Бегущий по лезвию бритвы - Филип Дик

Прошелестел порыв сухого, как в пустыне, ветра, и везде, куда ни кинешь взгляд, стали рушиться груды костей. Даже ветер их разрушает, подумал он. Значит, очень поздняя стадия, скоро время перестанет быть. Вот только бы вспомнить, как отсюда выбираться. Посмотрев наверх, он не увидел ничего такого, за что можно было бы ухватиться.

Мерсер, сказал он вслух. ты сейчас? Это — могильный мир, и я снова в нем, но на этот раз тебя нету здесь со мной.

По его ноге что-то ползло. Он опустился на колени и начал искать — и нашел это «что-то», потому что оно двигалось совсем медленно. Искалеченный паук кое-как перемещал свое тело, опираясь на немногие оставшиеся ноги; он поднял паука и положил его себе на ладонь. Кости, понял он, пошли вспять; паук снова живой. Мерсер где-то близко.

Дул ветер, круша и рассеивая оставшиеся кости, однако он явственно ощущал присутствие Мерсера. «Иди сюда, сказал он Мерсеру, — проползи по моей ноге или найди какой-нибудь другой способ коснуться меня, хорошо?» Мерсер, подумал он. А затем сказал вслух: «Мерсер!»

По знакомому унылому ландшафту двигались сорняки; они ввинчивались в окружавшие его стены и укоренялись там, пока не стали своей собственной спорой. Спора разрослась, треснула и взорвалась, дождем разбросав ошметки бетона и ржавого железа, бывшие прежде стенами. Но запустение осталось и после того, как стен не стало; запустение следует после всего прочего. После всего, кроме смутной хрупкой фигуры Мерсера; старик смотрел прямо на него, тихо и безмятежно.

— А небо, оно нарисованное? — спросил Изидор. — Там правда видны под увеличением следы кисти?

— Да, — сказал Мерсер.

— А я их не вижу.

— Ты слишком близко, — сказал Мерсер. — Чтобы увидеть, нужно смотреть издалека, как андроиды. У них лучшая перспектива.

— И потому они говорят, что ты мошенник?

— Я и есть мошенник, — сказал Мерсер. — Они вполне искренни, их исследования вполне настоящие. С их точки зрения, я — престарелый актер Эл Джарри, снимавшийся когда-то в эпизодических ролях. Все, что они говорили, все их разоблачения, все это правда. Они действительно приходили ко мне и беседовали со мной. Я рассказал им все, что они хотели знать, — то есть вообще все.

— В том числе и про виски?

— Это правда, — улыбнулся Мерсер. — Они проделали прекрасную работу, и, если судить с их точки зрения, репортаж Дружище Бастера был вполне убедительным. Им будет трудно понять, почему же ничего не изменилось. Ведь ты же все еще здесь, и я все еще здесь. — Мерсер указал взмахом руки на знакомый выжженный и бесплодный склон. — Сейчас я поднял тебя из могильного мира, и я буду поднимать тебя раз за разом, пока ты не утратишь интерес и не захочешь бросить. Но ты должен перестать искать меня, потому что я никогда не перестану искать тебя.

— Насчет виски мне не нравится, — сказал Изидор. — Это как-то принижает.

— Это потому, что ты — высокоморальная личность, а я — нет. Я не сужу никого, даже самого себя. — Мерсер поднял неплотно сжатую руку ладонью вверх. — Чуть не забыл, тут у меня есть кое-что твое. — Он разжал пальцы. На его ладони сидел искалеченный паук, только теперь он не был искалечен, все отстриженные ноги восстановились.

— Спасибо. — Изидор взял паука и хотел было сказать еще…

Забренчал сигнал тревоги.

— В здание вошел охотник! — рявкнул Рой Бейти. — Потушите весь свет. Отдерите его от этой коробки, он должен быть наготове. Скорее!.. Да расшевелите вы его, наконец!

19

Опустив глаза, Джон Изидор увидел свои собственные руки, лежавшие на эмпатоскопе. Пока он пораженно на них взирал, свет в гостиной погас; через полуоткрытую кухонную дверь он увидел, как Прис бросилась к настольной лампе и тоже ее выключила.

— Послушай, Джей-Ар, — хрипло прошептал знакомый, но почти неузнаваемый голос; ногти Ирмгард глубоко впились ему в плечо.

Судя по всему, она просто не замечала, что причиняет ему боль; тусклый ночной свет, проникавший в гостиную через окно, гротескно исказил ее лицо, превратил его в бледную маску с крошечными, немигающими, полными ужаса глазами.

— Ты должен встать у двери, — шептала она все тем же хриплым голосом, — а когда он постучит, то есть если он постучит, ты покажешь ему свои документы и скажешь, что это твоя квартира и что никого больше здесь нет. А если он захочет проверить, попросишь показать ордер на обыск.

— Не пускай его внутрь, — прошептала, склоняясь к другому его уху, Прис. — Говори, что угодно, все, что только может его задержать. Ты понимаешь, что устроит платный охотник, если его сюда впустить? Ты понимаешь, что он сделает с нами?

Покинув смертельно испуганных андроид ных женщин, Изидор вслепую, по памяти подошел к двери, нащупал ручку и замер, прислушиваясь. Как и всегда, он ясно ощущал ведущий к лестнице коридор, гулкий, пустой и безжизненный.

— Что-нибудь слышно? — спросил близко к нему наклонившийся Рой Бейти. По ноздрям Джона Изидора ударил острый запах вспотевшего от ужаса тела; ужас струился изо всех пор андроида, обволакивал его влажной тошнотворной дымкой. — Сходи наружу, взгляни, как там что.

Приоткрыв дверь, Изидор глянул в один, а затем в другой конец безликого коридора. Воздух здесь был довольно свежий, несмотря на явственный запах пыли. Паук, которого дал ему Мерсер, все еще был при нем. Этого ли самого паука калечила недавно Прис маникюрными ножницами Ирмгард Бейти? Возможно, и нет. Проверить невозможно. Но как бы там ни было, паук этот был живой; он щекотно ползал в неплотно сжатом кулаке Джона Изидора и совсем не кусался — как правило, челюсти мелких пауков бессильны перед человеческой кожей.

Пройдя до конца коридора, Джон Изидор спустился по лестнице. Он вышел наружу, на то, что было когда-то озелененной прогулочной террасой. Во время и после войны практически вся растительность здесь погибла, а в прогулочной дорожке появилось множество проломов. Но Изидор наизусть знал здесь каждую щель и выбоину; уверенно, словно по гладкому асфальту, он прошел вдоль более длинной из сторон здания и свернул за угол, к единственному в ближайших окрестностях оазису — крошечному, метр на метр клочку земли, где росла какая-то чахлая, насквозь пропыленная трава, и отпустил паука, последний раз ощутив ладонью его легкие, неуверенные шаги. И выпрямился с чувством исполненного долга.

На траву упал узкий луч карманного фонарика. В резком свете пожухлые стебли казались таинственными, угрожающими. А вон и паук, испуганно замер на длинном иззубренном листе. Ну хорошо, пока что с ним все в порядке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});