Наука побеждать - Борис Сапожников

КРОВАВАЯ ДРАМА В БАНДИТСКОМ ЛОГОВЕ

Жуткой картины стали свидетелями полицейские, прибывшие на место преступления, имевшее быть третьего дня. Оно произошло в небезызвестном районе нашего города, имеющем весьма скверную репутацию. За что и был прозван жителями Нашей (иначе Виленской) Хитровкой. Чем, как говорят, весьма гордятся тамошние обыватели.

Но даже для них то, что произошло третьего дня, оказалось слишком страшно. В большой комнате, где, по всей видимости, жили несколько десятков человек, творилось нечто неописуемое. Картины Дантова ада меркнут в сравнении с этим. Я сам был свидетелем того, как из комнаты выносили трупы. Внутренности же её были, в буквальном смысле, залиты кровью. Внутри творилась подлинная резня.

Надо сказать, что в этой комнате обитал известный полиции и моим читателям roi du mendiant, по прозванию Грач. Имени его точно никто не знает, однако, как мне стало известно из источников в Полицейском управлении под этим непрезентабельным прозвищем скрывается некто Сорокин Василий, Иванов сын, трижды судимый за грабежи и налёты, дважды бежавший с каторги, однако в последний раз отбывший своё наказание полностью и заживший вроде бы вполне мирной жизнью в лабиринтах Нашей Хитровки. Со временем он взял под свою опеку почти всех городских нищих. Они платили ему ежедневно за право жить и работать на папертях. Грач же распределял места нищих в городе и занимался защитой их от налётчиков и грабителей.

И вот теперь Грач и вся его банда, а также изрядное число нищих, мертвы, умерщвлены с чрезвычайной жестокостью. Встаёт вопрос, кто и зачем так страшно расправился с ним и его людьми? Обычная ли это, как говорят на Нашей Хитровке, разборка или же Грач сотоварищи — жертвы кровавого маниака, взявшего себе целью очистить город от нищих. Слухи о таком маниаке упорно ходили некоторое время назад, однако сами собой сошли на нет, не получив реального подтверждения. Так что же, нам пришлось встретиться с этими подтверждениями?

— Это про нас? — удивился Кмит, кладя на стол свежий номер «Виленского курьера». — Мы же вроде не устраивали никакой «кровавой резни».

— Не устраивали, — кивнул я, — однако журналистской братии свойственно изрядно преувеличивать, к тому же, с людьми Грача и его нищими могли расправиться свои же, так сказать, братья по цеху.

— Ну да, — поддержал меня прапорщик Фрезэр, — в любом случае сначала других нищих подозревать будут. Вот и перерезали остальных.

Мы втроём сидели в отдельном номере трактира в центре Вильно, празднуя победу над Грачом и его нищими. Рядом, в общем зале, пили мои гренадеры под присмотром фельдфебеля Роговцева, и с ними Жильцов. Гуляли по случаю освобождения боевого товарища из нищенского плена.

— Скажи, Суворов, — в номере мы обходились без чинов, — для чего ты вообще затеял эту эскападу с нищими. — Кмит недоумённо развёл руками. — Можно же было просто забрать Жильцова.

— Грач бы мне этого не простил, — покачал головой я. — Мне с Жильцовым не было бы жизни в Вильно. А узнай нищие, что я собираюсь уехать из города, они бы, наверное, настоящую охоту за нами устроили. Я решил несколько предвосхитить их действия.

— Лезть в бандитское логово с неполным десятком гренадер, — усмехнулся Кмит. — Чёрт побери, Суворов, только ты на такое способен!

— И через свою лихость и угробится, — сказал майор Ахромеев, раздвигая шторки, которыми наш номер был отделён от общей залы.

На сей раз, он сменил статское платье на мундир Лейб-гвардии Литовского полка. От одного взгляда на него мне захотелось вскочить и отдать честь. Кажется, Фрезэр или Кмит даже дёрнулся. Ахромеев только усмехнулся и присел рядом с нами, положив кивер на лавку.

— Без чинов, господа офицеры, — сказал он, — без чинов.

— С чем пожаловали? — поинтересовался я у него.

— Вскоре к вам возникнут вопросы у полиции, — ответил Ахромеев. — Вас с гренадерами видело очень много народу, когда вы входили в здешнюю Хитровку. Нищие использовали вас, чтобы решить свои дела, а вы теперь получились настоящими кровавыми маниаками. Хоть вы и герои войны со Священной Римской империей, но подобной резни вам не простят. Солдат по-тихому сошлют в арестантские роты, а вам, господа офицеры, чтобы не позорить честь полка, придётся пустить себе пулю в лоб.

— Хорошенькая перспектива, — протянул Кмит.

— Воистину, правы были древние, — добавил Фрезэр, — ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным.

— И что же, Ахромеев, — обратился я к майору, — говорите уже, вы ведь не просто так к нам пришли. У вас есть ко мне какое-то дело. Излагайте.

— Не к вам одному, — сказал Ахромеев, — а ко всем вам, включая фельдфебеля и гренадер.

— Ну, так излагайте уже, Ахромеев, — поторопил его я. — А то ещё полиция заявится.

— Суворов, вы, видно, позабыли о нашем путешествии из Парижа в Шербур, — вздохнул тот. — Снова мой мундир застит вам взгляд. Что до дела, оно просто. Я отправляюсь в небольшое путешествие на сопредельную территорию, под Кенигсберг. Детали сообщу уже в дороге.

— А если я откажусь ехать? Мои люди без меня тоже никуда не пойдут. Верно, господа офицеры?

— Именно так, — подтвердили Кмит с Фрезэром.

— Вы сами, Суворов, о полиции говорили, — напомнил Ахромеев.

— Не мундир глаза застит, — покачал головой я, — но подлость ваша.

— Не я нищих штыками колол, — никак не отреагировал на почти неприкрытое оскорбление Ахромеев. — Вам, Суворов, надо сначала думать побольше и подольше, а потом уже что-то предпринимать. Вы мыслите фронтовыми категориями, Суворов, ваши с одной стороны — враги с другой. А вы забыли, что даже нищие Грача, такие же люди, подданные его императорского величества, и смерть их не должна остаться безнаказанной. Особенно в таких количествах.

— А как же, сам погибай, а товарища выручай? — мрачно протянул Фрезэр.

— И при этом громозди трупы на трупы, — в тон ему сказал Ахромеев. — В общем, господа офицеры, решайте, вы идёте со мной или ждёте полицию. Они уже идут сюда.

Я вынул из кобуры свой пистолет и кивнул Кмиту, тот положил перед собой «Гастинн-Ренетт», у Фрезэра личного огнестрельного оружия не было, и подпоручик передал ему свой второй пистолет.

— Вы что делать собираетесь? — удивился Ахромеев. — Драться с полицией?

— Отчего же, — покачал головой я, — стреляться. Чтобы репутацию полка не портить. Как говорил один городовой, имя — это всё.

— Вы что, господа офицеры, с ума посходили?! — вскричал Ахромеев, как на пружине вскакивая с лавки.

— Вы нам предложили перспективу, — пожал плечами я, — вот мы и следуем вашей рекомендации.

— Прекратите! Хватит этого фарса! Я старше вас по возрасту и званию! Что вы тут разыгрываете какую-то сцену из бульварного романа.

— Не мы этот фарс начали, господин майор.

Он опустился на лавку, обхватив руками голову.

— О, Господи, Твоя власть! С кем приходится иметь дело? Вы желаете служить Отечеству любыми способами, о чём кричите на каждом углу. А когда вам дают шанс сделать это, то предпочитаете пустить себе пулю в лоб, лишь бы не помогать ужасной и отвратной тайной канцелярии.

— Быть может, вам методы следует сменить. — Я убрал пистолет в кобуру, Кмит поступил также. — Идёмте, господа офицеры. Мне надо поговорить с нашими солдатами.

Как только мы вышли в общую залу трактира, все гренадеры и фельдфебель вскочили на ноги и отдали честь, хоть и были уже изрядно пьяны. Жильцов отстал от них лишь на несколько секунд, вставать с одной рукой, будучи при этом ещё и весьма нетрезвым, наверное, довольно нелегко.

— Вольно, — бросил им я. — Прошу садится. — И подал всем пример. Когда все расселись вокруг сдвинутых столов, я обратился к солдатам. — Я подвёл вас под монастырь. Своим недальновидным поведением. Думаю, мой друг, майор лейб-гвардии Ахромеев, поможет вам спастись от арестантских рот. Не так ли? — Ахромеев нехотя кивнул. — Однако у майора есть для нас одно предложение. Я лично отправляюсь вместе с ним в небольшую прогулку на северо-запад, за границу. Никому из вас приказывать не могу, только спрашиваю: пойдёте ли вы со мной?

— Как один, — за всех ответил фельдфебель Роговцев. — Этот вопрос был лишним, ваше благородие.

— Не был, Роговцев, — покачал головой я. — По крайней мере, для меня. — Я поднялся — и все, включая Ахромеева, хоть он и был старше меня по званию, встали вслед за мной. — В общем, господа офицеры и гренадеры, выступаем завтра. Господин майор, вы дадите нам подробные инструкции относительно места и времени нашей встречи?

— Очень любезно с вашей стороны, штабс-капитан, — ехидно заметил Ахромеев, — что вы предоставили мне слово. Встречаемся завтра, в восемь утра, на станции дилижансов.

— Есть, — ответили мы.