Фартовые деньги - Леонид Влодавец

— Во! — Борман красноречиво покрутил пальцем у виска, обращаясь к Ухану. — Сообразил, называется!

А Ухана от запаха блевотины тоже замутило, и он, согнувшись, вывернулся наизнанку, отчего духан в подвале стал непереносим и для Бормана.

— Ы! — вырвалось у него из глотки, и «партайгеноссе» добавил своей мути в общую лужу. — Б-бляха-м-муха!

Проблевавшись, Ухан с Борманом вылезли из подвала, выдули по кружке воды и выкурили по сигаретке на свежем воздухе. Немного полегчало, и головы совсем отрезвели.

— Блин, — проворчал Борман, утирая с глаз выступившие слезы, — на фига ты его в брюхо ткнул?

— Может, он тоже очухается, раз прорыгался? — предположил Ухан.

— Хрен его знает, может, и очухается…

ПРИЕХАЛИ С ОРЕХАМИ…

За несколько часов до этого купальщики благополучно вернулись с речки. То есть сначала вернулись в довольно пасмурном настроении Анюта и Шпиндель, а потом — сияющие, как медные пятачки, и очень довольные собой Епиха с Юлькой.

Мрачное настроение первой пары объяснялось просто: Анюте пришлось скучать в обществе малограмотного недомерка Шпинделя, тогда как ей самой очень хотелось поболтать с Юлькой. Ну а Шпиндель, в свою очередь, очень неловко и неуютно чувствовал себя при этой долговязой и шибко умной воображуле, тогда как ему очень хотелось поговорить с Епихой. В результате они провалялись на бережку, почти не общаясь и даже в воду окунаясь порознь. Некоторое время они надеялись, что их постоянные собеседники все-таки объявятся, но этого так и не случилось. Появилась Раиса и позвала «детей» обедать. Она тоже нервничала, но не потому, что Епиха с Юлькой куда-то запропали, а потому что Механик, который обещал к обеду быть как штык, до сих пор не прибыл. Насчет отсутствия Юльки и Епихи она все понимала и скорее радовалась тому, что молодежь закрутила «роман», чем огорчалась. Надо думать, чем крепче у них завяжется, тем больше шансов, что Юлька откажется от каких бы то ни было претензий на Механика. По Райкиному разумению, Еремочка ей по всем статьям больше подходил в мужья, чем этой ссыкушке-потаскушке. Пусть себе балуется с пацаненком, недалеко от него ушла по возрасту…

У довольной собой парочки все тоже было не так просто. Епиха, правда, испытывал удовлетворение совершенно искренне. Все, что за истекшие часы повидали его глаза, услышали уши и ощутили все прочие органы чувств, переполняло его восторгом. В его мозгу и сейчас одна за другой возникали картинки пережитого…

То, что они вытворяли сперва на островке, потом прямо в воде на протоке, наконец, в лесу, Лешка еще сутки назад и представить себе не мог. Лежа, стоя, на коленях, на карачках, вдоль, поперек, наискосок… В лесу они вообще ухватились руками за толстый сук, повисли на нем вместе — выдержал, сукин сын! — и умудрились соединиться на весу. А закончилась эта сумасшедшая беготня в какой-то яме у корней высокого дерева, где они, рыча, как зверята, жадно терзали друг друга до полного изнеможения. Нет, у Епихи после всего этого просто душа пела!

С Юлькой все было сложнее. Внешне она навела на себя маску такого же эйфорического счастья, которое в натуре испытывал Епиха. Но эта маска предназначалась для демонстрации — в основном Райке и Механику. Под этой внешней оболочкой прятался второй слой Юлькиного настроения — совершенно противоположный первому. На этом уровне она испытывала отвращение и к себе, и к Епихе, каялась перед Механиком и даже, как ни странно, перед Райкой, а свое поведение оценивала как бесстыжее и омерзительное. Но это был не последний уровень ее сознания. Был еще один, наиболее глубинный и наиболее соответствующий истине. Так вот, на этом уровне происходило отрицание отрицаний. Все покаяния и самобичевания там отсутствовали, а то, что она проделывала с Епихой, вызывало у нее подсознательное ликование. И если на втором уровне Юлька убеждала себя в том, будто ничего подобного больше не допустит, то в глубине души у нее выкристаллизовывалось такое мощное влечение к Лешке, что ей стало ясно — все будет повторяться много-много раз, пока кому-то из них это не надоест.

Конечно, когда они появились в избе — все прочие уже доедали обед, — ни у кого, даже у Шпинделя несчастного, не было ни малейших сомнений в том, как Юлька с Епихой провели время. Райка только хмыкнула, поглядев на них:

— Связался черт с младенцем…

— Это еще разобраться надо, кто младенец, а кто черт, — бодро отреагировала Юлька.

Лопали они очень жадно, прямо-таки наворачивали за обе щеки и так откровенно обменивались при этом взглядами, что Анюта аж покраснела, а Шпиндель посмотрел на Епиху с нескрываемой завистью. Это ж надо же, он уже трахается по-настоящему! А ему, Шпинделю, ни хрена не светит…

— А где Ерема? — позволила себе спросить Юлька. — Все гуляет?

— Не приезжал еще, — ответила Раиса. — Должно быть, дела задерживают.

— Смотри, — поддела Юлька, — не загулял бы он с расстройства…

Райка не пропустила эту шпильку мимо ушей, но и огрызаться не стала. Сказала спокойно:

— А чего ему расстраиваться? Баба с возу — кобыле легче.

— Это точно, — бодренько поддержала Юлька. — Баба свалила, а кобыла осталась.

Вообще-то Райке очень захотелось засветить этой наглой стерве промеж глаз, но она и тут сдержалась:

— Иная старая кобыла лучше молодой бабы.

Анюта, которой этот скандальчик стал надоедать, быстренько допила компот и заявила:

— Спасибо, тетя Рая. Очень все было вкусно. Пойду я вздремну немного. Перегрелась на солнце, наверно. А потом, наверно, собираться начну. Как вы думаете, Олег Федорович меня сможет завтра на станцию отвезти?

— Что так? — спросила Раиса. — Надоело у нас?

— Да нет… — уклончиво отозвалась Анюта. — Просто пора и честь знать.

И удалилась в свою комнату.

Шпиндель, который тоже допил компот, добровольно вызвался мыть посуду. А Юлька с Епихой, довольно быстро завершив обед, дружно выскочили из-за стола и испарились.

— Шпана несчастная, — проворчала Райка. — И сама с круга сбилась, и пацана за собой тянет.

— Может, у них любовь? — предположил Шпиндель, ополаскивая очередную тарелку.

— Какая там любовь? Хулиганство одно. Ей нужен парень лет под тридцать, а не мальчишка, понимаешь? Неделю так побесится, поиграет, как кошка с мышонком, а потом надоест. А Лешка, дурачок, все всерьез принимает. Если она ему в один прекрасный день скажет: «Пошел ты от меня!», он еще и удавится сдуру. Но и ей самой туго будет. Ерема-то сердитый, обратно не примет. А еще хуже, если она, дуреха, возьмет да и залетит…

— Как это? — похлопал глазенками Шпиндель.

— Да так, как бабы залетают. Забеременеть она может. Ерема-то берег ее, а Лешка твой ни хрена не смыслит. И она, дуреха, небось за этим делом не приглядывает… Да чего я тебе, несмышленышу, это рассказываю! Не поймешь ничего.

Шпиндель, конечно, обиделся за «несмышленыша», потому что все прекрасно понимал, но возмущаться не стал. Он продолжил свое посудомойное занятие.

Через некоторое время, когда Райка уже вытирала последнюю ложку, вымытую Шпинделем, со стороны леса послышался шум мотора.

— Ну, слава тебе, Господи! — сердито произнесла Раиса. — Едут, кажется. Опять обед грей и на стол собирай, а потом посуду мой! Во жизнь!

Но злилась она не на то, что Механик опоздал к обеду, а на Юльку. Достала она ее с этой «кобылой». Точно ведь, если ее и ценит за что-то Олег, так это за полезность в хозяйстве и за безотказность в работе. То есть за те же самые достоинства, за какие ценят старую, смирную и уже не способную носить приплод кобылу… И то, что Механик с ней спит, — это всего лишь теплая благодарность за трудовые успехи. Премия, так сказать. А любит он по-настоящему только Юльку. Хотя Юлька в хозяйственном смысле много меньше Райки соображает. И ежели она до сих пор старалась трудиться на совесть, то только потому, что хотела Райке нос утереть. А сейчас нашла себе игрушку и точно на все наплюет. И придется Райке, как старой кобыле, весь этот воз везти. На то, что Ерема Юльке мозги вправит, надежда плохая. Стоит этой козе дрыгнуть ножкой — побежит за ней не хуже, чем пацан Епиха, все простит и все позабудет. Потому что она для него и жена, и любовница, и дочка еще ко всему прочему. А Райка — домработница, и ничего больше…

Гражданка Мартынова зло шмыгнула носом, промакнула глаза кухонным полотенцем. Не хотелось реветь в присутствии Шпинделя, да и Механика встречать с мокрыми глазами она не собиралась. Не фига давать Юльке лишний повод радоваться и злопыхательствовать. Мы еще поборемся!

Шпиндель в это самое время залег на печку и мирно засопел. А к воротам хутора, куда Райка вышла встречать Механика, подъехали, как это ни странно, две машины. «Уазик» тянул за собой на тросе синюю «шестерку», в которой сидели незнакомые люди. Мужик с перевязанной головой и рукой на перевязи, а также полная немолодая баба в ситцевом платье.