Перстень Тамерлана - Андрей Посняков

Ехавший впереди курбаши, обернувшись, махнул рукой, и всадники – а вместе с ними и пленники – резко прибавили ходу. Погруженный в мысли Раничев едва не упал, и какой-то скакавший рядом черт с размаху огрел его по плечу плетью. Вот гад! Вместе с болью от удара Иван вдруг ощутил и радость – а ведь не зря, не зря Кучум-Кум увеличил скорость, видно, побаивается кого-то, видно, о чем-то таком и предупредил его плешивый сообщник. А ведь может получиться, может… Жаль, раньше не догадался – почувствовал мнимую свободу, распушил крылья, как же! А того и невдомек было, что невозможно одному (двоим, если считать Евдокию) жить по своим законам, нет. Здесь нужно было выживать по законам всех, по законам империи Тимура, и, едва вырвавшись от бандитов, нужно было немедленно поведать о шайке властям. Раничев вздохнул на бегу: хорошая мысля приходит опосля. Хотя они ведь вообще не успели добраться до людных мест, чего уж теперь говорить. Вариант с рисунком и возмездием, быть может, и проскочит, только вот как быстро? За это время их с Евдоксей вполне могут казнить, и казнить страшно. Значит, нужно иметь какой-то вариант про запас. Самый простой – погибнуть быстро, бросившись на того же курбаши. Да… Он-то, положим, погибнет. А Евдокся? Броситься вместе? Не такая уж и плохая идея, особенно в свете того, что предстояло девчонке. Только надобно тогда сговориться, да и ситуацию подходящую подобрать. То есть что значит – подобрать? Создать! Как? Придумать. Обязательно придумать, иначе…

В Ак-Кудуке их уже ждали. Все жители кишлака – а таковых набралось человек с полсотни, разумеется, только мужчины – вышли на главную площадь перед небольшой мечетью, сложенной из крупного необожженного кирпича и на высоте человеческого роста по всему периметру украшенной блестящими голубоватыми изразцами. Она была бы довольно красивой, эта мечеть, небольшая, уютная, с темно-голубым куполом, но все дело портил минарет, нелепо торчавший слева от главного здания, словно труба колхозной кочегарки.

– Ну вот. И тут – колхоз «Светлый путь», – с усмешкой пробормотал Раничев. – А курбаши Кучум-Кум – за председателя. Кучум-Кум даже не завернул домой, все было уже решено, и на площади давно ожидали расправы. Интересно, откуда они знали, что беглецов обязательно поймают. А может, и не знали, просто собрались перед намазом… Ну да – вон и муэдзин заголосил с минарета, жалостливо, пронзительно, грустно:

– Алла ибн Алла-а-а-а-а!!!

Что же, их тут сразу и казнят, перед мечетью? Не слишком ли много чести? Впрочем, восток – дело тонкое.

Темные лица собравшихся декхан, казалось, не выражали ни одной мысли. Люди стояли невозмутимые, как индейцы. Из мечети появился мулла в светлой развевающейся одежде до самой земли и ослепительно белой чалме. Курбаши, подъехав к нему, спешился, оглянулся горделиво – в енотовой мохнатой шапке, при сабле, ему б еще маузер – ни дать ни взять Абдулла из «Белого солнца пустыни». Впрочем, нет, Абдулла поимпозантней выглядел, а этот так себе, ни рыба ни мясо. Однако хитер, сволочь, удачлив.

Чего они там говорили, Раничев не слышал, стоял себе под охраной, переминаясь с ноги на ногу, одного лишь хотел – незаметно перекинуться словом с Евдоксей. Но этого пока не удавалось сделать. Кроме кишлачных жителей, перед мечетью собрались и пленники Абду… тьфу… Кучум-Кума. По крайней мере, те, кто еще мог ходить. Вот два круглолицых парня – погонщики ослов, вот Салим. Встретился взглядом, ободряюще подмигнул. А в глазах – жалость. Вот еще один знакомый, кажется мелкий торговец. Многих не хватало, видно, умерли, замученные непосильным трудом, или… В мозгу Ивана вдруг мелькнула еще одна идея. Или – выкупили их родственники, не зря же курбаши самолично интересовался всей подноготной пленных. А вот с Раничевым что-то не говорил, как и с Салимом – ах да, те же из полона Энвер-бека, значит, родственники-то на Руси, в лучшем случае – в Орде, джучиевом улусе, до связи с ними, даже если б и нужно было, возможности курбаши явно недотягивали. А если сказать по-другому? Что у них с Евдоксей и здесь, скажем, в Самарканде или Бухаре, имеются влиятельные знакомые – купцы, к примеру, – которые однозначно заплатят самый большой выкуп. Пойдет Кучум-Кум на такое? Вряд ли. Слишком хитер. Но попробовать стоит. Если только… если только уже не поздно…

Нехорошие подозрения нахлынули вдруг на Ивана, когда, отойдя от муллы, Кучум-Кум что-то приказал своим. Те, кивнув, направились к пойманным беглецам. Все… – подумал Раничев. Кина не будет… Он обернулся, словно затравленная собаками лиса… И бежать-то некуда: дувалы, мечеть, минарет… Минарет…

Он вдруг дернулся, сильно толкнув плечом зазевавшегося воина, тот упал на землю, смешно путаясь в длинных полах одежки. Не воин – бандит. В толпе засмеялись, но Иван уже не слышал этого. Крикнул Евдоксе: «За мной!» – бросился к минарету, слыша за собой ободряющие крики девчонки. Как быстро все произошло – буквально секунды! Нукеры курбаши пока опомнились, пока заметались, испуганно кося глазами на предводителя, и никто из тех, кто окружал беглецов, не бросился сразу в погоню, как же – кто первый побежит, тот, значит, и виноват – упустил. Все ждали, когда поднимется с земли свалившийся с ног недотепа. Вот наконец тот поднялся. Огляделся кругом, выхватил из ножен саблю и, дико вращая глазами, со всех ног кинулся к минарету. А поздно уже, батенька, поздно!

Раничев с Евдоксей кометами промчались по площади и влетели в узкие двери минарета. Хорошо – не промахнулись мимо, не то б впечатались в кирпичи, мало б не показалось! Им не связали ноги – не посчитали нужными, вот так-то, порой, и происходят большие обломы. Именно так: из-за непочтения к маленьким мелочам.

Кучум-Кум в гневе прикусил левый ус. Пришедшая в движение нукеры бросились к минарету. И принялись биться об дверь, выкрикивая ужасающие проклятия, при этом не обращая никакого внимания на присутствие рядом мечети. А что им еще оставалось делать? Двери были вполне надежны и запирались изнутри железным, выкованным на совесть засовом. Видно, в минарете прятались при нападении конкурирующих шаек, и, судя по качеству засова, такие нападения здесь были довольно частым явлением. Узкая вьющаяся лесенка без перил вела на высоту четвертого этажа и на каждой площадке перекрывалась решеткой.

– Наверх! – кивнул Раничев, услыхав, как громыхнул в двери первый удар раскачиваемого на руках бревна. Быстро сообразили, гады!

Они забрались на самый верх, на площадку, опустив и тщательно заперев за собой все решетки. Замки оказались хитрыми; если б не было одного такого в музее, нипочем бы не удалось их закрыть.

Сверху открывался изумительный по красоте вид – изумительный даже сейчас, поздней осенью, можно себе представить, что творилось здесь благодатной весною. По всему периметру кишлак обступали яблоневые и персиковые сады, тянувшиеся шагов на сотню, за ними светлели пастбища, ручей с голубой прозрачной водой, с северной стороны виднелась бесконечная, поросшая саксаулом степь, уходящая к самому горизонту, далеко на юге угадывались какие-то строения… И какие-то мелкие, быстро перемещавшиеся точки. Раничев высунулся… И тут же нырнул обратно, едва не став жертвой пущенных снизу стрел.

– Метко стреляют покойники, – укрывшись у лестницы, пожаловался он Евдоксе. – Смотри не высовывайся.

– Не буду, – пообещала та и, немного помолчав, спросила:

– А почему – покойники?

– Да так, – уклончиво ответил Раничев. – Ты географию хорошо знаешь? Ну что здесь за города, земли?

– Про Мараканду слыхала от купцов, – подумав, отозвалась девушка. – Говорят, зело большой город. Еще есть Бухара и Сарай. Хотя Сарай – это в Орде.

– Да-а, не густо, – покачал головой Иван, соображая, а для чего он вообще затеял этот разговор с географией? Наверное, просто для того, чтобы отвлечь девчонку.

А та сидела, копаясь руками в каменной кладке, – минарет, видно, был построен давно, или просто раствора на часть площадки не хватило – или пожалели, или украли; камни, тяжелые серые булыжники, едва не вываливались. Что ж, можно кидать их вниз, на головы зазевавшимся. Толк? Ну разве что чисто моральное удовлетворение.

Снизу раздавались мерные удары. Затем послышался радостный крик – видно, осаждающие наконец-то проникли внутрь башни… И затихли – наткнулись на запертую решетку. Вот уж теперь попробуйте, повозитесь с бревнышком! Замучаетесь долбиться. Раничев мстительно улыбнулся. Прислушался, спустившись вниз, особо-то не выглядывал, знал – стреляли «басмачи» метко. И уж чего-чего, а стрел у них хватало. Постоял, послушал приглушенное бормотание – видно, советовались, – потом снова забрался наверх, выглянул острожненько. И вздрогнул от пронзительного вопля. Евдокся тоже испуганно подняла глаза, хотя, казалось, чего уж теперь бояться? Вопль повторился: дикий, заунывный и вместе с тем какой-то повелительный, зовущий. Не каждый сможет кричать с такой интонацией. Иван снова выглянул… и рассмеялся. Кричал забравшийся на старую чинару парень, по всей видимости, муэдзин. Совсем еще молодой, ему б очки да бородку убрать – ну вылитый зануда-отличник из какого-нибудь десятого «А»! А молодец, сообразил ведь! Начинался намаз, и толпа потянулась к мечети – у многих в ней был свой михраб – ниша для молитвы. Мечеть быстро поглотила почти всех, кроме пленников и воинов Кучум-Кума. Наскоро сотворив молитву, воины вновь принялись за дело. Нет, больше не стали пытаться выбить решетку бревном, а, собравшись небольшими группами, принялись ходить вокруг минарета кругами, словно бы патрулировали. При этом поглядывали наверх, словно бы беглецы могли улететь, как птицы. Раничев издевательски помахал им рукой, прикидывая: если броситься башкой вниз – наступит ли смерть сразу? Бандиты даже больше не стреляли, не тратили стрелы, и это сильно не понравилось Ивану, значит – задумали что-то. Но что? Ясно было – для того чтобы добраться до пленников, нужно пройти сквозь решетки. А как, коли они железные? Естественно, с помощью специалиста – сельского кузнеца – вон не его ли ведут, молодого мускулистого парня с большими клещами. Ну да… Плохо дело. Такими клещами он враз перекусит решетки. Ну, может быть, конечно, и не враз, но перекусит – точно. И никак ему не помешать, никоим образом, никакого оружия на башне нет, кроме снятых веревок. Что же, черт побери, делать-то? Неужели и в самом деле остался один выход – головой вниз? Очень похоже, что так. А не хотелось бы… Чего там Евдокия поделывает, все раскапывает камни?