Сорванная маска - Саманта Шеннон

и подозрения. Однако тебя это не останавливает.

Мы оба напряглись, взгляды скрещены.

– Таких клятв я не приносил, – тихо откликнулся Арктур.

– Разве это не само собой разумеющееся?

– Только Саргасы ратуют за доктрину плотеотступничества, – последовал ответ. – Хотя у Рантанов она тоже в почете, негласным законом ее не назовешь.

Я вздернула подбородок и, собравшись с духом, нарушила затянувшуюся паузу:

– Я упорно не желала идти по следу из хлебных крошек, не желала замечать намеки, поскольку слепо доверилась тебе, а теперь…

Внезапно у меня перехватило дыхание, как будто полоснули бритвой по телу. Перед глазами все поблекло. Боль насквозь пронзала грудную летку, проникая в каждую клеточку. Арктур бросился ко мне:

– Пейдж!

Я исступленно замотала головой, призывая его не вмешиваться – все равно не поможет. Согнувшись пополам, я обхватила себя руками в ожидании, когда чудовищные спазмы закончатся. Приступ миновал, оставив меня захлебываться слезами и пóтом.

– Много чести – оправдывать подозрения Тирабелл, – прохрипела я, едва боль утихла. – Мне надо принять ванну. Потом мы спокойно все обсудим, закроем тему и займемся наконец делом. От успеха предприятия зависит многое, не только наши жизни.

Арктур придвинулся ко мне вплотную, лицо его было близко как никогда. Я встала с кровати и без единого слова протиснулась мимо.

14. Горькая правда

Хотя вода по-прежнему ввергала меня в панику, я долго просидела в горячей ванне, подтянув колени к груди. Горячий пар успокаивал легкие. Мой взгляд был прикован к стене, а мысли витали вокруг событий минувшего года.

В Лондоне Арктур действительно внес немалую лепту в наше дело. Только благодаря его заступничеству у меня появились деньги на содержание огромного количества ясновидцев, только его стараниями Тирабелл не лишила меня финансирования после провальной вылазки на склад. Может, Арктур и впрямь верил, что, нарушив клятву, утратит авторитет.

Но особенно угнетала небрежность, с какой он отнесся к нашему хрупкому доверию. Скрытничая, утаивая от меня информацию, Арктур подрывал и без того шаткий союз.

Выбравшись из ванной, я завернулась в полотенце и протерла запотевшее зеркало. Мои от природы темные губы приобрели сероватый оттенок, кончики пальцев тоже посерели от злоупотребления фантомом.

Свежие синяки отливали фиолетовым. Я обработала ссадину на бедре антисептиком, облачилась в сорочку и попробовала расчесать спутанные лохмы – но только сломала гребень пополам. Самое паршивое – боль в груди неустанно нарастала, сковывала дыхание.

Ничего, отдохнуть всегда успеем. Главное сейчас – залатать брешь в нашей дружбе с Арктуром.

Рефаит с бокалом вина ждал в гостиной. Я опустилась на противоположный краешек дивана.

Дождь сменился градом. Полуденное небо стало угольно-черным.

– Не секрет, – произнес Арктур, – что рефаиты не рождаются, а возникают из загробного мира.

– Да.

– Но мы появляемся не скопом, а волнами. Упадок загробного мира – из-за которого и разразилась война, – совпал с последней волной, больше похожей на предсмертную агонию. И породила она не рефаитов, а эмитов. Вопреки скромной численности, они застали нас – неподготовленных и разобщенных – врасплох. Многие тогда перевоплотились.

В мертвой тишине я перенесла центр тяжести на правый бок. Дышать стало легче.

– Теперь понятно, почему нас бросали на передовую, – заметила я. – Вы не приближались к ним, чтобы не подцепить полусдвиг.

Меня всегда удивляло, почему могучие и непобедимые рефаиты не сражаются с монстрами сами, а посылают в неравный бой людей. Ну хоть сейчас ситуация прояснилась.

– Кэд ввел меня в курс дела, – «успокоила» я. – Ну, в общих чертах. Вы заражаетесь через укусы, царапины, словом, через нарушение целостности саркса. Соль и человеческая кровь подавляют симптомы, однако для исцеления необходима аура. – (Арктур кивнул, подтверждая мою правоту.) – Единственное, Кэд не выяснил, способны ли вы без подпитки спровоцировать полусдвиг.

– Нет.

Не отнимая ладони от ребер, я разглядывала его сквозь слипающиеся веки.

– Без подпитки мы теряем рассудок, силы и постепенно перестаем функционировать. Пыльца анемона ускоряет процесс и калечит нас, – добавил Арктур.

– У вас наступает подобие эфирного голодания, как у прорицателей, когда они теряют нумы.

– Разница в том, что ясновидцы умирают от эфирного голодания, мы же лишены такой благодати.

Я ждала, пока он продолжит.

– Неизвестно, насколько ослабевает наше восприятие в такие моменты. Зато доподлинно известно, что так мы особенно притягательны для эмитов. Реанимировать нас возможно только полусдвигом. Однако из двух зол собратья рефаиты выбирают секвестрацию.

– Проще говоря, вам отрубают голову клинком из опалита, никакой другой металл вашу кость не возьмет, – подхватила я.

– Верно.

– А дальше?

Арктур смотрел, как град стучит по стеклу.

– Секвестрация не тождественна земной смерти. Наши тела не разлагаются, лабиринты остаются в эфире. А фантомы не могут ни упокоиться, ни освободиться. Мы не умираем полноценно и полноценно не живем.

Вечная тюрьма. Ради моего спасения Альсафи обрек себя на мучительное прозябание.

– В колонии я распылила анемон на Краза Саргаса. И ты сказал, что он погиб, – напомнила я.

Арктур пожал плечами:

– Так и случилось, если не вдаваться в подробности. У Краза под рукой не оказалось ясновидца для подпитки. Уверен, Нашира потом его секвестрировала.

Фактически я убила одного из наследных правителей, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывала.

– Спасибо за откровенность, – поблагодарила я. – А то надоело блуждать в потемках. – Моя ладонь легла на пылающий лоб. – Менар не знает про опалит. Да и будь он в курсе, что это изменит? Нашира наверняка стережет его как зеницу ока.

– Так и есть.

– Тем не менее инквизитор Франции ратует за Второй Шиол в качестве массового пристанища рефаитов. Если разрушим его, лишимся потенциального союзника. Плюс эмиты расползутся по всему свету.

– Да, последствия неминуемы. Их не удалось миновать тогда, не удастся и сейчас. Однако во имя всех паранормалов – рефаитов и смертных – мы должны уничтожить Второй Шиол, – пылко проговорил Арктур. – Цивилизация, обрекающая частицу себя на рабство, недостойна спасения.

– Согласна. Так ты со мной?

– Если не возражаешь.

Обычно наше молчание было умиротворяющим, но сейчас оно повисло в воздухе, словно грозовая туча.

– Пожалуй, нет, – вынесла я вердикт.

– Ты подозрительно спокойно реагируешь, – заметил Арктур.

– На самом деле я в бешенстве. Просто нет сил орать.

Желание помириться боролось во мне с гордостью, разрывало на части.

– Личные разборки потерпят, – буркнула я. – Наша первоочередная задача – проверить наводку с Версалем.

Арктур долго не отводил от меня взгляда, словно отказывался закрывать тему.

– Можно попросить perdues, скитальцев, – произнес наконец он. – Они последователи Дряхлого Сиротки, пропавшего герцога.

– Откуда информация?

– Ты велела разузнать, кто автор граффити. И сторонник твоей политики в Париже, – напомнил рефаит. – Ответ – куратор. Похоже, Сиротка