Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба

class="p1">Рубан судорожно кивал, и частил:

— Там у нас автобусный парк как раз через дорогу, маршрут городской будет до самой больницы, мы это заранее предусмотрели…

— Ну, молодцы, молодцы!

Окружаемый толпой народа, Машеров шел дальше, и улыбался, и никого не боялся, и даже дал закурить какому-то мужику в полосатой рубашке, который замер посреди тротуара, растерянно теребя пустую пачку из-под «Астры» в руке. И, знаете что? Мне вдруг стало кристально ясно: если кто-то из ныне живущих и сможет построить тот самый «социализм с человеческим лицом» — то это именно он.

Батька Пётр.

Глава 23,

в которой приходится кое-что объяснять

Написано с большой любовью ко всем женщинам, с сочувствием ко всем влюбленным и с пониманием того, что всякое мнение — это всего лишь мнение.

Машеров, кажется, от интервью остался в легком удивлении, и при этом — был весьма доволен. По крайней мере, когда дело дошло до экскурсии по городу, то он усадил меня рядом с собой в служебную машину, и мы продолжили в том же духе — беседовали о том о сём, не скатываясь в официальщину. Вроде бы даже я не особенно много дичи нёс, старался держать себя в руках.

Он с удовольствием послушал о наших, дубровицких достопримечательностях, посетовал вместе со мной по поводу скудости исторических памятников и горячо поддержал идею Дворца спорта. Он вообще был заядлым любителем спорта, и хотя больше уважал футбол, мысль о Федерации дворового бокса показалась ему занятной.

Потом я ошарашил Стельмаха, когда привел к нему в контору фактического главу республики. БООРовец сначала форменным образом охренел, а потом, когда сообразил, что речь пойдет о благородных оленях и вообще — об охоте, расцвел и токовал не хуже того глухаря. Машеров пообещал обязательно заехать к нам в сезон.

— Беловежская пуща — это прекрасно, но в нашей Синеокой полно прекрасных уголков… И так и знайте — вы все приглашены! — кажется, я в эти «все» тоже попал.

Как обещал, Петр Миронович наведался на стройплощадку на окраине города. Проект больницы одобрил, и сразу же наметил:

— Вот тут надо делать объездную, чтобы был прямой путь к Светлогорскому шоссе. Грунтовка тут — это смех один. Делайте проект под двухполосную, а лучше — четырехполосную дорогу, Дубровица — город богатый, потянете, а людям большое удобство…

Я мысленно ему зааплодировал. У нашего районного начальства только году эдак в 2015 до этого дела руки дошли! А он вон как — заметил перспективный участок.

Мы стояли на обочине, под соснами, у этой самой грунтовки, рядом с указателем «ДУБРОВИЦА».

— Ну что, товарищ Белозор, вы обратно сами доберетесь? — спросил Машеров, и, дождавшись моего кивка, продолжил: — Хорошо у вас, но нам в Минск пора, я обещался до ночи обернуться. Успеем, Валентин Васильич?

— Успеем, Петр Миронович, — начальник охраны решительно кивнул. — Но зря вы всё-таки на вертолёт не соглашаетесь. Прогресс не остановить!

— А я вот сейчас у прессы спрошу… — Машеров обернулся ко мне, затянулся сигаретой и спросил, выпуская клубы дыма: — Как думаете, Белозор, вертолет — это роскошь или насущная необходимость?

— Я думаю, Петр Миронович, что езда со скоростью сто пятьдесят километров в час по нашим дорогам это неоправданный риск. Если умру я — никто и не заметит. Ну, разве что когда штаны с карманами будут надевать — вспомнят. А если трагично погибнете вы, тогда… — мне показалось, что я заткнулся вовремя, но нет.

Сазонкин готов был врезать мне по затылку рукояткой пистолета, которую, кажется, сжимал в кармане. Машеров держал руку с сигаретой на отлете, и пошевелил пальцами нетерпеливо:

— Ну, ну, договаривайте… Чего вы замолчали?

Я пытался проглотить мерзкий ком в горле. Чернобыль, перестройка, разруха девяностых, бесконечные войны и конфликты после «бескровного» распада СССР, наркомания, преступность, ломка сознания миллионов, потеря всяческих внутренних и внешних ориентиров… Нет, нет, смерть Машерова вовсе не была первопричиной всего этого. Конечно, процессы были глубинными и мощными, и один человек не в силах развернуть их вспять, или хотя бы — возглавить, сделать чем-то более приемлемым… Или — нет? Или — в силах? Был один такой тип, который гаркнул, хмуро посмотрел, стукнул кулаком — и свернулась «прихватизация», и сохранился мощный госсектор, и социальная политика чуть ли не масштабнее советской проводилась… Ну да, персонаж одиозный, и роль его личности в истории оценят спустя полвека или век, но — получилось же! Хорошо ли, плохо ли — но сумел остановить, возглавить и повернуть реку истории одной отдельно взятой Синеокой республики в то русло, которое казалось ему наиболее приемлемым. Методы работы на посту главы государства, степень авторитарности режима — это всё детали. Суть в том, что обычный директор совхоза, один из многих депутатов Верховного Совета — смог. А если бы на его месте был человек с таким опытом госуправления и таким уровнем поддержки как Машеров? Или такой человек как Волков, или Рикк — прошедшие Машеровскую школу? Хотя Рикк — вряд ли. Национальность неподходящая.

Не выберут у нас президентом немца, а не то, что вы таки там подумали.

Машеров медленно докурил сигарету, потом глянул мне в глаза, и проговорил очень спокойным тоном:

— Вы ведь сейчас раздумываете над тем, говорить ли мне что-то невероятное или нет, верно? Судя по вашим глазам — сами вы относитесь к этому, чем бы оно ни было, очень серьезно…

— Не хочу заниматься мистификацией, — признался я. — Меньшее, чего желаю — так это прослыть дешевым шарлатаном, особенно в ваших глазах. Пётр Миронович, вы доверяете товарищу Сазонкину?

Вот тут я мог огрести пистолетом по затылку второй раз, но Бог снова миловал.

— Как самому себе, — раздался твердый ответ.

У Сазонкина даже лицо расслабилось, а я сказал:

— Я сообщил кое-что ему, приватно. Если он посчитает, что к моим словам можно относиться серьезно — то передаст вам, и вы примете решение — хотите ли выслушать от меня вот это самое, невероятное. Думаю, для такого человека как вы будет несложно найти меня где угодно и в любое время дня и ночи… А про вертолёт — здесь я на стороне Валентина Васильевича.

Машеров задумчиво кивнул, махнул рукой и сел в машину. Сазонкин закрыл за ним дверь, ожег меня недобрым взглядом и тоже занял свое место в кортеже. Автомобили один за другим срывались с места и на бешеной скорости скрывались из виду.

Я постоял некоторое время на обочине, провожая их взглядом и пошел в