Крест на моей ладони - Влада Воронова

— Джакомо! Водку, любую! Быстро!

Парень сунул мне литровую бутылку.

— Это ром.

— Пойдёт, — ответила я и дальдром сколола горлышко. Тут в голову пришла дельная мысль.

— Подержи-ка, — сунула я бутылку Джакомо и отцепила от шлевки джинсов сотовый телефон, включила режим видеозаписи. Сняла вурдалака со спины, перевернула, записала вид спереди.

— Поливай, — велела Джакомо.

— Что? — не понял он.

— Лей на него ром. Вурдалаки не переносят спирта, он разъедает их как кислота. Если полностью не уничтожить тело, вурдалак воскреснет. Давай! — подтолкнула я парня.

Он осторожно плеснул на грудь умертвия ром. Плоть подтаяла. Джакомо начал лить увереннее, равномерно распределяя жидкость по всему телу. Я снимала тающий труп. Джакомо посматривал на меня со страхом и отвращением, но своё дело делал. Остановился, не решаясь плеснуть на лицо. Даже в смерти оно оставалось прекрасным.

— Лей, — подбодрила я.

Спустя минуту от хелефайи осталась только большая лужа протоплазмы, в которой лежала одежда.

— Теперь всё, — сказала я. — Вурдалак больше не вернётся. Идём, Джакомо, надо обработать записи, может быть, и удастся установить внешность того, кто сделал вурдалачью матрицу возрождения.

— Так ты не…

— Не некрофилка, хочешь сказать?

Парень смутился чуть ли не до слёз, пробормотал что-то оправдательно-извиняющееся. Я прицепила телефон к шлевке, воткнула в столешницу дальдр.

— Идём, Джакомо. Посмотрим записи.

К луже подошёл лайто.

— Овурдалачить Избранную Кровь — кощунство! — возвестил он, возмущённо выгнул верхушки ушей.

— Несомненно, — ответила я. — Умертвий надо делать из человеков. Мы универсальный материал — и сырьё, и пища.

— Ты говорила, — спросил кто-то из посетителей, — что вурдалака сможет сделать любой ворожей?

Все уставились на лайто, точнее — на его пояс. У хелефайи тревожно дёрнулись уши.

— Я не… — начал было он.

— Это он! — истерично заорал кто-то. — Отрешённик!

— Сволочь ушастая! — завизжали сразу несколько голосов. — Вурдалачник!

Определённая логика тут была — в Альянсе неромансерством занимаются только хелефайи, а этот бедолага оказался чересчур близко от места преступления.

Лайто собрался было спорить и опровергать обвинения, но я схватила его за руку и потащила прочь. Хелефайя вырвался, смерил меня досадливо-брезгливым взглядом и повернулся к толпе.

— Я не…

В голову ему швырнули бутылку. Я схватила Джакомо за рубашку, дёрнула за собой на улицу, оттуда в переулок.

— А он? — на ходу спросил Джакомо.

— Ему уже ничем не помочь, разве что озомбачить. Я физически не смогу увести людя втрое сильнее меня, если он сам идти не хочет. И тем более не смогу остановить толпу.

— Они же не… — Джакомо не договорил.

— Это толпа. Безумное от страха и пьяное от ярости людское стадо, в котором каждому есть за что мстить представителю высокой касты. А хелефайя — спесивый дурак, который элементарных вещей не понимает. Толпа его разорвёт, и нас вместе с ним, если вовремя не удерём. Всё, что мы можем сделать — это вызвать полицию. Если ушастику очень повезёт, он отделается обширными переломами.

Я сорвала со столба и разбила заклинание аварийного вызова полиции, чётко и громко произнесла адрес и название трактира.

— Дети Звёзд сильны, живучи и проворны, — неуверенно ответил Джакомо. Я пожала плечом. Хотелось бы надеяться на лучшее, но сбежать от толпы не легче, чем от горной лавины.

— Ты говорила, — сказал Джакомо, — что не умеешь драться.

— Так и есть. Меня учили только убивать.

— Кого убивать? — испугался альянсовец.

— Всех. Если ты не в курсе, то знай — в Троедворье идёт война. А в бою не дерутся, там уничтожают живую силу противника, то есть убивают людей, пока эти люди не успели убить тебя.

Джакомо поёжился. Потайничник никогда не задумывался, как в действительности выглядит любая битва, хоть Величайшая, хоть самая обыкновенная.

Но сейчас не до эмоций, надо побыстрее домой, записи обработать.

* * *

Джакомо залпом выпил из бумажного стаканчика купленное у разносчика кислое низкосортное вино.

— Не торопись, — сказала я. — Подыши глубоко и ровно. И не стесняйся, после всего увиденного тебя и должно трясти, совершенно естественная реакция.

Сидели мы на скамейке в парке неподалёку от ресторана. Разносчик болтал с клиентами, толстой неряшливой бабой и запойного вида мелкорослым тощим мужичком.

— Этого ушастого вурдалачника уже вся полиция ищет! — визгливо радовалась баба. — Теперь не уйдёт, сучонок. Сам всевладыка подписал разрешение на арест.

— Что-то слишком быстро, — не поверил разносчик.

— Так всевладыка Дуанейвинг сейчас в городе! — ответил мужичонка. — Тот овурдалаченный бедняга из его свиты, личный вассал. В среду парня на дуэли убил один из мелких приспешников Злотворящего Отрицателя. А в четверг вурдалаком сделали. Найти отрешённика, который провёл обряд, от всевладыки требует долг сюзерена. А кто ещё сможет овурдалачить Старшую Кровь, кроме самих Всемудрейших?

— Звучит убедительно, — сказал Джакомо. — Зачем бы ещё Совершеннейшему приходить в дешёвый человеческий ресторан, если не за вурдалаком?

— Нет, — сказала я. — Вурдалак хотел его убить. На создателей они не нападают.

Торговец и пьянчуги ушли в глубь парка.

— Как правило, не нападают, — упорствовал Джакомо.

— Исключено, — повторила я. — Ушастика зовут Миденвен ар-Даллиган ли-Вириар. Он тот самый знаменитый фармацевт из нычки Виальниен, сын не менее знаменитого целителя. Ар-Даллиганы богаты, честны и уважаемы, заниматься отрешённым волшебством им смысла нет. Да и не такие они люди.

— Откуда ты его знаешь?

— Видела в четверг в департаменте. А рассказал о нём один из хранителей Мёртвого архива.

— Ли-Вириар в городе бывает только по понедельникам, когда привозит в аптеки лекарства. Какого чёрта ему здесь делать в четверг? Благословеннейшие из нычек выходить не любят. Если вурдалак начал убивать в пятницу, то сделали его как раз в четверг.

— Департамент — место для этого малоподходящее, — возразила я. — Нет, ли-Вириар к вурдалаку никакого отношения не имеет. Хотя не исключено, что парня подставляют. Из-за вурдалака ситуация в городе напряжённая, эстрансанги и человеки на грани бунта, а Виальниен — ближайшая к Рему хелефайская нычка. Овурдалачен тоже хелефайя. Крупный этнический конфликт неизбежен. Другой вопрос, кому он выгоден — предстоятелю потайничному, который возжелал стать верховным, или верховному, чтобы упрочить свою власть. А может, Лоредожеродд постарался.

— Ты произносишь имя Врага?! — отшатнулся Джакомо.

— Я всегда называю врагов по имени. Это убирает страх перед ними.

— С ума сошла… — ошарашено пролепетал Джакомо. — Так не делает никто.

— Вот поэтому Лоредожеродд и трепет вас всех как трёхгрошовую шлюшку.

Джакомо немного помолчал и спросил:

— Ты уверена, что тот Звездорождённый не создавал вурдалака?

— Да. Ли-Вириар стал шахматюшкой в чьей-то игре. Это означает, что его используют в тёмную, хелефайя и сам не подозревает о своём участии в интриге. В ней он может быть кем угодно: пешкой, конём, даже королём, но всё равно остаётся не более чем фигурой — безвольной и бездумной игрушкой. Это заурядная мелкая провокация, в Троедворье такой спектакль пытаются разыгрывать почти каждую неделю, если не дворня, так равновесники.

— Так значит тот Дивный ни в чём не виновен! — обрадовался Джакомо.

Никогда я не пойму этого восторженного преклонения перед хелефайями. Большинство представителей низших каст их обожают, охотно прощая ушастым и снобизм, и высокомерие.

То, что один из кумиров оказался обычным мелким хамом, да ещё и замешанным в одно из самых тяжких преступлений, причиняло Джакомо немалую душевную боль. Несмотря ни на что, хелефайя нравился ему безмерно только одним тем, что он — хелефайя, часть Дивного Народа, живое воплощение красивых легенд и сказок. Джакомо с радостью ухватился за малейшую возможность оправдать ушастика.

— Пойдём, — поднялась я со скамейки, — надо обработать записи.

— Как ты собираешься это делать?

— Посредством ноутбука и специальных программных дисков, которые остались со времён Троедворья. Друзья привезли кое-какие вещи из дома.

— Понятно, — кивнул Джакомо. — А где ты аккумуляторы подзаряжаешь? На основицу каждый раз не набегаешься.

— В некоторых домах Рема есть и электричество, и нормальная канализация.

— Нина, — медленно проговорил Джакомо, — а зачем в Величайшей из битв нужны такие провокации? Зачем эта грязь?