Белая королева - Филиппа Грегори

Сознавая все могущество Уорика и дома Ланкастеров, а также представляя себе ту армию, которую должна была привести с собой Маргарита Анжуйская, я понимала, что сил у Эдуарда пока недостаточно.

— Сегодня я смогу переночевать здесь, — сообщил Эдуард. — Мне просто необходимо было повидать тебя! Всех вас! Но завтра я вновь отправлюсь на войну.

Я просто не верила собственным ушам.

— Как? Неужели уже завтра ты снова нас покинешь? Нет! Нет!

— Дорогая, я и так очень рисковал, явившись сюда. Уорик окопался в Ковентри и явно не намерен ни сдаваться, ни вступать в сражение, понимая, что вот-вот явится Маргарита со своей армией, А вместе они действительно будут представлять собой внушительную силу. Георгу удалось тайком выбраться из Ковентри, и теперь он с нами. Он привел с собой Шрусбери и его вассалов, но этого мало. Мне придется взять Генриха в заложники и скакать Маргарите навстречу, чтобы столкнуться с ней лицом к лицу. Они, конечно, надеются попросту загнать меня здесь в угол, но я приму бой и, если повезет, непременно выйду к Уорику и постараюсь одержать над ним победу еще до того, как придется биться с Маргаритой. Впрочем, я и ее рассчитываю победить!

Во рту у меня мгновенно пересохло; я судорожно сглотнула, охваченная страхом при мысли о сражении сперва с Уориком, поистине великим полководцем, а затем — с огромным войском, собранным Маргаритой Анжуйской.

— Маргарита ведет сюда всю французскую армию?

— И это просто чудо, что пока она не сумела высадиться на английский берег! Мы ведь одновременно готовились к отплытию и собирались чуть ли не наперегонки добираться до Англии. Но на редкость плохая погода до февраля держала и ее, и меня в порту, как на привязи. Флот Маргариты собирался отплывать из Онфлёра еще месяц назад; они даже вышли в море, но были вынуждены сразу вернуться, поскольку разразился сильнейший шторм, потом еще один и еще. Затем между штормами наступила короткая передышка — всего на день, — которая и оказалась мне весьма на руку. Это просто какое-то чудо, любовь моя, что мы не только сумели отойти от французского берега, но и до самого Йоркшира ветер был попутным! И теперь у меня есть возможность разобраться с ними по очереди, а не сражаться сразу на два фронта.

Когда Эдуард упомянул о шторме, я покосилась на мать и увидела, что на ее лице сияет самая невиннейшая улыбка.

— Ты ведь не уедешь завтра, правда? — спросила я, умоляюще глядя на мужа.

— Уеду, милая. В твоем распоряжении только эта ночь. Неужели ты хочешь всю ее провести за разговорами?

Разумеется, мы тут же развернулись и отправились в спальню. Эдуард пинком захлопнул за собой дверь, снова крепко меня обнял и приказал:

— А ну-ка, жена, быстро в постель!

Он взял меня, как всегда, страстно и пылко, точно человек, иссушенный жаждой и наконец дорвавшийся до воды. И все же той ночью Эдуард был каким-то другим. Но волосы его и кожа пахли по-прежнему, и одного этого мне было достаточно. Я тоже желала его ласк и поцелуев. После первого страстного слияния Эдуард снова крепко обнял меня и так прижал к груди, словно на этот раз радостей плотской любви ему недостаточно, словно ему нужно от меня что-то еще.

— Эдуард, — прошептала я, — что с тобой? Ты здоров?

Мой муж промолчал. Он просто зарылся лицом в ямку между моим плечом и шеей, будто хотел отгородиться от всего мира теплом моей плоти, и некоторое время лежал так. А потом сказал — настолько тихо, что я едва расслышала:

— Если бы ты знала, любимая, как мне было страшно. Никогда в жизни я так не боялся.

— Но чего? — спросила я.

Вообще говоря, довольно глупо задавать такой вопрос человеку, которому пришлось бежать, спасаясь от смертельной опасности, а потом, находясь в ссылке, собирать войско и возвращаться с ним назад, чтобы сражаться сразу с двумя сильнейшими своими врагами.

Эдуард повернулся и лег на спину, одной рукой по-прежнему крепко прижимая меня к себе. Я тоже прижалась к нему, вытянувшись и чувствуя горячее тело мужа от груди до пальцев ног.

— Когда мне донесли, — продолжал Эдуард, — что Уорик охотится за мной и Георг по-прежнему с ним заодно, я понял: на этот раз Уорик не станет держать меня в плену. На этот раз можно не сомневаться: меня ждет смерть. Раньше мне никогда даже в голову не приходило, что меня могут убить. Но тут я твердо знал: Уорик меня прикончит. И Георг ему это позволит.

— Но тебе же удалось уйти от них!

— Убежать, — усмехнулся Эдуард. — Нет, любимая, это был отнюдь не осторожный отход и не хитрый военный маневр, а самое настоящее бегство. Я бежал в страхе за свою жизнь и все это время — долгое время! — казался себе трусом. Ведь я скрылся и бросил тебя.

— Никакая это не трусость, — заявила я. — И потом, ты же вернулся. Ты собираешься встретиться с врагом лицом к лицу!

— Нет, я убежал и оставил тебя и девочек, и это вам пришлось встретиться с врагом лицом к лицу! — возразил Эдуард. — После такого поступка я не могу себя оправдывать. Я ведь отправился не в Лондон, не следом за тобой. Я даже попытки такой не предпринял — добраться до Лондона и оказать там отчаянное сопротивление. Нет, я бросился в ближайший порт и сел на первое попавшееся судно!

— Любой на твоем месте поступил бы так же. Я никогда ни в чем тебя не винила. — Опершись на локоть, я склонилась над мужем и заглянула ему в глаза. — Ты должен был бежать, чтобы собрать армию, вернуться и спасти нас! И все мы это понимали. Ведь и мой брат, и твой брат Ричард остались с тобой, значит, они тоже сочли твои действия правильными.

— Сложно представить, что они тогда чувствовали, — они тоже бежали быстрее лани, — зато я помню, что чувствовал я. Я был до смерти перепуган, как ребенок, за которым гонится разъяренный бык!

Я молчала, не зная, как его успокоить, чем утешить.

Эдуард вздохнул.

— Видишь ли, мне всю жизнь, чуть ли не с детства, пришлось воевать, защищая свое королевство или свою жизнь. Но за все это время у меня и мысли не возникало, что я тоже могу оказаться в числе проигравших, могу попасть в плен. Что я, наконец, могу просто погибнуть. Странно, не правда ли? Ты, наверное, думаешь, что я был просто глупым мальчишкой. Но ведь даже когда умерли мой отец и мой брат, я и не представлял, что такое вполне может случиться со мной. Что и мою отрубленную голову могут надеть на пику и выставить у городских ворот. Я считал себя совершенно непобедимым, совершенно неуязвимым…

Я молча ждала продолжения, и вскоре оно последовало.

— И вот теперь я понял, что ошибался. Я этого еще никому не говорил. И никому не скажу. Только тебе одной. Но ты должна уяснить, Елизавета: я уже не тот человек, за которого ты выходила замуж. Ты выходила за юнца, не знавшего опасений. Мне тогда казалось, что это и означает быть храбрым. Но храбрым я не был — я был просто везучим. До поры до времени. Теперь же я стал мужчиной, поскольку не только испытал страх, но и бежал от него.