Как мы жили в СССР - Дмитрий Яковлевич Травин

повлияло и душу мне не перепахало. Но знаю я этот фильм наизусть. И пересматривать могу бесконечно. Как, наверное, большинство людей моего поколения. Поскольку фильм отразил назревший к тому времени (и даже перезревший) запрос на качественный отдых, позволяющий расслабиться и сопереживать героям, а не проникаться после трудного рабочего дня высокой пролетарской духовностью с коммунистическим приветом.

После «Белого солнца» в нашем кино были разные фильмы. Были и дешевая коммунистическая пропаганда, и искусство, берущее за душу. Но с 1970 года всем стало ясно: чтобы фильм стал по-настоящему массовым и кассовым, он должен строиться по западным стандартам, по стандартам «фабрики грез». Примерно тогда же стало ясно, что советский человек хочет по западным стандартам одеваться и обставлять дом, что он хочет ездить отдыхать на Запад, да и вообще по-западному ездить (на иномарках). До перехода к рынку оставалось еще более двадцати лет, но внимательный наблюдатель обнаружил, что советский строй – уже не жилец, что рано или поздно он уйдет под давлением тех потребительских настроений, которые интенсивно формировались в новых поколениях.

Практически все современное российское коммерческое кино проистекает из «Белого солнца пустыни». Правда, есть одно но. Несмотря на массовость и кассовость, в тот фильм были заложены ирония и душевность, делающие его абсолютно неповторимым. Таким, как все… и совершенно не таким. И сценарий был чуть-чуть не такой, как в классических вестернах… И игра актеров чуть-чуть не такая… И главное – в нем была песня Булата Окуджавы, которая, как ни странно, делает «Белое солнце» фильмом абсолютно русским.

Ну и конечно, каждый человек моего поколения сразу прореагирует на слова и выражения, уже в 1970‑е ставшие крылатыми: «Давно обосновался?»… «Стреляли»… «Разлюбезная Екатерина Матвеевна»… «Гюльчатай, открой личико»… «Да гранаты у него не той системы»… «Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день проклятую есть! Хоть бы хлеба достала»… «Лучше конечно, помучиться»… «За державу обидно»… и многие другие.

«Достояние республики» (1971)

Маленький кинотеатр в курзале эстонского поселка Нарва-Йыэсуу. Тринадцатый ряд. Я и сейчас помню, что мы именно там сидели, хотя с тех пор прошло более полувека. Этот ряд был за проходом, и мальчишки прибегали к кассе задолго до сеанса купить билеты именно в тринадцатый, чтобы высокие дяди не заслоняли нам экран своими головами. Много чего пересмотрел я с друзьями в том зале, но этот фильм, как сейчас понимаю, был совершенно особенным. Именно с него начиналось знакомство десятилетнего мальчишки с современным кино. «Достояние республики» – детский вестерн, появившийся сразу после того выдающегося взрослого вестерна, которым стал фильм «Белое солнце пустыни». «Достояние» точно так же разошлось на цитаты, как «Солнце». И если бы в космос тогда посылали детей, именно «Достояние» стало бы культовым фильмом советских космонавтов.

Помимо всего прочего, именно «Достояние республики» объясняет, зачем нам нужен Крым. Помните стайку чумазых беспризорников, бежавших из правильной советской коммуны на юг, на чарующий северян полуостров: «Там тепло, там яблоки»? По сей день больше ничего толкового про значение Крыма сказать не можем.

И «Понедельник», и «Адъютанта», и «Солнце» я посмотрел в силу возраста с запозданием. А «Достояние» посмотрел сразу. В десять лет. И потом уже от него отматывал всю остальную советскую кинематографическую культуру своей эпохи. Какие-то детские фильмы я смотрел и в совсем раннем возрасте (ничего из них, кажется, не помню), но истинно первым фильмом стало для меня «Достояние».

Конечно, в нем содержалась попытка промывать мозги детишек коммунистической пропагандой. И в этом смысле он может считаться еще фильмом старым. Но, пересматривая его много лет спустя, я обнаружил, что практически ничего из этой пропагандистской лабуды не запомнил. Даже – страшно сказать – я плохо помнил, что главную роль там сыграл выдающийся актер Олег Табаков: настолько он был в роли чекиста вялым, размытым и, как бы точнее сказать… типовым. Именно таким, каким положено быть чекисту. Наверняка сейчас среди читателей есть поклонники Олега Павловича, и они возмутятся моей незрелостью и невнимательностью. Вы уж, друзья, меня простите. Табакова очень ценю, но я ведь пишу сейчас о реальных впечатлениях десятилетнего мальчишки, которому великие артисты «по барабану». Кто там кто – совершенно не важно: было бы интересно смотреть.

А вот что отложилось в сознании, несмотря на полстолетия с лишним, прошедших с тех пор, это игра Андрея Миронова, создавшего такой образ, который никто, кроме него, не мог бы создать. Неправильный «маркиз» оказался на голову сильнее правильного Макара. И вся пропаганда полетела к чертям. Мы, мальчишки, ничего не поняли тогда ни про величие революционных идей, ни про сохранение культурных ценностей, но навсегда запомнили, что «подлецов насквозь я вижу, зарубите на носу». Ну и конечно, запомнили волшебный Петроград – «простор меж небом и Невой», город, провиниться перед которым «не дай мне Бог вовеки».

«Монолог» (1972)

А вот про этот фильм я не могу сказать, что посмотрел его рано. И даже не могу сказать, что рано его понял. Наверное, и про то, что он мне понравился сравнительно рано, сказать нельзя. «Монолог» я долго не понимал и не стремился пересматривать. Но в какой-то момент вдруг осознал, что это один из лучших фильмов мирового кинематографа. Такой момент, наверное, наступает тогда, когда достигаешь возраста главного героя. Зрелости? Старости? Мудрости?

Есть много фильмов о превратностях любви. Настолько много, что можно вполне составить уже каталог типовых сюжетов. А кто рассказал о превратностях нелюбви? Да, конечно, Андрей Звягинцев, однако он взял не самую сложную коллизию: жизнь нормальных постсоветских монстров. Но как быть, если неплохой человек, склонный любить мир, вдруг в молодости убеждается, что его-то никто, увы, не любит. И проживает с этим чувством всю жизнь, постоянно получая подтверждения, что его используют всякие другие люди для того, чтобы выстроить жизнь собственную?

Как же в такой ситуации прожить жизнь этому несчастному и нелюбимому человеку? Какую придумать защиту от нелюбви? Мне кажется, то, что сделал Илья Авербах, сняв «Монолог» с невероятно органично вошедшим в него Михаилом Глузским (ничего равного герою «Монолога» этот актер создать уже не смог!), было настоящим прорывом в искусстве. Через два года подобную тему поднял великий Лукино Висконти в фильме «Семейный портрет в интерьере». Хотел бы я знать, смотрел ли Висконти «Монолог»? Но, впрочем, это не так уж важно, поскольку два настоящих шедевра, скорее, дополняют друг друга, чем соперничают.

Если предыдущие размышления этого «Второго кинозала» были в той или иной степени о поколенческом кино, то «Монолог» – шедевр для