Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький

class="p1">В Питере гг. Мережковский с женой, Розанов, Меньшиков, Скворцов — известный прохвост из миссионеров православия, редакт[ор] «Миссионер[ского] обозрения» — и наш друг Миролюбов затевают некое религиозное общество. Так как ты тоже однажды писал мне, что «без религии жить нельзя», то я считаю долгом товарища известить тебя о затее сей достопочтенной компании юродивых и жуликов, дабы ты, душечка, понял, кому именно без религии нельзя жить. Очень прошу тебя отметить в сердце твоем тот факт, что по нынешним дням склонность и религии сильно растет и что основателями религиозных о-в являются всегда либо прохвосты и мерзавцы, либо безличные, а то юродивые людишки. В Москве основано теософическое о-во гг. Батюшковым и Философовым. Г. С. Петров сотрудничает в сытинском «Русском слове» под псевдонимом «Русский» и очень восхваляет «Русское о-во», основанное Грингмутом — Комаровым — Сувориным.

А. П. Чехов пишет какую-то большую вещь и говорит мне: «Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного».

Полагает, что в России ежегодно, потом ежемесячно, потом еженедельно будут драться на улицах и лет через десять — пятнадцать додерутся до конституции. Путь не быстрый, но единственно верный и прямой. Вообще А. П. очень много говорит о конституции, и ты, зная его, разумеется, поймешь, о чем это свидетельствует. Вообще — знамения, всё знамения, всюду знамения. Очень интересное время. Гора — пыжится, топорщится, — посмотрим, какова будет новорожденная мышь. Познакомился с Бальмонтом. Дьявольски интересен и талантлив этот неврастеник! Настраиваю его на демократический лад, ибо — жить здесь скучно.

Я очень проиграл, забравшись сюда, нужно было ехать в Вятку, Вологду, Пермь — куда-нибудь в город. Здесь я пока чувствую себя не у дел, за штатом, что после довольно бурно прожитого лета — утомительно и обидно. Пиши мне на Ялту, доктору Леониду Валентиновичу Средину. Без передачи. Пришли Средину какую-нибудь одну — две — хорошую фотографию Борнемауса, не наклеенную и небольшую. Ты повергнешь его этим в восторг, а мне облегчишь кое-что. Если тебе понадобятся деньги для себя — спроси у Пятницкого. А для других надобностей — я буду хлопотать.

До свидания, товарищ.

Тороплюсь кончить, ибо уезжает она.

Твой друг верный.

175

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Между 19 и 24 ноября 12 и 7 декабря] 1901, Олеиз.

Олеиз, № 1.

Дорогой дяденька!

Посылаю Вам письмо Голанта, на которое я не отвечал и не отвечу. Рассказа не дам, некогда. Чирикову написал. Редактирую Скитальца. Жить здесь — скучно, а потому приходится работать.

Ну-с, дело с изданием рассказов еврейских беллетристов — налаживается и сильно подвинулось вперед. Только — вот что: переводчики, иллюстраторы и авторы интересуются вопросом о вознаграждении, а это как раз один из тех вопросов, решать которые я не призван. Не согласитесь ли Вы, дорогой, поговорить с В. П. Потемкиным, редактором сборника? Если да, я его пришлю к Вам. Вот, чорт побери, когда сказывается это нелепое запрещение въезда в Москву! Будь я там, мы с Потемкиным все бы выяснили. Мне хочется, чтобы сборник вышел под фирмой «Знания» — что Вы скажете на это?

Художественную часть сборника принимает на себя некто Лилиен, живущий в Берлине и мечтающий о возрождении национального еврейского искусства. Его рисунки к книге «Juda» произвели сенсацию даже среди антисемитов, как мне сообщают. Книгу эту я скоро получу и пришлю Вам посмотреть, если хотите.

План сборника таков:

1. Мое предисловие — несколько скромных ругательств.

2. Краткий очерк изящной еврейской литературы.

3. Рассказы и стихи еврейских авторов, иллюстрированные еврейскими художниками.

Гарно[12]?

Миленький дяденька! Очень возможно, что этот сборник будет лучшим моим дельцем, если только я не увязну в технических подробностях, коих — боюсь.

Если Вы, дорогой друг, не откажетесь поговорить с Потемкиным, телеграфируйте Средину, когда можете принять Потемкина, а я телеграфирую ему в Москву, и он тотчас же явится к Вам.

Сборник должен быть не менее 25 листов, — я думаю, — а продаваться не дороже 1 р. 50 к., полагаю. Хорошая бумага, художественная обложка.

О пьесе — ни слуха, ни духа. Пишу [Немировичу-]Данченке, чтоб он выслал мне четвертый акт немедленно. Пришлю тотчас же, как только получу.

Ну, пока до свидания?

Да, вот что: мне стало известно, что Бунин снова явится в компании «Скорпионов», коя затевает еще альманах. Скажу по совести — это меня отнюдь не радует. Я все думаю — следует ли «Знанию» ставить свою марку на произведениях индифферентных людей? Хорошо пахнут «Антоновские яблоки» — да! — но — они пахнут отнюдь не демократично, — не правда ли?

К этому соображению примешивается еще и следующее: когда я напишу «К ней», — Бунин и еще многие другие люди будут очень недовольны мною, хотя я имен их и не упомяну. Возможно даже, что они будут возражать мне, — ибо я намерен наступить им, голубчикам, на хвостики.

Ловко ли. заключать союз, — путем издания рассказов, — а потом — в зубы?

Ах, Бунин! И хочется, и колется, и эстетика болит, и логика не велит!

Скажите Ваше решающее слово, друг мой добрый и умный! Против «Гайаваты» ничего не имею, но рассказы — смущают.

Итак — до свидания!

Сердечное, горячее спасибо Вам за то, что проводили меня до Ялты! Славные дни провел я с Вами.

Кланяются Вам Средины и Григорий Ярцев, обиженный Вами.

Кстати — его спрашивают телеграммой из Питера, не позволит ли он пользоваться снимками с его картин для какого-то издания по ботанике. Спрашивает некий переводчик, фамилия коего на Г — Гейст, Густль, Гинц, что-то в этом роде. Ярцев просил узнать у Вас телеграммой, не тот ли это переводчик, который работает для Вашей книги?

Крепко жму руку.

А. Пешков

176

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 1 [14] декабря 1901, Олеиз.

Дорогой друг!

Я совершенно не понимаю, что могу отвечать авторам прилагаемых писем? Г-жа Можайская прислала 100 р., я их истратил тотчас же, но желал бы ей возвратить, ибо не понимаю — за что она мне платит. За свой труд? Сие — пакостно. Будьте добры, возвратите ей деньги и сообщите, что она женщина — явное дело — неумная. Будкевич? Странная фигура! Живет на архиерейском подворье, зовется — Аполлинария. Я не решаюсь говорить с ней. А что могу сказать г. Семенову?

Засим прилагаю письмо Яворской и письмо Головинского, почитайте. Будучи у меня в Ниж[нем], Голов[инский] сообщил мне, что переделка Евдокимова совершена им, Евдок[имовым], под редакцией кн. Барятинского. Я промолчал. Более ни слова о «Фоме [Гордееве]» не