Наследницы - Элизабет Адлер

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — ответил Билли.

— Я чувствую себя совершенно разбитой, — сказала она, когда они вернулись в купе. — Все эти разговоры. Эти слезы. — Она зевнула, прикрыв из вежливости рот красной шершавой рукой. — Бабушке было бы стыдно за меня, за то, что я все время болтала о себе. Я даже не додумалась попросить вас рассказать о себе. У меня к вам столько вопросов.

Лаура сразу же заснула и проснулась только тогда, когда экспресс прибыл на вокзал Кингз-Кросс. Билли смотрел на нее, думая о том, какая она честная и скромная девушка.

Наклонившись, он взял Лауру за руку. Она была грубой, с обгрызенными ногтями.

— Проснитесь, Лаура! Мы уже приехали.

— О нет, — простонала девушка и моментально проснулась. — Я же говорила: «Моя судьба хуже смерти».

Билли вызвал носильщика и наблюдал, как тот укладывал на тележку обшарпанный школьный чемодан Лауры и пару сумок из коричневой бумаги.

— Давайте прощаться, Лаура, — проговорил Билли, улыбаясь.

— Вы были правы, — сказала Лаура. — Я говорю о нашей игре. У вас больше национальностей, чем две. Вы произносите мое имя на итальянский лад, а говорите по-американски. Если принять во внимание ваше шотландское происхождение, то у вас целых три национальности.

— А может, и больше, — добавил Билли, рассмеявшись. — Я очень правдивый человек.

— Я так ничего и не узнала о вас, — с грустью заметила Лаура. — Возможно, мне и не стоило рассказывать вам о себе так много. Я выболтала все свои секреты.

— Я их сохраню, — прошептал Билли. — Сохраню до самой смерти.

Лаура содрогнулась от его слов, затем поспешно поцеловала Билли в щеку.

— Спасибо за вкусный ленч. Спасибо за понимание. — Она немного помолчала, глядя в его красивые голубые глаза, а потом добавила: — Надеюсь увидеться с вами снова.

Она ушла вслед за носильщиком и даже не оглянулась, когда шофер, одетый в темно-бордовую ливрею, усадил ее в поджидавший у выхода «роллс-ройс».

Засунув руки глубоко в карманы своего синего пальто, Билли стоял, глядя вслед машине, пока она не исчезла из виду. Одну вещь он знал наверняка: у старого лорда Маунтджоя с Лаурой хлопот будет полон рот. Его жизнь уже никогда не станет прежней. И что-то подсказывало, что и его, Билли, жизнь тоже.

Он решил, что найдет предлог позвонить лорду Маунтджою и напроситься на бал. Билли улыбнулся, представив себе удивление на лице Лауры, когда она его увидит. Он, конечно, расскажет ей, кто он такой, и они поговорят о лошадях и скачках. Возможно, он сможет помочь ей. Фактически он в какой-то степени уже помог ей: теперь, зная ее отношение к Хаддону Фоксу, он никогда не воспользуется его услугами. Можно считать, что Лаура уже отомстила ему.

Улыбаясь, Билли сел в такси, которое отвезло его в «Клариджез», гостиницу, где он снимал огромный номер всякий раз, когда приезжал в Лондон.

Глава 23

Дом Маунтджоя занимал целый квартал на Керзон-стрит. Он был построен из светлого французского известняка, с дюжиной высоких окон и увенчан серой мансардной крышей. На лестнице, ведущей к двойным дверям из резного дуба, седовласый дворецкий уже поджидал Анжу.

— Добрый день, мисс Маунтджой, — сказал он, когда она вышла из машины. — Меня зовут Джонсон.

— Добрый день, Джонсон, — ответила Анжу, оглядывая просторный холл, в центре которого располагалась внушительных размеров лестница, ведущая на верхнюю галерею с колоннами; мраморный пол был выложен в виде рисунка, а искусно выполненные лепные корзины разрисованы золотыми листьями. На стенах висели массивные гобелены и картины, а между мраморными консолями стояли позолоченные диваны эпохи Людовика XIV, окруженные цветущими растениями. Все это напоминало дворец, и Анжу подумала, что лорд Маунтджой, должно быть, гораздо богаче, чем она предполагала.

Джонсон повел ее наверх по лестнице.

— Мисс Ханичайл приехала вчера, — сказал он, — а мисс Лауру мы ожидаем завтра.

— Мисс Ханичайл? — переспросила удивленно Анжу.

— Она из Техаса, мисс, и поселилась в желтой комнате в конце коридора.

Открыв дверь, Джонсон отступил в сторону, пропуская Анжу.

— Лорд Маунтджой решил, что вам понравится голубая комната, мисс.

— Она действительно голубая, — проговорила Анжу, рассматривая голубые, с рисунком персидские ковры, стены с такими же обоями и тяжелые парчовые шторы. Комната была большой, с высоким потолком, огромной кроватью на четырех столбиках, письменным столиком у одного из трех окон, выходящих на Керзон-стрит, и разными другими столиками, креслами, софами и расставленными по всей комнате лампами с отделанными бахромой абажурами. Рядом располагались гардеробная и ванная комната.

— Все прекрасно! Спасибо, Джонсон, — поблагодарила, улыбаясь, Анжу. — Мне кажется, что я буду здесь счастлива.

— Скоро придет ваша личная горничная Агнес, чтобы распаковать вещи, мисс. В маленькой гостиной внизу в четыре часа будет сервирован чай.

Глаза Анжу заблестели при мысли о личной горничной. Она подумала, что жизнь улыбнулась ей, и если она будет умной, то, возможно, никогда снова не станет бедной и ей не придется быть куртизанкой или выходить замуж за деньги.

Оставив Агнес распаковывать вещи, Анжу не спеша спустилась вниз по лестнице, перила которой были сделаны из резного оникса, а ступени устилала дорогая ковровая дорожка цвета бургундского вина. Анжу нравились и окружавшая ее роскошь, и бросавшееся в глаза богатство. Она страстно желала иметь все это. Ей хотелось быть хозяйкой этого дома, поддерживать его стиль, расточительно тратить деньги. С миллионами Маунтджоя она была уверена, что так оно и будет.

Анжу осмотрела большую гостиную, затем малую, библиотеку, кабинет, комнату для визитов, большую и малую столовые. В задней части дома она нашла прекрасный бальный зал с блестящим полированным паркетом и великолепными уотерфордскими канделябрами. Высокие французские окна выходили на вымощенную плитами террасу с лестницей, ведущей в английский парк.

— Господи, — потрясенно прошептала Анжу, — так вот где состоится наш первый бал.

Она вернулась в холл и стала внимательно его рассматривать. В этот момент на лестнице появилась Ханичайл. Она провела ночь в Маунтджой-Хаусе в одиночестве, если не считать многочисленных слуг. Она одна обедала, обслуживаемая ливрейным лакеем под присмотром неулыбчивого седовласого дворецкого. Она чувствовала себя неуютно в огромной, похожей на пещеру спальне, напичканной антиквариатом и мрачными портретами предков Маунтджоя. Когда Ханичайл погасила свет, ей стало страшно: тени сгущались; красные угольки в камине потрескивали и выпускали снопы искр; за высокими окнами зловеще мигали уличные фонари. Вспомнив о привидениях, она закрыла глаза и постаралась заснуть, но сон не шел к ней. Сейчас, увидев Анжу, она была просто счастлива.