Шахматист - Вальдемар Лысяк

— Прекратите это зверство!

Не повернувшись, Бенджамен рявкнул:

— Молчать!

И только потом до него дошло, чей это голос; он повернулся. Она стояла рядом, в шаге от него. Они поглядели друг другу в глаза. И она, с презрением, бросила:

— Мясник!

Браун, уже ничего не слышавший, продолжал наносить удары.

— Хватит! — крикнул Батхерст, но видя, что Браун ко всему глух, подскочил и оторвал его от жертвы.

Француз упал рядом с ямой, которую выкопал фокусник. Все застыли, будто марионетки. Женщина сделала шаг вперед и спросила:

— Для кого эта яма?

Ответа она не дождалась.

— Если коснешься его хотя бы пальцем, — указала Джулия на Симона, умолявшего залитыми слезами глазами, то уже ни словом со мной не обмолвишься; просто перестанешь для меня существовать, а Анне скажу, что ты бандит!

Она повернулась и по тропинке, которой пришла, пошла вглубь леса. Бенджамен стоял и будто загипнотизированный смотрел ей вслед. Он не дрогнул даже тогда, когда из горла Тома вырвалось запоздалое предупреждение:

— Сэр! Берегитесь!

Засмотревшись на Джулию, все слишком поздно заметили поднимающееся с земли подобие человека. На залитом кровью лице демонично горел один глаз, и казалось, что эта развалина не удержится на ногах даже мгновение. Но француз нашел в себе некую сверхчеловеческую, не отбитую Брауном силу, вырвал у Симона лопату и замахнулся. Только этот момент все и заметили. Крик Тома опередил свист лопаты, падающей на голову Батхерста, буквально на долю секунды. Только Браун оказался быстрее. Инстинктивно, словно автомат, он сделал шаг и заслонил Бенджамена, приняв удар на себя. Острие раскроило его череп до подбородка, и в то же мгновение нож Сия прикончил француза.

Все длилось пару-тройку секунд. Бенджамен все глядел в спину Джулии. Она не обернулась.

Брауна и капитана похоронили отдельно. Хейтер вырезал из ветки два креста, а Робертсон прочитал краткую мессу, в которой Батхерст не принимал участия.

Ночью исчез Ригби. Его даже не пробовали искать. Да и как, на ломовых лошадях? Он забрал все свои вещи, но духовое ружье оставил[197]. Батхерст разругал монаха:

— Идиот, ты должен был следить за ним! Накажу тебя при выплате!

Робертсон, совсем другой, чем обычно, спустил глаза и тихо сказал:

— Хорошо, за разные вещи нужно платить в жизни. Лишь бы меня святой Патрик не покинул и охранял аккуратненько, так я и жаловаться не стану, сэр. Но у братишки мягкое сердце было, вот и не выдержал он того, что увидел. Возможно, другие, небесные дары он пожелал сохранить… Я видел, он один плакал, когда я молился за их грешные души.

Поляк тоже опускал глаза и старался не попадаться Батхерсту. Джулия, закрывшись в своей повозке, не показалась в течение следующих двух суток вплоть до того, как они проехали Зилентциг (Суленцин)[198]. Там они провели ночь с 26 на 27 ноября. Утром Батхерст купил у местного еврея трех коней. Одного он передал Юзефу со словами:

— Я еду с Робертсоном в Шамтер (Шамотулы), чтобы ознакомится с ситуацией. Карта у тебя имеется. Как мы и решили, поедете через Мезеритц (Мендзыржеч) и Пинне (Пневы). Удерживай темп. В Шамотулы ты должен прибыть не позднее, чем через пять дней, первого декабря.

— Сэр, так ведь дождь. Через пару часов все дороги превратятся в болото.

— Знаю, но постарайся. Если будут какие-то хлопоты, оставляй Миреля и едь только на нашей повозке, потому что вы будете мне нужны. Оставишь кого-то одного, чтобы присматривал за толстяком. Меня можешь и не застать, потому что, если все будет в порядке, я уеду из Шамотул на пару дней. Вас примет Робертсон и передаст все мои приказы. Все ясно?

— Так точно, сэр.

Батхерст с Робертсоном сели на лошадей и направились вдоль каравана. Когда проезжали вторую спереди повозку, и Батхерст увидел машущую ему рукой девочку, он подъехал поближе. За Анной он увидел смотревшую на него Джулию. И заметил, что под глазами у нее были круги от усталости.

— Спрячься, Анна, а то промокнешь! — крикнул Бенджамен и поднял коня в галоп.

Монах оказался неплохим наездником, хотя дорога была нелегкой. Ветер бил им в лицо струями дождя, пронизывающий холод пробирался под одежду. Ехали сгорбившись, касаясь подбородками застежек на воротниках. Мимо них проходили печальные, мертвые пейзажи, все чаще обозначаемые соломенными крышами, которые, как казалось, лежали прямо на земле, и которых в Германии они почти не видели. Через Шермейснель (Ржемешно Любуске?), Грохув[199] и Темпель (Темплево) Батхерст с Робертсоном доехали до Мендзыржеча. Сразу за мостом их нагнал заглушаемый ветром крик:

— С дороги! Пропустите Его императорское Величество! С дороги!

Они съехали на обочину. Мимо них промчался конный гвардеец с обнаженной саблей в руке, а через несколько секунд — целая кавалькада, разбрызгивающая фонтаны грязи. Внутри отряда конных егерей двигалась карета с императорской монограммой на дверцах. Мелькнул белый тюрбан сидящего на козлах мамелюка[200], затем еще несколько карет, и вот уже все исчезли за стеной дождя, будто призраки. Батхерст успел заметить, что через открытое на мгновение окошко императорской кареты вылетел какой-то предмет. Он сошел с коня и поднял тонущую в грязи книжку[201] — том из собрания сочинений Макиавелли. Opere di Nic. Machiavelli cittadino e secretario fiorentino; Discorsi sopra prima Deca di T. Livio[202], гаагское издание 1726 года. На полях десятки замечаний и подчеркиваний[203], сейчас испачканных грязью и расплывающихся в воде. Бенджамен укрылся под деревом и попытался оттереть страницы платком, но только размазал записи еще сильнее. Он отряхнул книжку, завернул в платок и спрятал в седельную сумку, после чего крикнул шотландцу:

— Робертсон! Мне нужно вернуться. Едь в Шамотулы сам, найди там своего кузена и узнай, кто живет в той башне женщины из легенды.

— Когда вы приедете, сэр?

— Скоро. Жди нас! — ответил Батхерст, вскочил в седло и не оглядываясь помчал в направлении Мендзыржеча. В нескольких километрах за Темплевом он увидел стоящие повозки. Том, Хейтер, Юзеф, Хуан и несколько комедиантов подкладывали под колеса фашины. Он спрыгнул с коня возле повозки женщин и постучал. Ему открыла Диана.

— Приветствую вождя! — усмехнулась та.

— Я хочу переговорить с Джулией.

— Тихо, рыцарь, девочка спит!

Джулия отодвинула Диану и взглянула вопросительно. Бенджамен попросил, чтобы она прошлась к ним до последней повозки, в которой лежал, из лени все еще притворяющийся серьезно больным Мануэль. Там он спросил: