Невеста императора - Елена Арсеньева

К тому времени, как Иван завершил свой урок, Петр вновь был готов к бою, и не успел его фаворит еще слезть с постели, как прилежный ученик начал выказывать свои успехи.

Князь Федор уставился в стену, стиснул зубы. Он отнюдь не был ханжой, вот уж нет, и как ни был влюблен в Марию, понимал, что мужчине надобно не только сердце наполнить, но и блуд почесать. А если ему самому не хочется никого, кроме возлюбленной, так ведь не всем же везет в жизни! Что ж, что Петру еще двенадцать лет: его род рано начинает, да и наставник все время будоражит. Ну а Ванька — он таков, каков есть, его уж не переделать. «Разве я сторож брату моему? — усмехнулся князь Федор. — Тем паче — повелителю!» Судя по всему, дорожка в этот вертеп обоими была проторена (когда успели? Царь ведь едва неделю в Москве! Ну, не зря говорят: дурное дело — нехитрое!), здесь им вполне безопасно. Так что ж так теснит, и щемит, и ноет сердце? Почему снова и снова встает перед глазами лицо Марии, какое он видел в том сне: измученное печалью, которую дольше терпеть уже невыносимо, — почти предсмертной печалью?! Откуда это смутное предчувствие опасности, которое все сильнее томит душу? Чудится или уже впрямь слышны поодаль крадущиеся шаги, чье-то неровное дыхание, шелест одежды? Играет лунный свет, или вправду вышла из-за поворота лестницы некая белая, призрачно-белая фигура и, не держась за перила, медленно двинулась по ступенькам?..

* * *

Князь Федор перестал дышать. Под шапкою тесно сделалось волосам — они встали дыбом.

Белая женская фигура приближалась неотвратимо: он уже мог разглядеть легкие складки ее рубахи, оголенные до плеч руки, одна из которых чуть поддерживала длинный подол, так что виднелись босые ноги, почти невесомо касавшиеся пола.

«Не холодно же ей? — удивился князь Федор. — Босая, почти раздетая — в такую стужу!»

Он перекрестился, но женщина не исчезла — продолжала свой путь. Ее темные глаза странно мерцали, искры лунного серебра вспыхивали и гасли в них…

Тонкая, недлинная коса была перекинута на грудь, и женщина левой рукою безотчетно перебирала полураспустившиеся пряди.

Она прошла мимо влипшего в стену князя, верно, не заметив его, и, остановившись у двери, зашарила по ней, слабо толкнулась…

Князь Федор враз вышел из оцепенения. Да ведь ночная гостья норовит войти в ту самую комнатушку, где предается запретным ласкам.., кто? В том-то и дело!

Как же быть? Как остановить ее?

Женщина сильно толкнула дверь. В тот же миг князь прыгнул вперед, схватил незнакомку за руку. Она замерла, качнулась — и рухнула на князя Федора так внезапно, что он едва успел подхватить ее, но не устоял на ногах — и оба они с шумом ввалились в приотворившуюся дверь.

* * *

Ванька Долгоруков громко выругался. Из вороха одеял и подушек выросла темная всклокоченная голова царя, а рядом с ним — другая, женская. В слабом мерцании свечи князь Федор увидел толстощекое лицо, яркие испуганные глаза, вспухший от поцелуев рот.., и этот рот вдруг пискляво выкрикнул:

— Боженька милостивенький! Да это ж боярышня Проворно оттолкнув любовника, распутница выскочила из постели, одернула задравшуюся рубашонку и опрометью кинулась к князю Федору, который стоял столбом, придерживая незнакомку, тяжело, бесчувственно висевшую в его руках.

Иван в ужасе воззрился на брата:

— Где ты ее взял?

Тот пожал плечами, но при этом движении тело девушки начало вовсе сползать на пол, и он перехватил руки. Голова ее улеглась на его плечо, рубаха на груди разошлась, и князь Федор в порыве невольной деликатности прикрыл ее полой своего полушубка, чтобы скрыть от жадных Ванькиных глаз.

Петр, неуклюже путаясь слишком длинными руками и ногами в одеяле, кое-как слез с постели и тоже подошел, вытаращился на девушку еще хмельными от неудовлетворенной похоти глазами.

— Штаны надел бы, ваше величество! — буркнул Иван и, отвернувшись от засуетившегося государя, грозно надвинулся на хозяйку комнатушки:

— Быстро говори, Аниська: кто это? Почему здесь?

Шпионила за нами? Пришла на царя поглазеть? Ты ей разболтала?!

— Да ты в уме? — ни чуточки не испугалась, только безмерно удивилась та. — Что ж мне, жить надоело — о таком-то болтать?! Да и пятьдесят тысяч рублей, что мне посулили, на дороге не валяются. Да за такие деньги я сама себе язык отъем!

— Уж точно! — усмехнулся Иван, смягчаясь.

«Пятьдесят тысяч рублей! — так и ахнул князь Федор. — Щедр государь всея Руси, ну щедр!..»

— А эту… — небрежно махнула Аниська. — Об этой не заботьтесь. Это боярышня наша — ночеходка. Ну, бродит во сне, слыхали про таких? Порченая, одно слово. Господин-то наш лекарей иноземных важивал, важивал — никакого проку. Говорят: замуж выйдет, тогда, может, исцелится, а пока девка — будет шастать. У нас уж все привыкли к ней. Беда раньше была: со свечой ходила. Два раза чуть пожаров не наделала! А теперь нянька следит, лучинки, свечки все на ночь прячет.

— Где ж та нянька, которая за, ней следит? — сердито спросил уже застегнувшийся и даже пригладивший волосы Петр.

— Сейчас увидишь! — раздался мужской голос, и царь, Долгоруковы и Аниська, враз оборотясь, узрели в распахнутых дверях два направленных на них фузейных дула.

— Барин! — выдохнула Аниська чуть слышно и вдруг исчезла. Не сразу догадался ошеломленный Федор, что проворная бабенка стремительно рухнула вошедшему в ноги и теперь истово лобызала его валенки, воздев кверху сдобный зад, туго обтянутый рубахою. — Барин! Батюшка! Умилостивись! Я ни в чем не повинная! Высокие господа сами заявились, по огороду прокрались, дверку снесли.., я спала, безвинная, безумышленная…

— Полно врать! — рыкнул на Аниську незнакомец.

Видно его по-прежнему не было, однако, судя по голосу, был богатырь не маленький, да и чтобы враз обе фузеи удержать, силушка требовалась особенная.

— Безвинная, глядите! Цветик полевой, нетронутый! Что ж, я первый день тебя знаю? По очереди али все вместе они, — дула угрожающе описали круг, указывая на мужчин, — твою перинку взбивали? Делвь утлая, сосуд скудельный [53], гноище всеобщее! И что это вы замыслили, дерзобесные?! Дочку мою единственную во грех вовлечь? Насилкою взять, да на той же постели изгнусить, где непотребную Аниську валяли? Да, вовремя, знать, пробудился я нынче ночью! Вот, думаю, ноет ретивое — что да почему? Как там, думаю, Анна — спит ли, мирячит [54] ли? Вдруг — чу! Голоса! И вот.., что вижу, что вижу я! Ну, господа хорошие, наступил ваш смертный час!

Голос угрожающе возвысился, и князь Федор понял, что надо немедля открыть их инкогнито, не то прямо вот сейчас будет содеяно непоправимое! Но Иван, верно, подумавший о том же, опередил его.