Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исторический спор двух вер и его трагическое завершение
Раскольники расставили аналои[206], разложили на них книги и поставили зажженные свечи. Пошли обычные препирательства, следовали вопросы вроде таких, как: «Почему службу исполняют по новым служебникам?» и ответы вроде: «Это не ваше дело. Простолюдинам не подобает исправлять церковных дел и судить архиереев».
Патриарх упрекнул раскольников, что они «грамматического разума не коснулись» и не знают, какую силу содержит в себе этот разум. «А мы не о грамматике пришли с тобой спорить, — говорил Никита, — а о церковных догматах. Вот я тебя спрошу, а ты отвечай, зачем на литургии вы берете крест в левую руку, а тройную свечу в правую? Разве огонь честнее креста?».
В это время вмешался холмогорский архиепископ Афанасий, но Никита вдруг замахнулся на него и закричал, чтобы он не лез вперед патриарха. Вероломная Софья тут же закричала, что архиерея бьют при самой царевне и боярах и что если бы их не было, то и убили бы.
А дальше события развивались следующим образом. Когда думный дьякон прочитал до конца челобитную, где говорилось, что еретик Никон сумел поколебать душу царя Алексея Михайловича, она вскочила с места и сказала: «Если Никон был еретиком, так и отец, и брат наш были еретики! Значит, цари не цари, архиереи не архиереи…».
Софья со слезами обратилась к стрельцам: «Вы были верные слуги деду нашему, отцу и брату… Зачем же таким невеждам попускаете чинить крик и вопль в нашей палате?». Стрельцы успокоили ее.
В конце концов раскольникам предложили разойтись и ждать решения. Они вышли и снова кричали: «Победихом! Победихом! Вот так веруйте» и показывали двуперстие.
Софья собрала выборных стрельцов, приказала напоить вволю медом и просила не оставить ее. Стрельцы убеждали ее, что не стоят за старую веру. Преданные Софье стрельцы Стремянного полка схватили Никиту Пустосвята и еще пятерых самых ярых проповедников. Никите отрубили голову, а остальных сослали. После этого раскольники притихли.
Хованщина
Получив власть над стрельцами, Хованский осознал свое могущество, зазнался и кичился своим происхождением от Гедимина, оскорблял бояр, говоря, что России от них один вред и что на нем держится все царство. После казни Никиты Пустосвята стрельцы, уверенные в силе Хованского, самовольничали и волновались. Царская семья жила в страхе, а бояре постоянно опасались за свою жизнь. В Москве появлялись люди, которые распускали слухи о том, что бояре хотят извести стрельцов, и стрельцы требовали выдачи всех бояр. Возмутителей пытали и казнили. Но опасность для царской семьи от этого не уменьшилась.
Хованский вдруг потребовал от Думы обложить налогом дворцовые волости в пользу стрельцов по 25 рублей на человека, а когда дума отказалась сделать это, он вышел к стрельцам и сказал: «Дети, знайте, мне бояре грозят за то, что я вам добра хочу! Мне стало делать нечего! Как хотите, так и помышляйте».
19 августа распространился слух, что стрельцы хотят перебить царскую семью и возвести на престол Хованского. Царская семья вынуждена была перебраться в Коломенское село. Бояре стали разъезжаться по своим волостям. В Москве из всех думных людей остался один Хованский.
Он ездил в карете, возле которой всегда шло пятьдесят стрельцов с ружьями. В его дворе стоял караул из сотни стрельцов.
Софья переехала в монастырь Саввы Сторожевского и разослала по городам грамоту ко всем служилым людям и к боярским слугам, в которой говорилось о стрелецком мятеже, представляемом теперь как измена, а не верная служба царям, признанная царской грамотой.
Казнь Хованских
13 сентября царская семья переехала в село Воздвиженское. Отсюда послали указ о том, чтобы в Воздвиженском собрались все бояре, окольничие, думные люди, стольники, московские дворяне и жители.
В день именин Софьи, 17 сентября село заполнилось людьми. Еще до приезда Хованского с сыном Софья прочитала подметное письмо[207] перед думой. Тут же думные люди приговорили его к смертной казни. Первым взяли отца, который остановился на отдых и раскинул шатер в селе Пушкине. Его связали и привезли в Воздвиженское. Затем нашли в подмосковной вотчине сына. Хованских не пустили во двор. Думные люди вышли из двора и сели на скамейки у ворот. Думный дьяк Шакловитый прочитал приговор. Хованских обвинили в незаконном распоряжении казной в пользу стрельцов, в потакании невежеству стрельцов, в дерзких речах, в неповиновении царским указам и др.
Старый Хованский потребовал дать ему возможность оправдаться в присутствии царей, но Софья и особенно боярин Милославский боялись, что при этом всплывет много такого, о чем лучше было бы молчать. И Софья приказала привести приговор в исполнение немедленно. Казнь состоялась перед дворцовыми воротами у дороги. Голову сначала отрубили отцу, потом сыну.
Казнив главу стрельцов, Софья опасалась их мести за «батюшку» и поспешила скрыться в Троицком монастыре, где были крепкие стены, а на стенах стояли пушки.
Коней стрелецкой власти
Софья, находясь под защитой крепких стен монастыря, куда отовсюду собирались служилые люди, уже не боялась стрельцов. Она потребовала, чтобы стрельцы прислали к ней по двадцать человек выборных от каждого полка.
Стрельцы уже были напуганы, и в их рядах царило смятение, а наглость уступила место малодушию. Выборные по указу Софьи уже считали себя обреченными на смерть. Московитяне, которые раньше боялись стрельцов, теперь видели их растерянность и смеялись над ними. Стрельцы упросили патриарха, которому только что грозили расправой, отправить к Софье вместе с выборными одного из архиереев.
Выборные по дороге в Троицкий монастырь видели множество людей, призванных усмирить стрельцов, еще больше поддавались страху, а явившись перед Софьей, пали на колени и во всем признали свою вину.
Новым начальником стрельцов Софья назначила Шакловитого, который решительно расправился с теми, кто попытался своевольничать. Пять человек он казнил, а потом из каждого полка удалил в отдаленные места самых беспокойных.
Фаворит Софьи Голицын
Неудачный поход в Крым в 1689 г. под бездарным руководством фаворита Софьи Василия Голицына стал поводом к падению царевны. На Голицына смотрели как на труса, а Софья представляла этот поход как проявление геройства. Она наградила своего любимца вотчиной и увеличила его жалование на триста рублей. Софья щедро наградила и других участников похода. В письмах она называла Голицына «светом батюшкою, душою своею, сердцем своим» и т. д. Она, например, писала ему в Крым: «Батюшка мой платить за такие твои труды неисчетные радость моя, свет очей моих, мне веры не иметца, сердце мое, что тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день той был, когда ты, душа моя, ко мне будешь; если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила перед собою… Я брела пеша из Воздвиженскова, толко подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, к самым святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню, как взошла…». Это письмо интересно не только тем, что является образцом стиля бытовой переписки того времени, но и дает нам образ просто любящей женщины, а не строгой правительницы.
А вот что писал о Голицыне французский иезуит, который находился тогда в Москве: «Этот первый министр, происходивший из знаменитого рода Ягеллонов, без сомнения, был самый достойный и просвещенный вельможа при дворе московском; он любил иностранцев, и особенно французов, потому что благородные наклонности, которые он в них заметил, совпадали с его собственными…».
Другой посланник, бывший в Москве, называл Голицына великим человеком. Вот как он описывал жилище первого министра: «Я думал, что нахожусь при дворе какого-нибудь италиянского государя. Разговор шел на латинском языке обо всем, что происходило важного в Европе.., он велел мне поднести всякого сорта водок и вин, советуя в то же время не пить их. Голицын хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей… пастушеские шалаши превратить в каменные палаты. Дом Голицына был одним из великолепнейших в Европе». У Голицына было много книг.
Но Голицын не приобрел славы великого полководца, а поэтому и народной любви. Как говорит С.М. Соловьев, его нравственное значение для защиты Софьи и почтения врагов потерялось в неудачных крымских походах.
Попытка переворота
Положение Софьи становилось незавидным. Сын Нарышкиной, у которой Софья отняла правление, оставался царем, он возмужал, и она вдруг оказалась не у дел.
Софья должна была или покориться Петру, или предпринять попытку переворота. Она решилась на второе. Поднять стрельцов по набату оказалось невозможным, и тогда Софья воспользовалась подметным письмом, которое вдруг появилось у нее и предупреждало, что в ночь с 7 на 8 августа 1689 г. появятся «потешные» Петра и убьют Ивана Алексеевича и его сестер. Шакловитый усилил охрану Кремля и стал подговаривать стрельцов, чтобы они убили старую царицу, а если сын будет заступаться за нее, то и его. Из этого тоже ничего не вышло. Двое стрельцов по поручению пятисотного Лариона Елизарьева отправились в Преображенское, чтобы предупредить царя.
- Древняя Греция - Борис Ляпустин - Культурология
- Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов - История / Культурология / Прочая научная литература
- Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов - Прочее / Культурология / Мифы. Легенды. Эпос
- Французское общество времен Филиппа-Августа - Ашиль Люшер - Культурология
- Медиахолдинги России. Национальный опыт концентрации СМИ - Сергей Сергеевич Смирнов - Культурология / Прочая научная литература
- Женщина в Церкви : беседы с богословом - Андрей Кураев - Культурология
- Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда - Александр Никонов - Культурология
- Трансформации образа России на западном экране: от эпохи идеологической конфронтации (1946-1991) до современного этапа (1992-2010) - Александр Федоров - Культурология
- Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье [Литрес] - Анджелика Монтанари - История / Культурология
- Постмодернизм в России - Михаил Наумович Эпштейн - Культурология / Литературоведение / Прочее