Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

Зимой 1239–1240 гг. Батыевы войска пожгли города по Клязьме и Муром. Это должно было отрезвить Владимирского князя, слишком увлекшегося своими авантюрами в далеких регионах. После известия о монгольском нападении в суздальской и связанных с ней летописях следует примечательная по значению фраза: «Тогда же бе пополох зол по всей земли, и сами не ведяху и где хто бежить [от страха]»[330]. Началась паника.

В результате монгольских рейдов 1239 г. люди окончательно убедились, что единовременным вторжением дело не обойдется. Политика широкого фронта, облавы и террора, проводимая Батыем, должна была произвести впечатление на жителей Северо-Восточной Руси, региона, который ранее практически никогда не подвергался нападениям кочевников. За 100–200 лет до этого люди бежали из южнорусских областей на север и северо-восток в страхе перед набегами половцев и печенегов. Теперь их потомки столкнулись с внезапными атаками кочевников здесь. Страх обуял жителей Суздальского Ополья. Люди не ведали, куда бежали. Эта волна миграции охватила огромный по площади регион. Отдельные группы заходили глубоко в Европу, а другие забредали далеко в северные леса. По сообщениям английского хрониста, бежавшие из русских земель доходили до Саксонии. Повлиять на эти процессы князь не имел власти.

Теперь спустя два года эффект от нашествия достиг максимума. Уход людей и запустение целых областей больно били по авторитету правителя и благополучию страны. Князь Ярослав должен был понять, что его ставка – успокоение в родовых землях Северо-Востока, а не поиски далеких, но уже обреченных вотчин юга, пусть и в увенчанных давней традицией с богатой историей. Можно сказать, что, отпраздновав свое 50-летие, владимирский правитель стал более осторожен, остепенился и углубился в обустройство собственных владений. Он строил новые крепости (например, Тверь), восстанавливал старые, заботился о возрождении хозяйства и возвращении бежавших в леса людей. Было ясно, что будущее его земли – в сохранении как можно более длительного мира с монголами. Ради этого следовало использовать все: и подарки, и выходы, и дани, и переговоры, и унижения, и слезы, и молитвы.

* * *

Весной 1240 г. Ярослав отпустил к Даниилу его сестру, жену Михаила Черниговского. С ней, надо полагать, отправилось небольшое посольство, призванное сообщить галицкому князю перспективы совместных действий на юге – что этих действий не будет. Северо-восточный союзник оставлял Даниила наедине с благоприобретенным Киевом и монголами у порога.

Став повелителем русского Юга, волынский князь оказался «халифом на час». Нет никаких сомнений в том, что в последние месяцы перед подходом монголов к Киеву Даниил судорожно искал в соседних землях воинов, способных противостоять кочевой орде. Собственных сил у него уже не было. Изматывающая, более чем десятилетняя междоусобица поглотила огромное количество людских ресурсов. Не было единства и в стане Рюриковичей. Ярослав уклонялся от конфликтов с Батыем, а с другим авторитетом, Михаилом Черниговским, сохранялось состояние войны.

В это время летом 1240 г. изгнанный из Венгрии Михаил Всеволодович прислал к Даниилу послов с мольбою о мире: «…присла бо Михаил послы к Данилу и Васильку и реч: “многократ согрешихове и многократы пакости творях ти, что ти обещахъ – того не сотворих, аще коли хотех любовь имети с тобою – невернии Галичане не вдадяхут ми, ныне же клятвою клену тись, яко николи же вражды с тобою не имам имети”»[331].

Даниил и Василько согласились на замирение. Они вернули Михаилу жену, недавно прибывшую из Суздаля, и пригласили к себе на совет. Черниговскому князю обещают отдать Киев, а его сыну Луцк, но взамен Романовичи рассчитывают на союз с Ольговичами против монголов. Это была последняя попытка русских вождей договориться о совместных действиях. Причем некоторое время казалось, что антимонгольский фронт сформирован. Михаил согласился на предложенные условия, а также получил право беспрепятственного передвижения (охранную грамоту) по землям Галицко-Волынского княжества и множество продовольственных припасов для той армии, которую, вероятно, собирался набрать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Все это, судя по всему, происходило осенью 1240 г., когда Батый уже подступил к Киеву. Мир Романовичей с Ольговичами был заключен, что называется, в последнюю минуту, когда уже мало на что можно было надеяться. Выманивая к себе Михаила, Даниил уже понимал, что на успех в деле борьбы с Батыем рассчитывать не приходится. Максимум можно немного задержать продвижение врага, сложив свои головы. Роль героического защитника отводилась беспокойному и, вероятно, не очень дальновидному князю Михаилу. Однако как только последний поддался на уговоры, пришла весть о падении Киева. Безвыходность положения и бесполезность любого сопротивления встали перед глазами князей со всей ясностью. Понял это и Михаил. Он немедленно отказался от всех принятых на себя обязательств и снова ушел в Польшу, даже не успев предпринять что-то против монголов. Он укрылся у Конрада Мазовецкого, но при подходе монгольских отрядов вновь бежал в Силезию («в землю Вроцлавскую»), где его ограбили немецкие купцы, а все его люди были перебиты. В начале 1241 г., накануне битвы при Легнице, в которой Михаил участвовать не захотел, несчастный Ольгович вынужден был вернуться в прифронтовую Мазовию и здесь у своего «уеви» (дяди по матери) Конрада ждать ухода монголов из Европы.

Даниил Галицкий также не стал встречать Батыя на своих землях. Он поехал обсудить происходящее с венгерским королем. Судя по тому, что Бела еще не знал о падении Киева, галицкий князь отправился в Венгрию до получения известия о монгольских успехах, то есть до того, как Михаил в очередной раз нарушил свои обязательства и бежал в Польшу. Даниил Романович, таким образом, спешил к венграм ради создания антимонгольского союза. На Руси ополченцев должен был собирать Михаил. В это же время Волынь покинул княживший там Василько, который, возможно, как и в 1235 г., направился искать помощи в Польше.

Никто не знал, сколько времени сможет продержаться Киев. Счет шел на дни, и отчаянная попытка Романовичей в последние полгода организовать коалицию была обречена. Ставка делалась на помощь западноевропейских государств, где также не было единства. Польско-венгерские войска в сочетании с галицко-волынскими полками и литовцами, конечно, дали бы монголам бой. Однако такая комбинация имела в основе такое количество «но», что фактически являлась совершенно нереальной. Как только в декабре 1240 г. в Венгрию поступили известия о взятии Киева, все переговоры прекратились. Владетель Южной и Западной Руси Даниил Романович утратил для короля Белы интерес. Остались считанные месяцы до того, как Батый пересечет Карпаты и вторгнется в долину Паннонии – крайний осколок евразийской степи, выходящий к Последнему морю. У венгров было очень мало времени для подготовки, в которой русские уже ничем помочь не могли.

Князь Даниил в эти дни попытался прорваться к Галичу, но остановился у Синеводского монастыря в Карпатах уже на русской стороне. Далее пути не было, навстречу двигалась волна беженцев, сеявших панику ужасными рассказами о зверствах степняков. Даниил поразмыслил и не стал без пользы класть свою жизнь на алтарь благородства. Он уехал обратно в Венгрию: «…воротися назад во Угры, не може бо проити Руское земли, зане мало бе с ним дружины»[332]. Более того, вместе с ним не решились возвращаться в Галич и многие сопровождавшие его тамошние бояре. Они опасались как монгольского пленения, так и того, что князь окончательно покинет их город и уступит его враждебной черниговской партии. Многие головы полетели бы тогда. Даниил дает клятву вернуться после того, как все уляжется. Он даже передает боярам на руки своего малолетнего сына Льва, который провел с ними последующие полгода в Венгрии. Сам князь направился на север в Польшу к Сандомиру, у которого надеялся перехватить жену и брата Василька, «вышедших» «суть из Руское земле в Ляхы пред безбожными Татары»[333]. Встретившись «на реце рекомеи Полце», они решили отъехать подальше от театра военных действий и укрылись в лесистой Мазовии у сына князя Конрада, Болеслава, который был настолько любезен, что даже выделил изгнанникам лен: дал им в держание град Вышгород, с которого они могли кормиться и в котором укрываться. Здесь Романовичи провели время «Батыева нашествия».