Девочка для шпиона - Фридрих Незнанский

Я наконец возмутился.

— Что ты изгаляешься надо мной, Грязнов! — громким шепотом молвил я. — Перед тобой все-таки следователь при генеральном прокуроре, а не какой-нибудь там!..

— Какой прокурор, такой и следователь! — беззлобно пошутил Грязнов и подтолкнул меня ближе к двери.

Конечно, его извиняло только то, что Славка никогда не выкидывал своих шуточек зря и не вовремя. И уж если он сам оказался в отделении, да еще вытащил меня, значит…

Я вошел.

Типичный кабинет районных дознавателей. Три стола, шесть стульев, три сейфа, два шкафа и различный оставшийся до очередной генеральной уборки хлам. За одним из столов сидела девушка, одетая очень хорошо, даже роскошно, и писала что-то капиллярной ручкой. Казалось бы, ну девушка и девушка, в телевизоре под выходной и не такую можно увидеть. Но, взглянув на ее лицо, я понял, почему Славка был такой интригующий, аж почти до маразма. Девушка, занимающаяся интеллектуальным трудом за обшарпанным столом следователя, представляла собой оригинал той фотомодели, которую носил в нагрудном кармане майор Грязнов.

Когда я вошел, она подняла глаза, и, пораженный ее красотой, «важняк» Турецкий замедлил шаг. У нее, кажется, глаза изнутри светились, как это было с Орнеллой Мутти в фильме «Укрощение строптивого». Пришлось мысленно одернуть себя, произнести суховато:

— Здрасте.

— Добрый день, — промурлыкала она без всякой нежности к собеседнику, а все равно было приятно услышать такой мелодичный голос.

Просто зверский какой-то набор прелестей.

Я подошел к незанятому столу, порылся в чужих и неважных бумагах, отыскивая чистый листок, который можно без ущерба хозяевам вынести вон.

В это время в кабинет вошли Грязнов и незнакомый мне майор, наверное Сергеев, Славин товарищ. Майор спросил с улыбкой (как тут не улыбаться!):

— Написали?

— Почти.

— Сделайте перерывчик, гражданка Ткачева. Вот товарищи из МУРа и прокуратуры хотят с вами побеседовать…

Пока майор любезничал с девушкой, я одними губами спросил у Славы:

— Как ты ее нашел?

— Потом. — Слава этим небрежным словом задел за живое мое любопытство.

Когда майор Сергеев ушел, Ткачева посмотрела на нас равнодушно-скучающим взглядом, улыбнулась дежурной улыбкой стюардессы. Ее можно понять. Такая женщина, как теперь говорят, не должна работать. Мы же, со своими изможденными харями, мятыми немодными костюмами и заработной платой, не интересовали эту даму. Но жизнь, наверное, заставила ее прийти сюда, и дама обставила это как величайшее снисхождение с ее стороны к нам, сирым и убогим ментам.

— Это вы из-за меня решили заняться такой мелочью? — кокетливо спросила она, обращаясь к Грязнову.

Наверное, он ей больше понравился из-за усов под артиста Проскурина.

Грязнов улыбнулся:

— Это тоже веская причина. Но шантаж с помощью компрометирующих фотографий — это вовсе не мелочь! У нас уже есть несколько подобных случаев. Возможно, действует один человек.

Ах вот оно что! Фотограф добрался и до Дины. Интересно!

— Давайте так, — начинал тем временем игру Слава. — Запишем сначала ваши данные, а потом вы все, что знаете, расскажете…

— О чем знаю? — резко спросила она.

— О том, как все происходило и кто, по вашему мнению, может вас шантажировать.

— А за что, надо говорить?

— Желательно. Зная, на чем он строит свою игру, мы быстрее можем установить человека, имеющего доступ к той информации, которую вы не желали бы обнародовать.

— Хорошо, давайте.

— Итак, ФИО?

— Ткачева, Дина Викторовна.

— Где родились и когда?

— Москва, шестьдесят девятый год…

Пока Слава записывал ее данные, я просто смотрел на Дину и думал не о том, какую роль она играла в деле с Кервудом и как в этой связи строить допрос. Нет, как человек веселый, но рефлексирующий, я думал, смогу ли я пойти наперекор закону, если она меня об этом попросит и пообещает что-то в награду… Правда, потом я взял себя в руки. Может быть, потому, что увидел, с каким трудом ей удается скрывать презрение к нам. Хотя уже то, что скрывает, говорит в ее пользу.

— Дина Викторовна, расскажите, в чем заключается сам предмет шантажа? Чем вам угрожает шантажист?

— Видите ли, уже скоро два года, как я работаю гидом-переводчиком в фирме «Вестинтур».

— Туристическая фирма? — уточнил Грязнов.

Она слегка удивленно взглянула на Славу:

— Естественно. Это же видно из названия!

— Ясно. Продолжайте, пожалуйста.

— Так вот. До того, после окончания института иностранных языков, мне пришлось помыкаться в поисках работы. Я, конечно, хотела найти что-нибудь получше, попрестижнее. Но хороших мест не было, предлагали все какую-то муру, да и то исключительно через постель. Вы понимаете?

Мы дружно кивнули.

Она презрительно скривилась, вспоминая, наверное, какие должности ей предлагали и с кем ради этого надо было переспать.

— Я тогда еще корчила из себя невинность — издержки родительского воспитания. Наши девчонки за годы учебы во всех отелях повалялись, а я берегла себя для… не знаю для кого. Можно было пойти и в школу. Только в хороших места напрочь забиты. А пойти в такую, где дебилы разговорного русского не могут осилить — значит, самой за два года забыть все, чему научилась. Родители мне помочь ничем не могли, они люди старой пролетарской закалки и считают, что красивая девушка будет красивой и в телогрейке, они понятия не имеют о сочетании формы и содержания. Когда я после учебы помыкалась с полгода и увидела, что мои тряпки по моде и престижу стали отставать от тела, тогда до меня дошло, что формула «тело — мужчина — деньги» не так и цинична, как мне казалось раньше…

Дина исподволь подводила нас к тому периоду своей жизни, когда ей пришлось подрабатывать проституцией, понял я. Нужно заметить, что делала она это неплохо, как исполнил бы это хороший адвокат.

— Во время учебы я активно занималась спортом — карате, ушу, вся восточная экзотика, а там массажу придается большое значение. Вот я и пришла в конце концов по объявлению к господину Петрушину. Он, как меня увидел, слюной истек. На радостях признался, что массаж — дело десятое. Он делал ставку на иностранцев, меня это устраивало. У Петрушина трудовой книжке придавали мало значения, личному делу тоже. Требовались только фотография и позывной.

— Извините, что такое «позывной»?

— Вы не представляете себе, сколько есть жен высокопоставленных чиновников, которым просто в кайф почувствовать себя немножко проституткой, вот они и приходят, придумывают себе фамилии, снимают квартиры и работают не столько из-за денег, сколько для услады натуры. Вот эта вымышленная фамилия и называется «позывной». Я, хоть и незамужняя и никому не обязанная, тоже решила так поступить, взяла себе выдуманную фамилию, Петрушин помог снять однокомнатную квартиру, обставиться…

— Он хорошо к вам относился?

— В общем, да. Выражаясь театральным языком, я у него примой была… Пока работала у него, естественно, все время искала настоящую работу. И вот подвернулась теперешняя, в турфирме. Петрушин не хотел меня отпускать, предлагал даже перейти в компаньонши, но препятствий не чинил, сделал мне в трудовой книжке запись какого-то института, где я будто бы работала референтом-переводчиком. В общем, расстались красиво… Он, наверное, хорошо теперь поднялся, умный мужик и не жлоб.

Слава поднял глаза от протокола:

— Замели его, милая, и теперь он показания дает.

— Серьезно?! — неподдельно удивилась Ткачева. — За что? За валюту?

— За организацию притона.

— О-о, у нас же за это не сажают.

— Вовремя вы, Дина Викторовна, уволились! Ладно, поехали дальше.

4

Ткачева некоторое время молча переваривала услышанное, потом осознала, как ей повезло, что она уже не массажистка, потом обеспокоилась, а не потащат ли ее, бывшую сотрудницу, в свидетели, и осторожно спросила:

— Скажите, а можно вас попросить об одной услуге?

— Попробуйте, — улыбнулся Слава.

Дина взглянула на меня, но Турецкий пока хранил суровое молчание угнетенного ростом преступности человека.

— Если там, у Петрушина, моя настоящая фамилия не всплывет, вы не расскажете про меня?

— Я думаю, там накопают и без вас, но окончательное мое решение будет зависеть от того, насколько вы будете откровенны.

— Так ведь я сама пришла!

— Ну мало ли о чем мы можем спросить.

— Хорошо.

Дина потянулась к пачке тонких и длинных дамских сигарет, лежащей на столе, взглядом испросила позволения закурить, Грязнов кивнул. Она закурила и продолжила рассказ:

— Некоторое время назад я получила по почте конверт с фотографиями и коротенькое письмо, отпечатанное на машинке. Мне предлагалось за пятьсот долларов выкупить негативы…