами к его губам, неумело и жадно. А он отстраняется с выражением смешанного стыда и отвращения, сбивчиво протестует…

…плоть следует подавлять, мой снежный цветок… плоть следует подавлять…

Затем последовало короткое, безрадостное соитие – дань необходимости. Остаток ночи она провела на балконе, глядя на серых мотыльков, пляшущих в ярком свете взошедшей луны, пока со стороны озера подкрадывался рассвет. Она запомнила тот рассвет – тусклая светлая полоса, и вдруг само солнце, истекающее кровью, похожее на бледно-золотую рану, с розовыми, желтыми и оранжевыми полосами, расходящимися по воздуху. Рассветный птичий хор звучал приглушенно и сдавленно, словно птицы пели со дна озера. А девять месяцев спустя появился Монти.

По лицу потекли слезы. Фрида начала медленно вынимать из саквояжа вещи, возвращать их на вешалки и в ящики, раскладывать деньги обратно по карманам. Она вытерла слезы рукавом платья и подошла к окну. Озеро выглядело как блестящий, сморщенный зеленый лист. За ним возвышались холмы, розовые и серебристые в узких лучах заходящего солнца. Какая смиренная красота! Интересно, где сейчас Лоренцо. Смотрит ли он на тот же вид? Возможно, описывает его своими изысканными, витиеватыми словами. Словно каким-то образом оказался в самом сердце озера. В его недрах, в легких, в крови. «Никто, кроме него, на это не способен, – подумала она. – Никто».

Глава 61

Фрида

Однажды утром, когда Фрида вывешивала в саду постиранные простыни, из деревни прибежал Лоренцо с криком:

– Сто фунтов, Королева Пчел! Сто фунтов!

Она уронила простыню на траву и понеслась ему навстречу, вытирая о передник мыльные руки.

– Дакуорт опубликует «Сыновей и любовников»!

Лоренцо заключил ее в объятия и начал танцевать, уткнувшись лицом в волосы.

– Держу пари, ты считаешь это своей заслугой?

– Да, – сказала она, со смехом его отталкивая. – Большая часть этой книги написана моей кровью.

– Глупости! Впрочем, сегодня я не буду с тобой спорить. – Лоренцо поднял с травы мокрую простыню и набросил ей на голову, как фату. – Роман сокращают на десять процентов, но мне все равно, потому что за него дают чертовых сто фунтов!

Фрида скинула простыню на веревку и вытерла фартуком мокрое лицо.

– А что вырезают?

– Все, что ты заставила меня написать о своей груди.

– Ты сам это написал! Ты одержим моей грудью! А еще что?

– Тот кусок, где говорится о матери. Они заявили, что это попахивает Эдипом, – презрительно ухмыльнувшись, сказал Лоренцо. – Пусть делают что им взбредет в голову. Главное – я получу сто фунтов.

Он пустился в пляс, бешено размахивая костлявыми коленями и локтями.

– Мы должны отпраздновать! Давай купим вина для всех в деревне?

– Потом. – Лоренцо перестал танцевать. – Сначала я напишу введение к «Сыновьям и любовникам», своего рода манифест. Как мы находим Бога во плоти в Женщине. Через Женщину мы возвращаемся к Отцу, только ослепленными и не осознающими себя.

Фрида сняла простыню и стала выжимать над бадьей.

– Ты боишься женщин, – заявила она, яростно скручивая материю. –