Аракчеев: Свидетельства современников - Коллектив авторов Биографии и мемуары

— Что это у тебя, братец, новый мундир, что ли, что приехал в мундире?

— Никак нет, ваше сиятельство, но, быв назначен состоять при особе вашей, долгом счел явиться, — причем я сообщил ему переданное мне предписание медицинского департамента и Высочайший приказ.

— Не думал я, чтобы Государь так скоро исполнил мою просьбу. Спасибо Якову Васильевичу Виллие[404] за его дружбу ко мне, больному старику. Вы уже совсем из Новгорода?

— Никак нет, и ежели ваше сиятельство позволите, то мне нужно бы предварительно побывать в Петербурге по некоторым домашним обстоятельствам.

— Хорошо, но, пожалуйста, поторопись, ибо Орлов от меня уже отчислен.

— Слушаю, ваше сиятельство; но позвольте мне доложить, что на условиях, переданных мне генералом Фрикеном, я у вас служить не могу. Вы даете мне 2500 рублей ассигнациями и квартиру, но это для меня недостаточно, так как все припасы у вас в Грузине дороже. Я имею теперь уже двоих детей и содержу двух старух, так что из определенного вашим сиятельством жалованья я ничего отложить не могу, и совесть попрекала бы меня в том, что я, в угождение вашему сиятельству, жертвую благосостоянием своего семейства. Прибавьте мне 500 рублей — и я готов остаться у вас до гробовой доски, поберечь вас, сколько хватит знания и опытности, готов пользовать и крестьян ваших по деревням, как мой предместник.

— Ты, брат, в Новгороде избалован, — сказал граф, — впрочем, здесь рассуждать нечего, у тебя Высочайший приказ, и это свято.

— Я это очень хорошо понимаю, — был мой ответ, — но какая вашему сиятельству охота иметь при себе врача, которому вы доверяете свою жизнь против его воли и желания. Я обязан у вас служить, но первого сентября подам в отставку и все-таки вашему сиятельству придется искать себе другого врача.

Граф, по-видимому, расстроился, нахмурил брови и сказал:

— Пора спать, скоро десять часов. Утро вечера мудренее, ступай в свой флигель и явись к утреннему чаю, то есть к шести часам, тогда потолкуем! — и, пожелав доброй ночи, ушел.

Не спавши почти всю ночь, я должен был явиться к графу к шести часам и застал его за столом (с чайником в руке, ибо после трагической смерти Настасьи Федоровны он редко кому доверял приготовить чаю, разве только приезжим дамам или Татьяне Борисовне, которой он вполне верил. Походивши по комнате с четверть часа и посматривая на меня с какою-то насмешливою и язвительною улыбкою, спросил, хорошо ли я обдумал вчерашний разговор?

— Как же, ваше сиятельство, но, к сожалению, я должен вам объявить, что, несмотря на ваше ко мне благодеяние и ласки, я у вас долее сентября остаться не могу. Извините мой дерзкий отзыв, но я говорю от души, как отец семейства.

Граф переменился в лице, ибо он действительно был тронут моим ответом.

— Не ожидал я этого от тебя, любезный кум, — сказал граф, начал ходить по комнате и после некоторого раздумья спросил: — Кто же назначен на ваше место в Новгород?

— Господин Орлов! — был мой ответ.

— Какой Орлов?

— Ваш бывший врач, Степан Петрович.

— Гм! Гм! Где же и настоящее время ваш госпиталь?

— В порожних строениях бывшей фабрики.

— Как? Следовательно, стена об стену с Духовым монастырем?

— Точно так.

Граф, подумав недолго, проговорил вполголоса:

— Этому не бывать! Знаете ли вы, за что я просил удалить от себя Орлова?

— Слыхал кое-что, но мне что-то не верится.

— Но это так, и потому я отправил Татьяну в Духов монастырь, а теперь предстоит им опять случай видеться и возобновить прежние отношения, но этому никогда не бывать. Я хотел их разлучить, но ваше начальство соединило их опять. Шутить, что ли, надо мною, стариком, хотели?

Граф, по-видимому, был вполне уверен, что все грузинские сплетни должны быть известны и медицинскому департаменту, который, чуждый всем грузинским происшествиям, назначил Орлова в Новгород, а меня в Грузино.

— Позвольте мне теперь отправиться, ибо я уволен только на четыре дня и господин Орлов ждет меня в Новгороде.

— Подождите немного, зайдите в церковь или в библиотеку, где найдете разные новые модели и рисунки.

Я зашел в церковь, где под бюстом Императора Павла сторож показал мне будущую могилу графа, а подле ее и могилу зарезанной Настасьи Федоровны. Пол в церкви чугунный, составленный из ромбоидов. Сторож, заметив, что я обратил внимание на желтое колечко, прикрепленное к одному ромбоиду, предложил мне поднять оный. Под ромбоидом на вызолоченной дощечке над могилою Настасьи Федоровны была надпись: «Здесь погребен 25-летний мой друг, Настасья Федоровна, убиенная своими людьми в сентябре 1825 года»[405]. Граф заходил каждое утро в церковь поклониться праху двадцатипятилетнего своего друга и возобновлял увядшие цветы свежими. В день смерти Настасьи Федоровны граф был в округе короля прусского полка и тотчас после обеда намеревался отправиться по другим округам, но прискакавший грузинский голова объявил о случившемся главному доктору военных поселян К. Х. Долеру, другу графа, который под видом внезапной болезни Настасьи Федоровны насилу мог уговорить графа возвратиться в Грузино. Не доезжая несколько верст, объявили графу о случившемся несчастии. Граф остолбенел, но через несколько минут начал рыдать, рвать на себе волосы, бросился без фуражки из кареты, так что Долер и лакей насилу могли его удержать. Что было в Грузино, не знаю. Вышедши из церкви, я зашел к графу, который вручил мне письмо к Якову Васильевичу и просил передать свой поклон. Я отправился тотчас же и на другой день явился в медицинский департамент к дежурному генералу и в департамент военных поселений. Отовсюду один вопрос:

— Вы из Грузина?

— Точно так.

— Хорошо, что исполнили так скоро волю Государя.

Около двух часов явился к Якову Васильевичу Виллие. Тот же вопрос:

— Вы уже совсем переехали?

— Никак нет.

— Пожалуйста, поторопитесь, ибо вы знаете, что граф без врача долго оставаться не может.

— Граф просил передать вашему превосходительству свой дружеский поклон и вручить это письмо.

Яков Васильевич прочел письмо, взял свое увеличительное стекло, прочел вторично и задумался.

— Вы уверили меня, что граф здоров, но мне кажется, что он с ума сошел.

— Не думаю, — был мой ответ, — ибо при моем выезде вчера вечером я ничего особенного не заметил.

— Знаете ли вы содержание этого письма?

— Никак нет.

— Граф просит меня об одной милости у Государя: оставить вас на прежнем месте в Новгороде, обещая уже более не беспокоить Государя о назначении ему врача. Скажите, пожалуйста, что за причина столь быстрого и крутого поворота? Может быть, вы сами умоляли графа остаться в Новгороде?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});