ФАЛЬШАК - Андрей Троицкий

– Вызовите «скорую». Пожалуйста.

– Да отвяжись ты, черт лысый, – Горобец едва сдержался, чтобы не ударить Бориса в лицо подметкой ботинка. – Сказано тебе: не все сразу, потерпи. Скотина, еще руки распускает.

– Я прошу вызвать «скорую». Я же истекаю кровью. Дайте хотя бы мобильник.

– Сейчас, спешу и падаю, – выдохнул Горобец. – Ты покойник. Ясно? Жить осталось с гулькин хрен, даже меньше. От тебя уже смердит. Ни какая «скорая» не поможет, когда дырка в печени толщиной с мой палец. И нечего вонь разводить. Сиди и подыхай. Усек, умник? Мобильник ему дай. В морду не хочешь?

Горобец, тут же позабыв о Борисе, двинулся вперед. Но, услышав за спиной странный шорох, оглянулся, зажмурился, увидев огненную вспышку. В то же мгновение девятимиллиметровая пуля ударила его в середину спину, чуть выше поясницы, вырвала кусок позвоночника. Вскрикнув, Горобец переломился пополам, упал лицом на ковровое покрытие. Показалось, что мир вертится перед глазами, он, набирая ускорение, летит в черную пропасть, и разбивается о ее каменистое дно.

***

Бирюков, забившись в нишу в конце коридора, стоял, прижимая к груди обрез помпового ружья. Он ждал, когда люди Горобца подойдут ближе и можно будет, выскочив из своего укрытия, пальнуть с близкого расстояния, так, чтобы наверняка положить обоих, не промахнувшись даже в темноте. В трубчатом магазине четыре патрона, разлет картечи таков, что все узкое пространство коридора окажется в зоне поражения. Значит, у него на руках козырная масть.

Но с самого начала все пошло наперекосяк. Люди, спустившиеся в подвал, не спешили пройти в конец коридора. Переговариваясь шепотом, они свернули в сторону, повозились у служебной комнаты, принялись молотить ногами в запертые двери раздевалки и помещения охраны. Когда наверху один за другим прозвучали ружейный и пистолетные выстрелы, возня прекратилась, в подвале наступила тишина. Бирюков, вытянувшись в струнку, прижавшись спиной к стене, боялся пошевелиться, выдав свое присутствие. Затем сверху долетел голос Горобца. Босс велел своим парням оставаться внизу, продолжить поиски. Бирюков слышал далекий шепот, но слов разобрать не смог. Он перевел дыхание и выглянул из укрытия. В конце коридора из приоткрытой двери в служебный туалет пробивалась широкая полоса света, на ее фоне не видно человеческих фигур. Сверху донесся пистолетный выстрел. Бирюков спрятал голову, гадая, кто стрелял на этот раз и в кого. В железную дверь раздевалки несколько раз ударили рукояткой пистолета.

– Архипов, ты там? Или ты чем-то занят? Разглядываешь своего Шагала? Жалко с ним расставаться?

Бирюков подумал, что ждать развязки придется долго. Если люди Горобца станут разговаривать с каждой запертой дверью, то до конца коридора и за час не дотопают. Но и на этот раз он ошибся в расчетах. Бирюков зажмурился от ударившего в глаза яркого света. Высунулся в коридор, посмотреть, что же там происходит, но не успел ничего толком рассмотреть. Хлопнул выстрел. Чуть выше головы просвистела пуля, врезалась в стену. За ней ударила другая.

– Вон он, сука, я держу его, – высоким голосом крикнул мужчина. – Теперь не высунется.

Бирюков, еще плотнее прижался к стене, выставил обрезанный ствол помпового ружья и взвыл от боли. Пистолетная пуля, ударила в цевье с такой силой, что выбила оружие из рук. Бирюков подумал, что сломаны пальцы. Он не мог высунуться, не мог хоть на секунду увидеть того, что происходит в коридоре, в нескольких метрах от него. Он сжал пальцы в кулаки. Все в порядке, кажется, руки работают. Обрез валялся на полу в двух шагах от Бирюкова. Наклонись, протяни руку и он твой. Близко, а не дотянуться. Попадешь под пули. Следующий выстрел прозвучал где-то рядом.

– Не подходи, у меня граната, – заорал Бирюков. – Все разнесу, мать вашу.

В ответ пули ударили в кирпичную стену, выбили облако коричневой пыли. Бирюков зажмурился слишком поздно, протер глаза кулаком, но это не помогло. Глаза наполнились слезами, мир расплывался, делался водянистым и зыбким. Выстрелы гремели один за другим, с интервалом в три-четыре секунды. Хлопки становились все ближе. Видимо, один из парней перезаряжал свою пушку, когда другой нажимал на спусковой крючок. Стрелявшие медленно, шаг за шагом приближались к нему.

– Все, – крикнул Бирюков. – Бросаю гранату.

– Бросай, падла. Ловлю.

Архипов, запертый в хранилище, слышал все, что происходило в коридоре. Он лежал вдоль стены, прижавшись плечом к трупу Ремизова, чувствуя, что не может пошевелиться от страха, потеряв чувство времени и пространства. Кажется, что стрельба в коридоре продолжается бесконечно долго. Не одну-две минуты, а полчаса или того дольше. Пистолетные выстрелы гремели, кажется, у самого уха. Но ответных ружейный выстрелов не было. Возможно, Бирюков хитрит, он что-то задумал. Или, что вернее, он уже мертв. Архипов зажал уши ладонями, уткнулся носом в плечо покойника и всхлипнул.

Бирюков вытащил из брючного кармана зажигалку, присел на корточки. Выступ стены до поры до времени защищал его. Но то была слабая защита, всего один неудачный рикошет, и жизни останется меньше, чем соли на кончике ножа. Попавшая в глаза кирпичная пыль по-прежнему мутила взгляд. Пули щелка о стенку. Действуя на ощупь, он нашарил одной рукой бутылки с растворителем, смешанным с машинным маслом, фитили, вставленные в горлышки и зажатые пробками.

– Ну, тварь, где твоя граната? – тонкий визгливый голос оказался совсем близко. – Бросай, я жду. Скотина…

Большим пальцем Бирюков откинул колпачок зажигалки, повернул колесико. Поднес огонек к тряпке, вылезавшей из бутылочного горлышка. Лоскут, пропитанный растворителем, ярко вспыхнул. Бирюков, приподнялся и, высунув руку из-за угла, запустил бутылку наугад. Перевернувшись в воздухе, посудина врезалась в стену и, разлетевшись на части, залила горящим раствором коридор. Пронзительно по-бабьи закричал человек. Пистолетные выстрелы стихли. Бирюков присел, поджег фитиль второй бутылки. Высунулся и, кинув ее подальше от себя, спрятался за углом.

Он слышал, как по сторонам брызнули осколки стекла. Человек закричал еще громче, пронзительнее. Бирюков шагнул вперед, поднял с пола обрез ружья. Коридор был объят пламенем, сделалось жарко. Бирюков нажал на спусковой крючок, передернул затвор и выстрелил еще раз. Человеческие крики стихли. Теперь Бирюков видел перед собой стену пламени и черный вонючий дым. Что-то темное, напоминающее абрис человеческой фигуры метнулось в противоположный конец коридора. Человек, объятый пламенем, бежал к служебному туалету, к раковине, полной ржавой воды. Он потянул на себя полуоткрытую дверь, но она почему-то не поддалась. Человек рванул дверную ручку изо всех сил. Грянул ружейный выстрел. Пальнул обрез, укрепленный на унитазном бачке. Тишина. Стало слышно, как что-то потрескивает в огне.

Бирюков присел на корточки, стянув с себя пиджак, накрыл им голову. Но дышать было уже нечем. Горячий воздух продирал горло, дм забивал глотку.

– Игорь, – крикнул Бирюков, чувствую, что обжег бронхи. – Архипов… Игорь…

Архипов вышел из ступора. По-прежнему темно. Но выстрелы больше не гремят. Зато он ясно слышал знакомый голос. Архипов поднялся на ноги. Дым и огонь не проникали в хранилище, железная дверь, по периметру обтянутая резиновым уплотнителем, готова выдержать настоящий большой пожар. Архипов отодвинул в сторону толстую металлическую задвижку. Распахнул дверь и тут же захлопнул ее. Справа бушевал огонь, черный дым заполнил тесное пространство коридора. Архипов сделал глубокий вдох, как ныряльщик перед погружением в воду. Через секунду он выскочил в коридор, свернул в другой коридор, ведущий к служебному выходу. В несколько прыжков преодолел расстояние до комнаты охраны.

Он вытащил из кармана дубликат ключа, нащупал замочную скважину. Ворвавшись в комнату, как ураган, подскочил к столу, сдвинул щиток и пальцем утопил кнопку автоматического пожаротушения. Через секунду Архипов почувствовал, как на голову и плечи, за шиворот рубахи с потолка полилась вода.

***

В районном морге витал запах общественного туалета и формалина. Труп Максима Жбанова, помещенный на секционный стол и прикрытый серой застиранной простыней, был освещен лампой дневного света. Сегодняшним утром тело опознала мать Жбанова, которую привезли сюда из Москвы на машине межрайонной прокуратуры. Следователь Липатов, задававший вопросы и заполнявший протокол опознания, не мог предполагать, что эта тягостная процедура, обычно занимавшая не более двадцати минут, на этот раз затянется до обеда. Екатерина Семеновна, едва с тела сдернули простынку, упала в обморок, повиснув на руках судебного эксперта. К носу старухи поднесли ватку, пропитанную нашатырным спиртом, но мать лишь дернула головой, приоткрыла глаза и вновь лишилась чувств. Оперативник, присутствовавший на опознание, и пьяненький санитар отнесли старуху в прозекторскую, уложили на кушетку.