999. Последний хранитель - Карло Мартильи

Утро выдалось жаркое. Легкий западный ветер, обычно приносивший прохладу, до сих пор не задул. Проходя мимо замка Сант-Анджело, Ферруччо увидел, что к стене бастиона подвесили еще три клетки. Эти гигантские подобия птичьих домиков висели неподвижно, словно те, кто находился внутри, давно умерли. Такой смерти он боялся больше всего. Уж лучше пытка, кораблекрушение или гангрена, когда ты можешь разом прекратить все мучения, нацелив удар клинка прямо в сердце. Ему захотелось пить, а страшная вонь тухлой рыбы, идущая с рыбачьей лодки, причаленной рядом, сделала жажду нестерпимой.

Де Мола вошел в таверну «Медведь» и сразу услышал взрывы хохота. За одним столом расположилась шумная компания. Хорошенькая девушка, судя по белому чепчику — служанка при кухне, сидела на коленях у какого-то парня и держала в руке карты. На голубой ливрее ее кавалера красовались золотые дубовые листья — символ дома делла Ровере. Девушка была пухленькая, значит, повар не скупился на лакомые кусочки в обмен на разрешение шлепнуть ее по заду или потискать грудь, пока она уплетала стащенную с барского стола баранью ножку.

Ферруччо заказал бокал сидра и подошел, заинтересовавшись всеобщим весельем.

— И не только, — услышал он. — Камеристка мне сказала, что, когда она ее мыла, хозяйка вздыхала и говорила: «Какая жалость, что его жезл больше не пронзит ни одну из женщин!»

Все с хохотом застучали стаканами по столу. Ферруччо тоже улыбнулся, хотя и не понял, о чем шла речь.

— Белокурая головка много веселилась, — заметил один игрок, вытирая глаза, — а сказала, не подумав, — сразу с плеч свалилась!

Его слова потонули в очередном взрыве хохота, а парень в ливрее, воспользовавшись моментом, схватил служанку за грудь.

— Эй! — прикрикнула она и вскочила. — Ты что о себе воображаешь? Иди лапай коровьи задницы!

Девушка прошла мимо Ферруччо и застыла, пораженная его благородной красотой.

— Угостишь чем-нибудь?

Ферруччо галантно подал ей руку и пригласил за соседний столик. При других обстоятельствах он не счел бы для себя зазорным увести ее в одну из комнат наверху, что хозяин сдавал за несколько байокко. Но теперь, несмотря на долгое воздержание, все его мысли были только о Леоноре.

— Ты кто? — спросила его девушка.

— Телохранитель, — вежливо ответил он.

— Да уж, оно и видно.

Лукавые глаза больше задержались на его штанах, чем на бастарде в ножнах.

— А ты? — спросил он, чтобы отвлечь девушку.

— А я служу на кухне у мадонны Джулии Фарнезе.

Ферруччо протянул ей бокал сидра и равнодушно пригубил свой. Может, эта встреча не будет совсем бесполезной.

— Прекрасная Джулия, — подмигнул он. — В Риме только о ней и говорят. Я слышал, она добрая хозяйка.

— Да, добрая и щедрая, хотя такая молодая. А ты у кого в услужении?

— У Медичи.

Даже если кто-нибудь его и узнал, он сказал правду.

— Я знаю, наши хозяева не очень-то ладят между собой, — заметила девушка.

— Почему? Медичи совершили оплошность по отношению к донне Джулии? Если это так, будут иметь дело со мной.

И многозначительно на нее взглянул.

— Да нет, ну ты и отчаянный!

Ферруччо сделал хозяину знак принести еще по бокалу.

— Я хочу сказать, — продолжала девушка, одним махом осушив бокал горьковато-сладкого сидра и беззастенчиво рыгнув, — что любовник моей госпожи не особенно жалует синьоров Флоренции.

— Ты имеешь в виду, — понизил голос Ферруччо, — что кардинал Борджа хочет объявить войну Медичи?

Служанка пожала плечами.

— Насчет войны ничего не знаю, зато знаю, что к одному из них он приревновал.

Она закрыла рот ладошкой, пряча хитрую улыбку.

— Приревновал?

Если бы речь шла только о рогах кардинала, угощать ее дальше потеряло бы смысл, но инстинкт говорил, что тут что-то кроется.

— Так вот, знай, — тихо заговорила она, приблизив к нему лицо и опершись грудью на стол, — что моей госпоже нравится один флорентинец, белокурый, как Мадонна. Говорят, он происходит из семейства Медичи, и поэтому кардинал хочет заставить его исчезнуть.

Ферруччо не помнил ни одной белокурой Мадонны, но на всякий случай предложил девушке еще один бокал.

— Ну уж прямо так и исчезнуть! — Он погладил девушку по разрумянившейся щечке. — И только из-за того, что он ей немножко понравился? Тогда за твои прелестные глазки я должен тут всех перебить!

Комплимент не пропал втуне, и губы девушки увлажнились. Сидр начал развязывать ей язык.

— А ты умеешь разговаривать с женщинами. Не то что эти грубияны. Слушай, тут есть еще кое-что, хотя я и не должна об этом болтать. Придвинься-ка поближе.

Ее губы оказались подозрительно близко, и в глубине души Ферруччо надеялся, что она не станет заходить слишком далеко.

— Можешь мне доверять, — сказал он, играя ее локоном, — я умею хранить секреты.

— Точно я не знаю, но моя госпожа очень беспокоится о его судьбе.

— А как его зовут, ты не помнишь?

— Уж не хочешь ли ты его предупредить? — отпрянула девушка.

— Будь спокойна, все, что ты мне скажешь, останется в моем сердце.

Он понял, что любой следующий вопрос ее насторожит и она побежит докладывать своей госпоже, на коленях прося прощения.

— Сейчас я должен идти, — сказал он, — но мне бы хотелось с тобой получше познакомиться. Будешь здесь завтра?

— Нет, — уже спокойнее ответила она, — а вот в воскресенье мне разрешили пойти в церковь. Если обо мне не позабудешь, увидимся около полудня.

— Ну как я смогу о тебе позабыть?

— Да ты ведь даже не спросил, как меня зовут. И я не знаю твоего имени!

— Это будет наша тайна.

Он поднялся и послал ей воздушный поцелуй.

Он и сам не знал, что хотел сказать этой фразой, она неожиданно пришла на ум, но девушка, похоже, ее оценила. Быстро шагая к улице Вейо, в нетерпении увидеть Леонору, он обдумывал то, что сказала ему служанка. В рассказе было несколько совпадений, которые ему не понравились. Видимо, настало время им всем троим покинуть Рим навсегда.

~~~

Рим

Суббота, 21 июля 1487 г.

Родриго Борджа наслаждался своим триумфом. Король Арагона Фердинанд и его супруга Изабелла Кастильская входили в базилику Святого Петра в окружении роскошно разодетой свиты. Когда-то Борджа были ее частью, а теперь он принимал их визит, сидя по правую руку Иннокентия VIII. Протокол предписывал особам королевской крови склониться перед Папой и поцеловать папский перстень. Поскольку Борджа сидел рядом с понтификом, это коленопреклонение в глазах всех должно было выглядеть как знак почтения и к его пурпурной мантии. За королевской четой он увидел Томмазо Торквемаду. Окажись у него за плечами топор, лучшего изображения палача было бы не придумать: массивное тело, глубоко посаженные глаза и плотно сжатые губы на бесстрастном лице. Его божественные функции выдавала только тонзура ордена доминиканцев.

Борджа знал его с детства и всегда терпеть не мог его религиозного рвения. Совсем как дядя Алессандро, который был до него настоятелем аббатства Субиако. Покарав дядюшку, уже давно усопшего и похороненного, Торквемада, рано или поздно, и до племянника доберется. Однако теперь Томмазо может ему и пригодиться, если обратит свой священный гнев поменьше на евреев и побольше на женщин. Ненависть к евреям носила у него какой-то личный оттенок, хотя они не сделали ему ничего плохого. Они были банкирами, прекрасными врачами и глубокими философами и вполне могли бы заключить с ним союз. И разве они тоже не повторяли по утрам: «Благодарю тебя, Господи, что не дал мне родиться женщиной»? Королевская чета опустилась на колени, и Борджа вместе с ними.

Борджа организовал прием, своими требованиями введя в большие затруднения кардинала-казначея Риарио, который исполнял роль главного церемониймейстера. Прежде всего, это касалось рассадки за столом.

Он добился для себя места слева от Фердинанда, убедив Папу, что самым почетным является место справа от Изабеллы. Однако был очень удивлен, обнаружив прямо напротив королевы, рядом с новым испанским коннетаблем, герцогом Коимбры, скромного кавалера Христофора, папского бастарда. Он отдал в руки королевы какую-то бумагу, которую та приняла без всякого удивления. Надо будет потом выяснить, что за маневры остались ему неизвестны.

Обед длился долго и состоял из трех перемен блюд, согласно итальянской традиции, не соответствовавшей испанскому обычаю. Пшеничные лепешки с сырным вкусом и макароны под гусиным соусом чередовались с перепелами и цесарками в масле с соленой ветчиной.

После все отправились на прогулку в сад, расположенный за базиликой. Делла Ровере был поглощен беседой со своей новой пассией: то ли женщиной, переодетой мужчиной, то ли наоборот. С отвращением наблюдая за этой сценой, Иннокентий поманил Борджа рукой. Родриго элегантно поцеловал руку королеве и слегка поклонился ее супругу. От внимания высочайшей четы не укрылось, какую доверительность он себе позволил, положив руку на плечо понтифика и сердечно ему улыбаясь.