История Франции т. 2 - Альберт Манфред(Отв.редактор)

С этого времени вплоть до революции 1848 г. у власти было министерство Гизо. Как указывали Сеньобос и Метен, Гизо и Луи-Филипп правили Францией «вместе»[360]. К этому надо добавить, что вместе с ними правили в 40-е годы, и более активно, чем раньше, финансовые короли.

Между тем республиканское движение в конце 30-х и в 40-х годах принимало новую форму. Начался период деятельности тайных обществ, самый состав которых изменился: в отличие от республиканских организаций 1830–1834 гг. он стал преимущественно пролетарским.

В 1837 г. возникла тайная революционная организация под названием «Общество времен года». Каждые семь человек — членов Общества составляли ячейку, которая называлась «неделей»; четыре недели (28 человек) составляли «месяц»; три «месяца» — «время года», а четыре «времени года» — «год». Всего в «Обществе времен года» насчитывалось к весне 1839 г. около 4–5 тыс. членов. Общество готовилось свергнуть короля вместе с его приближенными — банкирами.

Политические споры велись также и открыто. В Париже только мертвые не рассуждают о политике, писал современник, наблюдения которого как раз и относились к 1838–1839 гг., когда, по его словам, в кафе и ресторанах встречались и спорили приверженцы всех партий — орлеанисты, легитимисты, республиканцы, бабувисты. Трудовой Париж понимал, что без вооруженного восстания не может быть уничтожено иго финансовой аристократии. Но, как и в 1832 г., республиканцы не имели широко развитых организационных связей с народом.

«Общество времен года» назначило восстание на воскресенье, 12 мая 1839 г. Члены общества, разбившись на три вооруженных отряда, вышли на улицу. Им удалось захватить один полицейский пост и здание Ратуши. Но массы, вовсе не подготовленные к выступлению и даже не осведомленные о его целях, не поддержали заговорщиков, восстание которых и было подавлено в тот же день. Это восстание наглядно доказало непригодность узкозаговорщической тактики, которой придерживались руководители «Общества времен года», возглавлявшегося участником июльской революции социалистом Огюстом Бланки (1805–1881)[361].

Бланки был безгранично предан великому делу — борьбе за освобождение трудящихся масс. Часто и справедливо отмечалось влияние Лионского восстания 1831 г. на Бланки. Известная речь Огюста Бланки 2 февраля 1832 г. характеризует его понимание неизбежности обострения борьбы между классами, «составляющими нацию», их войны «насмерть». Бланки был человеком действия; он понимал, что изменить общество можно только соответствующей революционной борьбой. Но, выступая как один из вожаков рабочего класса, Бланки не имел правильного представления ни о классовой сущности пролетариата, ни о его особой исторической роли. Бланки включал в понятие «пролетариат» не только рабочих, но и крестьянство, мелкую буржуазию, интеллигенцию. Он не придавал должного значения вопросам теории, считая, что главное — это революционные действия, а остальное придет само собой. Бланки придерживался сектантской тактики, переоценивая значение тайных, заговорщических организаций. Он не понимал необходимости самостоятельной партии пролетариата и широких связей с массами.

Экономическое развитие в 40-х годах XIX века

Распространение фабричного производства тормозилось множеством препятствий. Важнейшими из них были французские аграрные порядки. Характеристика тех особенностей французской промышленности, которые определялись именно условиями землевладения и землепользования, была хорошо выражена тогдашним знатоком экономики бароном Дюпеном: «Так как Франция-страна распыленной земельной собственности, мелких земельных участков, то она также страна распыленной промышленности, мелких мастерских»[362].

Продолжавшееся в 30-40-х годах дробление земельной собственности и измельчание хозяйств задерживали рост населения и тормозили приток рабочей силы в города, поскольку часть сельского населения, хотя и бедствовала постоянно, не покидала деревню. Часть мелких собственников, несомненно, имела сбережения. Но, как и указывал Маркс, во Франции, где сбережения и накопления имеются в относительно высокой степени, «образованию капитала, относительно говоря, и развитию капиталистического производства по сравнению с Англией мешают как раз те экономические условия, которые благоприятствуют накоплению и т. д.»[363]

Промышленная революция впрочем была только замедлена, но не приостановлена. Число паровых машин увеличилось в период Июльской монархии с 616 до 4853, импорт хлопка в течение всего лишь десяти лет (с 1830 г.) почти удвоился. Фабричная организация производства укреплялась во многих отраслях легкой промышленности. Медленно развивавшаяся тяжелая индустрия переходила от древесного к каменноугольному топливу. Полупролетариат ремесел и мануфактур, а также частично мастера и крестьяне, имевшие ранее самостоятельное мелкое производство и парцеллярное хозяйство, превращались под влиянием промышленной революции в новый общественный класс — фабричный пролетариат.

Каждый этап промышленного подъема означал для рабочего класса Франции не что иное, как рост «резервной армии» труда, обнищание городских и сельских ремесленников в тех отраслях производства, которые были механизированы, антисанитарные условия в фабричных общежитиях, удлинение рабочего дня до 16–18 часов в сутки и более (посредством мошеннических махинаций с фабричными часами), хищническую эксплуатацию труда детей, принимавшихся на фабрики с шести-семи лет, снижение заработной платы, обсчитывание рабочих посредством расплаты продуктами, жестокие, часто несправедливые штрафы, увечья, по большей части вызванные жадностью фабрикантов, заставляющих рабочих чистить неогражденные механизмы на ходу.

Некоторые члены палаты депутатов из числа фабрикантов сами же и нарушали изданный в 1841 г. закон об охране и ограничении детского труда. На бумагопрядильной фабрике депутата Фонтен-Гри дети восьми лет работали по 16 часов в сутки ежедневно. Другой депутат — владелец пенькопрядильной фабрики Мерсье грабил своих малолетних рабочих посредством штрафов: он взыскивал по 15 сантимов за каждые 15 минут опоздания на работу, т. е. присваивал сверх прибавочной стоимости 60 % дневного заработка подростка, который и получал-то лишь по 25 сантимов в день.

Усиление эксплуатации рабочего класса шло параллельно росту — относительно медленному, но неуклонному — крупной промышленной буржуазии, стремившейся, естественно, к более сильному политическому влиянию.

Быстро развивался Париж как центр торгово-промышленной жизни. Некоторые капиталисты перемещали тогда свои предприятия из провинции в столицу. Иностранца поражала многолюдность Парижа. Население этого города выросло в 1832–1839 гг. с 774 тыс. до 910 тыс. человек, не считая приезжих — французов и иностранцев. Развитость общественно-экономической жизни в Париже характеризовало возникновение очень крупных гостиниц и удивительная по тем временам транспортно-почтовая связь. Дилижансы прибывали в Париж точно через каждые 15 минут, а письма парижан доставлялись адресатам, жившим в столице, через 4 часа!

С обогащением буржуазии все более резко обнаруживались социальные контрасты.

В ресторанах, посещавшихся богачами, была дворцовая роскошь; отделка одной только комнаты у «Провансальских братьев» стоила 60 тыс. фр.; но в том же городе было множество старинных чрезвычайно узких и грязных улиц, никогда не освещавшихся солнечными лучами. Тут ютился полуголодный трудовой люд, значительную часть которого уже тогда составляли женщины: мастерицы, официантки, подметальщицы улиц, продавщицы в магазинах и проч.

Усилению влияния промышленной буржуазии способствовала система полных импортных запрещений и сохранение высоких запретительных пошлин, взимаемых с других импортируемых изделий, унаследованная Луи-Филиппом от Реставрации. Хотя эта система уже устарела, она защищала сравнительно медленно развивавшуюся французскую промышленность от конкуренции. Но финансовые интересы правительства, а также внешнеполитические причины толкали на путь тарифной реформы. С первых времен Июльской монархии король искал сближения с Англией. В 30-е годы возникла первая англо-французская актанта, детище Талейрана и Пальмерстона, противопоставлявших англо-французское «сердечное согласие» союзу трех абсолютных монархий: России. Австрии и Пруссии.

Воцарение Луи-Филиппа было встречено очень холодно в Австрии и резко враждебно в России: поэтому английское правительство было уверено, что, если и не «сердечно», то по соображениям политическим, Луи-Филипп изменит ненавистный для Англии запретительный таможенный режим. В Англии понимали, что отмена запрещения и даже снижение пошлин не встретят всеобщего одобрения в палате депутатов; знали, что и Луи-Филипп, как крупный лесовладелец, лично заинтересован в сохранении стеснений для импорта английского угля; тем не менее англичане упорно требовали от своего союзника реформы таможенного режима.