Ставка на бандитов - Виктор Доренко

Только под утро, когда первые лучи восходящего солнца пробились сквозь крону зеленеющих деревьев, авторитету удалось задремать, прижав к себе с двух сторон тихо посапывающих сестер.

Впервые за несколько последних лет Монаха не мучили кошмары. Казалось, прошло не больше минуты, когда крепкая мужская рука настойчиво затрясла Фомина за плечо.

Открыв глаза, пахан увидел склонившегося над ним Бура, тихо прошептавшего:

— Валера, тебя к телефону.

Осторожно, стараясь не разбудить, он снял с себя руку обнимавшей его Даши и, тихо поднявшись, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Тебя к телефону, — повторил Бур.

Взяв из рук товарища трубку, Монах недовольно пробурчал:

— Слушаю.

— Прости, что потревожил, — раздался в динамике извиняющийся голос Стародубцева, — но у меня срочное дело.

— Опять ты, — ответил пахан вздохнув. — Я же тебя предупреждал, чтобы ты не появлялся на моем горизонте.

Вадим, неловко откашлявшись, сказал:

— Мне необходимо с тобой переговорить. Я не забыл твоей угрозы и тем не менее настаиваю на встрече.

Фомин жестом попросил Бура дать ему закурить. Когда зажженная папироса оказалась в зубах авторитета, он затянулся и произнес:

— Ладно, базлай, только по-быстрому, какого хера тебе от меня понадобилось? Если очередная прокладка, лучше положи трубку и больше не звони!

— Всего сказать по телефону невозможно, — ответил Вадим и, к немалому удивлению Фомина, тут же спросил: — Могу я к тебе приехать?

Опешив от такой наглости, Монах даже растерялся, однако, с трудом сдержав порыв ярости, спокойно разрешил:

— Ну что ж, если действительно серьезный вопрос, я готов тебя выслушать, приезжай. Адрес скажет Бур, — авторитет передал трубку застывшему рядом помощнику, внимательно вслушивающемуся в разговор…

Через час в ворота дачи въехал автомобиль Стародубцева, встреченный вооруженными охранниками Монаха.

Сам хозяин, закинув ногу на ногу, сидел на веранде, потягивая из огромной чашки крепкий чай, и внимательно следил за тем, как гость неторопливо вылез из машины и в сопровождении Брюса направился к нему.

— Здравствуй еще раз, — приветствовал авторитета Вадим.

— Присаживайся, — Монах указал жестом на стул, — и давай без лишней блевотины, толкуй, с чем пожаловал?

Стародубцев неловко уселся на краешек жесткого табурета и нервно провел рукой по подбородку.

— Монах, я еще раз хочу извиниться за вчерашнее, — голос Вадима звучал несколько приглушенно, — мне действительно стыдно.

— Ладно, хватит сопли разводить, — резко прервал говорящего Фомин. — Я тебя слушаю.

— Понимаешь, — начал Стародубцев, — я все же решил последовать твоему совету и уехать, но мне не на кого оставить бригаду. Заику я рассчитал, а никто из моих людей не осилит этот груз.

— И что ты предлагаешь? — Монах вопросительно уставился на собеседника.

— Не можешь ли ты взять моих людей под свою опеку, наконец решился Вадим произнести главное, — собственно, за этим я и приехал.

Хотя вор-авторитет искренне удивился, ни один мускул не дрогнул на его лице. Пахан, пожевав зажатый в зубах мундштук папиросы, пристально уставился на Стародубцева.

А тот продолжил:

— Все было бы проще, если бы не возникшие проблемы.

Вадим на какое-то время замялся, и Монах пришел ему на помощь:

— Что за проблемы?

Стародубцев нервно заерзал на жестком табурете, понимая, как нелепо выглядит со стороны. Преодолев смущение, он произнес:

— Сегодня утром ко мне приехал Дюк и стал требовать какие-то деньги за какую-то наркоту, которые ему должен Заика. Он предполагает, будто я кончил того именно из-за этих денег, а я и в глаза их не видел. По правде сказать, я даже не знал, что Заика был связан с наркотиками.

— Большая сумма? — вяло поинтересовался Фомин, размышляя о чем-то своем.

Стародубцев после небольшой паузы ответил:

— Пять миллионов долларов.

Во второй раз за последние пять минут Монах сильно поразился, но, как и прежде, не показал этого.

В эту секунду он раздумывал о том, как порой обманчива бывает судьба: еще несколько часов назад сидящий перед ним человек видел в нем только врага, а теперь готов передать в его руки дело, возможно, всей своей жизни.

Авторитет видел: собеседник ждет от него ответа, однако не спешил что-либо обещать определенно. Он прикидывал в голове все «за» и «против» того, чтобы бывшая бригада Заики перешла под его, Фомина, крыло. Несомненно Вадим обратился к нему неспроста. Значит, угроза Дюка действительно реальна, а с этим приходилось считаться даже ему — вору в законе по кличке Монах.

Наконец придя к какому-то выводу, пахан задал совершенно естественный вопрос:

— Чем ты докажешь, что в самом деле не скрысил этих денег?

Какой-то миг Стародубцев раздумывал, а затем ответил:

— Я был не один, это подтвердят мои люди. Мы вообще не проходили дальше прихожей. Конечно, ты можешь возразить: пять лимонов уважаемая сумма, за нее есть смысл цепляться, но только в том случае, если мне придется ими воспользоваться. Я же пришел к тебе с тем, чтобы ты рассудил по справедливости, и если ты скажешь, что я вру, дай мне пистолет с одним патроном.

Слушая объяснения этого человека, которого еще вчера едва знал, а сегодня их пути таким причудливым образом переплелись, Монах ощутил к нему доверие.

За долгие годы отсидок он научился распознавать даже очень искусных лжецов, но теперь Фомин верил странному гостю, и даже не потому, что тот был готов ответить своей головой.

Интуиция подсказывала пахану: этот человек сейчас говорит правду.

Глубоко вздохнув, Монах согласно кивнул:

— Хорошо, я тебе верю. Когда созреешь, передашь своих пацанов Буру, а с Дюком я сам разберусь.

Стародубцев поспешно ответил:

— Я хотел все закончить сегодня и отвалить. Расставаться нужно быстро, ни о чем не жалея.

— Ну что же, — сказал Фомин, — бери Бура и поезжайте, раз тебе невтерпеж.

Роман, который сидел чуть в сторонке, но ловил каждое слово, произнесенное за круглым деревянным столом, приподнялся со своего места и обратился к Стародубцеву:

— А ты разговаривал со своими людьми? Вдруг они не захотят под нас нырнуть?

Фомин перебил своего товарища:

— Мы никого неволить не станем, пусть каждый решает сам за себя. Разойдемся без обид, в конце концов, по одной земле ходим и дышим одним воздухом. Делить нам нечего. Ты, — пахан выразительно посмотрел на Вадима, — заберешь все, что тебе полагается, а если нельзя это сделать сразу, сообщишь свои координаты, мы тебе переведем все до последней копейки — нам чужого не надо.

— Свое я все забрал, только квартира осталась, — с готовностью ответил Стародубцев. Он искренне обрадовался такому удачному для него окончанию переговоров. — Но мне некогда заниматься ее продажей.

— А где эта квартира? — заинтересовался Бур. — И какая?

Вадим слегка замялся, но все же ответил:

— Трехкомнатная, на Ленинградском проспекте, в районе метро «Динамо», но черт с ней, с квартирой…

— Почему же это черт с ней? — вопросом перебил говорящего Монах. — Я как раз хотел прикупить себе какую-нибудь хазу недалеко от центра. Сколько ты за нее хочешь?

— Мне все равно, — равнодушно ответил Вадим. — Если тебе, пусть это будет подарком от меня в качестве компенсации за происшедшее.

Лицо Фомина приобрело жесткое выражение, и он произнес, сквозь зубы цедя слова:

— Ты ко мне в корефаны не подмазывайся, по этому поводу я тебе все сказал прошлой ночью, подачки мне не нужны. Я вор, а не попрошайка. Мне до фонаря все твои компенсации, на эту лажу лохов да телок цепляй, а мне нечего в уши дуть, как голимому фраеру. Давай по делу тереть. — Монах повторил свой вопрос: — Сколько ты хочешь за хату?

— Полтинник, — ответил Вадим, глядя прямо в глаза авторитету.

— Бур, — пахан обернулся к подручному, — стоит того эта халупа?

Роман неуверенно пожал плечами и, чуть помедлив, ответил:

— Сразу так не скажешь, надо смотреть, но в любом случае это не крохоборство.

— Вот и ладушки, — удовлетворенно произнес Фомин. — Поедешь посмотришь, если все на мази, отвалишь ему полтинник из общаковых денег, а в общак мы позже внесем.

Поняв, что разговор на этом окончен, Стародубцев приподнялся и с чувством произнес:

— Спасибо, Монах. Ты не подумай, я не напрашиваюсь к тебе, как ты говоришь в кореша, но ты все-таки знай — я действительно сожалею о случившемся.

— Ладно, — Фомин почувствовал искреннюю симпатию к этому странному человеку, но вместо того, чтобы ответить нечто приятное, нарочито грубо произнес: — Давай, вали в свою заграницу, и дай Бог, чтобы наши пути больше не пересекались.

Вадим, казалось, понял ощущения Монаха, как, впрочем, и то, что авторитет не мог говорить с ним по-другому. Стародубцев бросил на пахана благодарный взгляд и направился к поджидавшей его машине.