Князь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

— Ты сам можешь стать Верховным Канцлером.

Великий Князь усмехнулся.

— В теории, да может и так случиться. Но, тогда в моих руках будет сконцентрировано слишком много власти и ресурсов, то есть Террой фактически буду править я. А это понравится немногим. Скажем так — не всем. А Терра и Империя ослаблены застоем. Если с Марией что-то случится, то Империя может оказаться на грани Гражданской войны, а Терра просто развалится к вящей радости наших противников на Земле и в космосе. К тому же, не забывай, что я Глава второй Ветви Дома Романовых, и вдруг что случится с детьми Марии, то на трон Империи взойду я. А это устроить, будучи Верховным Канцлером и Государем Луны, совсем не так трудно, как может показаться. Но это опять Гражданская война. Зачем мне это? У меня и так всё хорошо в жизни.

— А зачем мой полёт на этот проклятый астероид тогда?

— Ну, во-первых, мы не знаем точно, что к нам летит. Может инопланетный корабль и тогда все наши разборки не будут стоить ничего, если у той цивилизации есть межзвёздные технологии. Во-вторых, моя племянница никогда не складывает все яйца в одну корзину. Но, если у нас начнётся драка за власть, то вряд ли кто-то куда-то полетит. Хоть к астероиду, хоть к Марсу, хоть к Венере.

Да, может быть всякое. Серпентарий, как он есть. Иначе и не скажешь. Та же Елизавета Шотландская убила множество людей. В том числе и лично. Она не стала маньяком, не превратилась в упыря. Она просто Правитель. Без фальши и сантиментов. Она создала Великую Шотландию. Да, не без помощи Царственного папы. Но, ведь и Петр Великий собственноручно и лично (в своём же присутствии) рубил головы мятежным стрельцам на Красной площади. А Михаил Великий вешал мятежников на Болотной площади в Москве.Рядком. Много. Включая своих ближайших родственников. Да и моя сестрица Мария Вторая не колебалась, отдавая приказ тащить за ноги по лестнице самых знатных особ и сторонников своего папаши.

Что мятежников ждёт? Публичная виселица однозначно. Разве что по папе вопрос. Но, не факт. У нас тут не, прости Господи, демократия. Вся эта чушь для рядовых. А элиты… Элиты должны знать, за что они тут и кому служат. Иначе наступает полный бардак. Нет никакой демократии. Есть власть олигархии, которую нужно тащить ногами по лестнице, да так, чтобы она головой билась затылком о ступени лестницы, по которой они поднялись.

Если саму Марию Вторую не поволокут за ноги по этой лестнице. Или не случится с ней удар. Апоплексический. Шкатулкой в висок.

Как мне это всё надоело. Хоть в прошлой жизни, хоть в этой.

И вот теперь я стою на трибуне в строю Лунных, приветствуя марширующий мимо Космодесант.

За кого я? Здесь на мне форма лунная. На Земле — форма Империи. На чьей стороне я буду? Странный вопрос.

* * *

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА

МОНГОЛ УЛУС. УРГА. ХУРЕН ОРДОН. БИЧЭЭЧИД ГАЗАР. 20 августа 2015 года.

Август на Тууле выдался в этом году дождливым, но тёплым. Четыре дня к ряду шли дожди. В воскресение Тенгри вообще не жалел своих молний. Сегодня же с утра вышло жаркое степное солнце. По-видимому надолго. Старшие хувараки — послушники с утра убирали брезентовые покрывала с монастырских юрт. Заключенные в резную стеклянную башню часы пробили полдень. И облаченные в коричневые кашаи хувараки гуськом засеменили за распоряжавшимся работами жама-ламой. Пришло время трапезы.

Дамдин помнил это славное время ученичества, когда при всей строгости запретов находилось время и игре, и радости. Потом был и Монгольский медицинский, и Военно-медицинская Академия в далеком Питере. Но начинал он учиться здесь — в Коричневом дворце. Великий храм знаний Хайстай вывел его фамильной врачебной стезей в эмчи-ламы, но судьба из лекаря сделала его администратором. Нет, он немного практиковал, здесь и у дяди Петра Николаевича Бадмаева в Новоцарградской Императорской имени Великого Князя Алексея Николаевича клинике. Но другая ипостась их рода взяла своё. Тогда, четверть века назад, уезжая из столицы Единства в имение деда Бальджи Султимовича на Алтай, он и предположить не мог что примет из его рук не только поместье и венчающее юрту колесо — тооно. Дед передал ему сокровенное Служение и Знание.

Вернувшись в Ургу, раскинувшуюся на тридцать верст вокруг холма Гандан и одноименного монастыря, он отметил, что за прошедшие годы, в столице стало даже поспокойней. Прорезающие её с севера на юг и с запада на восток железнодорожные магистрали были закрыты кварталами новых тучерезов, а сверхширокая «Царская» идущая из Пусана и Владивостока в Гамбург, Нант и Рим даже заключена вне парковых зон в пластмассовую прозрачную трубу. Возникший два века назад из осевшей на берега реке Туул ставки богдо-гэгэга стал цветущим современным трехмиллионником. Здания из кирпича и стали вытеснили из центра мириады юрт. В самой монгольской столице они были теперь привилегией, и остались только при дворцах — ордонах, монастырях и музейных зданиях. Бичээчдийн дарге (старшему над песцами) — Дамдину Доржиевичу Бадмаеву тоже полагалась такая.

Дамдин нажал клавишу вызова секретаря на старом черном генеральском аппарате. Давно уже были устройства лучше. Но с этим чувствовалась связь веков. Крутить диск Дамдина не напрягало, а дополнительные клавиши и подключаемый внешний динамик русского телефона позволяли даже селекторы проводить. Без видео правда, но зато без лишних ушей и безопасно. Может русская ИСБ и слушала, но вот чужие не могли присоединится к старому кабелю. Да и внутренний коммутатор при желании легко отключался от внешних линий.

— Цыбикжап, — вызвал он секретаршу на монгольском, — организуй мне чай обед на двоих

— «Таны албан тушаалд», Дамдин Доржиевич? — спросила Цыбинжап смешивая русский и местный

— Нет, «в мой кабинет» не надо, — ответил уже по-русски Бадмаев, — в «Даргын Юрт» неси

— Хорошо, через четверть часа накроют в «Юрте начальника», — с константинопольским выговором ответила секретарша

— Баярлалаа — спасибо, Цыбочка, меня на час нет ни для кого, кроме русского поверенного, хобдо-лама, Богдо-гэгэна и Императрицы, — почти пошутил Дамдин.

Собственно, пошутил он только в части монгольского правителя. Богдо-гэгену XII всего пятнадцать лет. Он сам собирал отчеты лам отправленных после смерти прежнего правителя Монголии на поиск тулку — его переродившегося хубилгана.Соржо-лама Жаргал — заместитель здешнего настоятеля тогда и сам хубилгана даже в России и Циньской империи искал. А вот в неделю назад он по просьбе Дамдина ездил на Ольхон. Официально с намерением посмотреть место для дацана и попросить поселившегося там русского Светлейшего Князя о содействии.

Юный княжич Михаил привлек его внимание ещё в апреле. Молодой императрице он вроде всего лишь троюродный брат, из лунных Романовых. Таких у Марии II ещё пять только в одной этой родовой ветке. Но, властная и строгая императрица вдруг именно его облагодетельствовала. Даже свадьбу разрешила до совершеннолетия. Но вот в чем такая причина «Царских милостей»? Для большой игры внутри императорского дома юный наперсник явно мал. В слухи о том, что Михаил незаконнорождённый брат, сын и уж тем более любовник Императрицы Дамдин не верил. У неё сын — ровесник и однокелейник её сына Цесаревича-Наследника. Если бы что действительно было, то слухи бы ползли давно, как и падали головы несущих такие бредни. Но, что-то же за всем происходящим было⁉ Впрочем, особого до этого дела Бадмаеву тогда не было. У бичээчдийн дарги много своей работы.

«Колокольчик» зазвенел после стремительной свадьбы Императорского Высочества на Ольхоне. За его невесту Диану, внучку его давнего знакомца графа Владимира Ильича Коссиковского Дамдин был рад. Он её даже видел в детстве, когда её мать, после гибели мужа, два года жила в отдалении от столиц с малышкой на Хубсугуле. Собственно, неудивительно что ей глянулся Байкал. Характером похоже Диана в мать. Потому весточкам об обстоятельствах этой, так похожей своевольной стремительностью на венчание Михаила Великого и Марии Благословенной, свадьбу можно было верить. То, что венчали их в церкви Иконы Богоматери Державной, явленной как раз в дни воцарения спасшего Россию императора Михаила II, было объяснимо и, без учета прочего, просто символично. Другой православной церкви в Хужире нет и не было. А категоричный и твердый отказ, только что уступившего строптивой подруге свою свободу, Михаила идти по её прихоти в священную пещеру на мысе Бурхан не на шутку Бадмаева насторожило.