Анахрон. Книга вторая - Елена Хаецкая

А она, Аська, и говорит: мол, протри глаза, Вавилыч, ты где находишься? Где это видано, чтоб тебе менты что-то были обязаны? Да нам с тобой надо Дидиса вытаскивать, и хорошо бы еще так сделать, чтобы нас особо ни о чем не спрашивали. А уж Морж как прознает — шеи нам посворачивает. Дюлей всем навешает!

А Виктория бледная сидит, проку от нее ноль. Только одна Аська и не растерялась. Вавила на рожон прет. Говорит, раз такие дела — пускай тогда в натуре главный рикс решает! Ну, который в городе самый основной — вот он пусть и решает!

В голове у Сигизмунда услужливо нарисовалась следующая картинка. Приемная питерского губернатора. Гордо входит Вавила. Следом — безвестный гопник с подбитым глазом. На цепи волокут Дидиса. Начинается разбирательство. Мол, этот раб Дидис заступил дорогу свободному, за что был от свободного бит, хотя по закону полагается за это вира. И платить виру должен он, Вавила, поскольку является хозяином Дидиса. Избитый же гопник свои претензии выкатывает: а чего этот мужик… а чего он как нерусский…

Губернатор орет:

— А подать сюда прокурора!

Входит прокурор. С кандалами.

— Кто тут во всей компании главный?

Ну тут-то сразу и выяснится, что главный во всей этой богадельне — С.Б.Морж. «Гражданин Морж, вы арестованы навсегда». И — знакомой дорожкой в Анахрон, до конца жизни…

Сигизмунд тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Дальше-то что было, Анастасия?

— Что дальше? Ну, дальше… Дальше мы с Вавилычем план действий разработали.

Усилием воли Сигизмунд взял себя в руки. Он даже подумать боялся, какой план могли «разработать» Аська с Вавилой. Вплоть до рытья подземного хода из отделения милиции на улицу. Сквозь асфальт. Запросто.

Однако план оказался гениален и прост. Правда, Виктория обвиняла Аську в нарушении авторских прав — мол, это ее, Викин, план. А Аська вела себя как распоследняя дура.

Главный расчет плана был в том, что все окружающие — законченные микроцефалы.

— А что, — сказал Сигизмунд вяло, выслушав план до конца, — может, и сработает.

* * *

Начальник ментовки. где томился плененный раб, был Аське хорошо знаком.

— Ты не гляди, Морж, что морда у него красная и орет страшно, он мужик не вредный.

Невредный мент в чине капитана мутно смотрел на трех взволнованных граждан Российской Федерации, которые дружно несли сущую чушь.

— Времена, между прочим, изменились, товарищ капитан, теперь уже зверства не в чести. Да и в этом отделении никогда зазря не били, я же помню, товарищ капитан, у вас все всегда тип-топыч было, гуманно… Да разве так можно, это же зверство какое-то… Гопоту всякую покрываете, да? Отпускаете, да? Вы хоть знаете, кого задержали?

— Гражданочка, — мягко прервал Аську невредный мент, — поймите: у него нет ни одного документа.

— А откуда им быть, документам-то, когда все они сгорели, понимаете, сго-ре-ли! Он беженец, натуральный беженец, — въедалась в мента Аська. — Семью убили! Убили на глазах! Представляете? Нет, они жили в Приднестровье, в Дубоссарах! Они драматурги. Семья драматургов. Отец, и мать — все драматурги, я в их пьесах играла, знаете? Про чайку. Нет, про чайку — это другая пьеса. Ну вот, и он тоже драматург, албанец. Понимаете? Они албанцы. И жили в Дубоссарах. А в Тиране жить не могли. Там же красный террор был, помните? Закрытая страна! Какая там драматургия! Там этот… Али-баба какой-то правил. Террорист. А эти в Дубоссарах жили. Понимаете? Они драматурги. А пьесы их тайком в Албанию пересылали, и вся Тирана рыдала! Они же были как наш Высоцкий! Этот же, кого вы задержали, он же еще и поет… Дидис, спой!

Дидис, сидящий тут же рядом в загончике возле мирно спящего пьяницы, растерянно моргал.

— Пой! — крикнула Аська и, растопырив пальцы, завопила: — Ну! А-а-а!.. Понимаешь? Пой!

Дидис понял. Налил глаза бешенством. Возвел их к низкому грязноватому потолку. И завопил на своем древнем и страшном языке, пробудив пьяницу. Тот заворчал, сильно осуждая Дидиса за нарушение тишины.

Перекрикивая пение Дидиса, Аська визгливо погнала дальше:

— Ну вот! И поехали они в Тирану! Когда коммунисты слетели! Сразу взяли и поехали! И погибли! Вся семья! Только приехали — а там сразу беспорядки начались! Там беспорядки начались, помните? У нас по телевизору показывали! А они погибли! Вся семья драматургов! Все-все! А они прописаться не успели! У них дубоссарская прописка! Они туда тайно поехали! И все погибли! На его глазах погибли! Его тут пять психоаналитиков откачивали! Талантище!

— А по-русски почему не говорит? — спросил мент устало.

— Я же говорю, товарищ капитан! Албанец он! А в Дубоссарах тоже война! И националисты! Там линия фронта через их дом прошла! Все сгорело! Все бумаги!

Дидис прекратил орать так же неожиданно, как и начал.

— А я в его пьесе «Фетяска» играю! — продолжала Аська. — Все, Вика, бери бумагу, пишем заявление! Три заявления пишем! Мы все его знаем! И родителей его знаем! И подтверждаем! Мы всем литературным объединением к нему в Дубоссары ездили! Поклониться! Мэтру! Отцу его, в смысле! За него Балканский фонд при ЮНЕСКО хлопочет, он все равно уедет за границу. По нему Париж плачет!

— Гражданка. Как я его отпущу? У него ни документов, ни объяснений никаких. Кто он такой? — раздельно проговорил невредный мент.

— Так я же вам объяс…

— Все, гражданка. До свидания. Разберемся, отпустим, зря держать не будем.

— Напрасно вы так! — со слезой выкрикнула Аська. — Но все равно, вы заявления обязаны принять! И завизировать! Пойдем, Вика!

Они вылетели из ментовки.

Мент помолчал. Перевел взгляд на Сигизмунда.

Сигизмунд достал из-под куртки бутылку хорошей водки и сказал спокойно:

— Мы вас очень просим.

Мент бутылку взял. Спросил:

— Он что, правда драматург?

— Правда. И очень серьезный.

— Дела, — хмыкнул мент. — Да ладно. На мужике, вроде, не висит ничего, кроме мелкого хулиганства… Штраф придется заплатить…

* * *

Узнав о том, что виру за жлобское поведение Дидиса внес Сигизмунд, Вавила разволновался. Попытался компенсировать ущерб. Даже Дидиса ему всучить попробовал. Объяснял через Вику, что Дидис даром что скалкс — очень хорошего рода.

История приобретения Вавилой Вандаловичем гражданина Дидиса, албано-дубоссарского драматурга, раба и поэта, выглядела исключительно странной и дикой.

Как понял из сбивчивого перевода Вики Сигизмунд, разразилась как-то раз в Вандалии какая-то война. Точнее, интервенция. Вторглась огроменная рать неведомых Сигизмунду людей — гепидов. Видать, особая разновидность дикарей, из Петербурга от вандалов не отличимая.

И была между ними великая сеча. И жестокая. В ходе той сечи и вышло так, что продали гепиды Дидиса Вавиле-воину за мешок жратвы. Плохо у них со жратвой в ту пору обстояло. А Дидис был у гепидов на подхвате. Уже тогда рабствовал. Тот же человек, который продал, страшный и свирепый (по утверждению Вавилы), между двумя взмахами боевого топора успел поведать, клянясь и божась, что откуда этот Дидис — то неведомо, но рода, по всему видно, очень хорошего.

Дидис, сидевший рядом, отсвечивая битой мордой конокрада, согласно кивал. Мол, да — хорошего он рода. Весьма хорошего.

— Мутная история, — сказал Сигизмунд. — Слушай, Вика, спроси его: когда это я их в гости приглашал?

Вика перевела вопрос. Вавила изумился, вытаращив голубые глаза, а потом пришел в неистовое веселье. Начал бить кулаком по колену, хохотать и подпрыгивать. Ну ты, махта-харья, и даешь! Экий все-таки ты шутник! А в овраге кто стоял? И жесты зазывающие делал?

— Какие жесты… — простонал Сигизмунд. — Вика, спроси у него… Пусть покажет, что ли.

Вавила с готовностью вскочил. Встал, отклячив зад, будто живот у него схватило. Сделал умильное лицо. Рот разинул. Глаза выпучил. И начал двигать руками в замедленном темпе, будто загребал под себя что-то. Затем за горло ладонями схватился, будто блевать наладился.

Дидис что-то сказал. Вика перевела, злорадствуя:

— Половина села вас, Сигизмунд Борисович, в таком виде наблюдать изволила.

— И прошипела: — Свинья пьяная!

Сигизмунд задумался. Смутно забрезжила какая-то разгадка. Овраг. Овраг…

— Как я руками делал? — переспросил он.

Вавила не без удовольствия повторил. Добавил что-то.

Вика перевела:

— Он говорит, ты бледный был.

Вамба уточнил. Вика сообщила:

— И дерево сквозь тебя просвечивало.

Овраг!

Анахрон. Странное видение, провал, уходящий вверх склон… попытка выбраться… спастись… удушье… Точно, овраг!

— Это Анахрон, — сказал Сигизмунд. — О господи! Это я в Анахрон провалился. Накатило… А коза там была?

— Какая коза?

— Ме-е-е-е… Гайтс!

Услышав слово «гайтс», Вавила разразился длинной тирадой. Ты, Сигисмундс, слушай-слушай, как оно было-то. Мы Лантхильду уже совсем живьем в землю зарыть надумали. А тут оппаньки — приглашение! От тебя! Мол, кончайте, мужики, фигней маяться, лучше дуйте ко мне — озолочу! Руками-то как загребал, все показывал, зазывал! Мани-ил!.. А? Лантхильда и говорит: попасть, говорит, в ту землю просто — как будет гул, ступайте в овраг, вас и подберут.