Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

— Сударыня, — сказал я, — я пришел к вам, чтобы сообщить вам, что случилось весьма неприятное, да, крайне неприятное происшествие, и если у вас не хватит храбрости выслушать меня, то скажите мне это прямо. Но я должен только предупредить вас, что если вы мне не поможете, то я положительно не знаю, к кому мне обратиться, знаю только, что тогда последует еще другое несчастье.

— Нет, нет, у меня хватит храбрости, — сказала она, глядя на меня и грустно улыбаясь, и хотя выражение ее лица было печальное, оно было отнюдь не растерянное.

— Произошла дуэль, — сказал я.

— Дуэль? — повторила она. — Между кем? Между Генри и…

— И мастером Баллантрэ, — сказал я. — Вражда между ними с каждым днем все усиливалась и усиливалась, происходили такие гадкие сцены, о которых вы не имеете ни малейшего понятия, и, наконец, сегодня ночью, когда он осмелился говорить о вас с презрением…

— Позвольте, позвольте, — сказала она, — вы говорите «он». Кто такой «он»?

— О, сударыня, и вы спрашиваете меня еще, кто! Нет, я вижу, что я напрасно пришел к вам, вы не поможете мне. Мне не стоило и тревожить вас.

— Я не знаю, что я сказала такое особенное, что вы так рассердились, — сказала она. — Во всяком случае, прошу вас не сердиться и рассчитывать на мою помощь.

Но я не решился обратиться к ней с просьбой, с которой я имел сначала намерение обратиться, так как не был уверен, насколько она интересуется мужем, и, досадуя на нее за то, что она относилась к нему до такой степени равнодушно, принялся упрекать ее за ее поведение.

— Сударыня, — сказал я, — я говорю вам, что из-за вас произошла дуэль, вследствие того, что один из дравшихся сказал про вас оскорбительную вещь, и вы спрашиваете меня, который из них сделал это. Я помогу вам решить этот вопрос. С одним из них вы изо дня в день проводили вместе целые часы. Упрекнул ли вас другой из них в этом хотя бы один раз? С одним из них вы были всегда любезны и внимательны, с другим — Бог свидетель, что я говорю правду, — отнюдь не всегда, но между тем другой не переставал вас любить. Нынешней ночью один из них сказал другому в моем присутствии, в присутствии совершенно постороннего человека, что вы его любите. Я больше ничего не скажу, а попрошу вас, чтобы вы сами решили, кто из этих двух людей мог сказать про вас оскорбительную вещь. Нет, сударыня, не отвечайте мне теперь, а ответьте мне на это в другой раз, теперь же скажите мне только вот что: кто, по вашему мнению, виноват в том, что все кончилось так страшно и так печально?

Она в ужасе взглянула на меня:

— Боже милостивый, — сказала она сначала громко, а затем шепотом, — Боже милостивый! Ради Бога, Маккеллар, скажите мне, что случилось! Я могу слышать все, я приготовилась ко всему!

— Нет, я ничего не скажу вам раньше, чем вы убедитесь в том, что вы виной всему, что случилось.

— О, — закричала она, ломая свои руки, — этот человек хочет довести меня до сумасшествия! Говорю же вам, что я могу слышать все, решительно все! Бросьте думать обо мне, бросьте думать!

— Я думаю не только о вас, — закричал я, — я думаю еще больше о моем несчастном патроне!

— А, — закричала она, хватаясь за сердце, — Генри убит?

— Не кричите так громко, — ответил я, — не он убит, а другой.

Она покачнулась и чуть-чуть не упала, а я, заметив это движение и поняв, как сильно она любила врага своего мужа, отвернулся от нее и смотрел безучастно на пол. Видя, однако, что она все стоит на одном и том же месте и не делает ни малейшего движения, и не слыша из уст ее ни одного слова, я обеспокоился и, обратившись к ней снова, сказал:

— Я принес вам дурные известия, это правда, но все-таки я нахожу, что и вы, и я должны набраться храбрости и действовать, а не отчаиваться и скорбеть.

Она все еще ничего не отвечала.

— Подумайте о вашей дочери, — сказал я, — если то, что случилось, дойдет до сведения людей, то имя ее опозорено, так как всем будет известно, что она дочь убийцы.

По всей вероятности, мысль о печальном будущем ее дочери подействовала на нее, потому что, как только я упомянул о ней, какой-то глухой звук вырвался из ее груди. Казалось, будто она лежала где-нибудь под землей, и что после того, как с нее сняли давившую ее тяжесть, она вздохнула. Вскоре после этого она хотя и слабым голосом, но все-таки спросила:

— Стало быть, это была настоящая дуэль, настоящая, не то, чтобы… — она запнулась и не могла договорить до конца.

— Настоящая, — сказал я. — Оба они дрались хорошо, но мой дорогой патрон дрался лучше и убил врага, в то время как тот, бросаясь на него, промахнулся.

— И он убит, действительно убит? — закричала она.

— Да, убит, — ответил я, в то время как в груди моей кипела все еще ненависть к убитому. — Бог свидетель, сударыня, что если бы это было в моей воле, я не допустил бы молодых людей до дуэли. Но, к стыду своему, я должен сознаться, что у меня не хватило энергии удержать их от этого, и если говорить откровенно, когда я увидел, что мастер Баллантрэ падает, то хотя мне это и было неприятно, я все-таки в душе был доволен, что мистер Генри освободился от своего врага. Жаль только, что на него это так страшно подействовало.

Я не знаю, обратила ли она внимание на мои последние слова, так как она на это ничего не ответила, а спросила:

— А как же нам быть с милордом?

— Я беру на себя печальную обязанность сообщить ему о случившемся.

— Надеюсь, что вы не скажете ему того, что вы мне сказали? — спросила она.

— Я положительно удивляюсь вам сударыня. Неужели вам не о ком думать и заботиться в данное время, что вы можете интересоваться подобными вопросами?

— Думать? О ком думать? — повторила она.

— Как о ком? — спросил я и, заметив, что она смотрит на меня удивленным взглядом, присовокупил: — А муж ваш? Разве вы забыли о его существовании? Неужели вы решитесь мстить ему за его поступок и не пожелаете знать его больше?

Она взглянула на меня, затем схватилась снова рукой за сердце и сказала:

— Нет!

— Да благословит вас Бог за эти слова! — сказал я. — Ступайте теперь к вашему мужу, послушайтесь меня, поговорите с ним, говорите, что хотите, но только старайтесь его утешить, возьмите его за руку и скажите: «Я знаю все», и если Господь поможет вам побороть вашу гордость, то скажите: «Прости меня».

— Да подкрепит вас Господь и да внушит Он вам сострадание ко мне! — сказала она. — А я пойду теперь к моему мужу.

— Позвольте, я вам посвечу, — предложил я, взяв свечу в руки.

— Нет, не надо, — сказала она, — я найду дорогу и впотьмах. — Сказав это, она сделала такое движение, как будто ей холодно.