Маленькая балерина - Ольга Смецкая

– Саша! Постойте! – Монахов догнал меня у самого подножия склона.

Я остановилась и посмотрела наверх, где под жасмином стояла Лиза.

– Что бы она ни сказала вам, забудьте об этом. Это ни имеет никакого значения, – пробормотал он, низко опустив голову.

– А что имеет? – спросила я. И вдруг почувствовала себя ужасно усталой.

– Вы действительно хотите знать?

– А почему бы и нет? – Я с силой сжала кулак, и острые края треугольного кулона больно впились в ладонь.

Монахов взъерошил темные волосы и улыбнулся, глядя исподлобья. Верхняя губа его чуть припухла после драки со Шмаковым, но это его совсем не портило. Даже наоборот.

– Ну, например, то, что я приглашаю вас на ужин.

– Спасибо, я не голодна. – Я прошла вперед и обернулась: – Кстати, а с чего вы решили, что она мне что-то сказала?

– Видел ее лицо. Синдром Клерамбо, – пожал он плечами.

– А, понятно…

Я старалась не думать о том, что Монахов делал на чердаке, но ноги сами отнесли меня туда.

Здесь, под крышей, было очень душно и почти темно. Вечерело, солнце клонилось к закату, и маленькое подслеповатое окошко не справлялось со своей задачей. Стекло было мутным и грязным, в потеках краски. Его, видимо, не мыли со дня постройки дома. То есть никогда.

Я поискала выключатель. Прямо за дверью стоял свернутый в рулон пыльный ковер. Я просунула за него руку и нащупала выключатель. Древний, как мир, с длинным тугим рычагом. Потянула рычаг вверх, вспыхнула тусклая лампочка. Правда, в помещении почти ничего не изменилось и света не прибавилось. Как было темно, так и осталось. Только ковер с глухим стуком упал на пол, взметнув в воздух клубы пыли.

Я чихнула и повернулась к сундуку. Он был открыт, замок исчез. Но я уже настолько привыкла к странностям дома, что не обратила на это внимания. Сунула руку внутрь. Поворошила старые вещи. Судя по всему, больше там ничего не было.

Что я надеялась найти? Дневник Врублевской, ее письма или фотографии, способные пролить свет на историю с итальянцем или на рождение ее дочери?

Не знаю…

Я прихватила с собой охапку вещей. Тех, что лежали в сундуке сверху. В спальне разложила трофеи на кровати. Для сохранности они были пересыпаны высушенными листьями полыни, и теперь по комнате распространился специфический аптечный запах.

Это была Идина одежда. Серый костюм из тонкой шерсти, пара блузок, пуховая шаль и шелковое платье. Несмотря на полынь, призванную ограждать от моли, старенькая костюмная юбка пестрела дырами, а пуховая шаль превратилась в труху.

А вот платье сохранилось хорошо. Платье было дивное. Из тяжелого шелка бутылочного цвета, с узким лифом «на косточках» и пышной струящейся юбкой.

Я быстро скинула майку и шорты, вытащив предварительно кулон из кармана, и влезла в платье.

Боже правый! Сколько же на спине было крючков! Как на балетной пачке.

Руки сами собой поднялись и закрутили волосы в гладкий тугой узел. Я подошла к зеркалу. Собственное отражение напугало меня.

Это была не я. Это была Ида Врублевская…

Стук в дверь вырвал меня из плена зазеркалья.

Тяжелый шелк юбки загадочно шелестел при каждом шаге, словно знал что-то такое, что мне знать не следовало. Зажатый в кулаке кулон пульсировал, как живой.

Я открыла дверь. На крыльце спиной ко мне стоял Олег Монахов.

– Привет, – повернулся он, улыбаясь.

Но стоило ему увидеть меня, как улыбка сползла с его лица, уступив место изумлению.

– Что это… – сказал наконец он и осекся.

– Платье, – ответила я. – А что в нем такого особенного?

– Просто мне показалось… Впрочем, не важно, что мне показалось… Я, собственно, зашел узнать, не передумали ли вы насчет ужина.

Говоря эти слова, он что-то накручивал на палец. Накручивал-раскручивал, накручивал-раскручивал. Я пригляделась. Оказалось, что это мой шнурок, на котором висел кулон.

– Откуда это у вас? – Я указала на шнурок.

– Так он ваш? Я нашел его здесь, на крыльце, когда уходил от вас в прошлый раз.

Он протянул мне шнурок, усмехнулся и дотронулся рукой до припухшей губы, видимо, вспомнив обстоятельства своего ухода.

– Ну так что? – спросил Монахов после небольшой паузы и поспешно добавил: – Вы еще не проголодались?

Я пожала плечами и почувствовала, как острые «косточки» туго затянутого корсета впились в спину.

– Тут рядом есть неплохой японский ресторанчик. Вы любите восточную кухню?

– Обожаю, – кивнула я. – Я только переоденусь.

– Может, не стоит? – Монахов посмотрел на меня и сглотнул. До этого он старательно отворачивался. – Вам очень идет это платье.

– Ну уж нет, – рассмеялась я. – Я в нем с трудом дышу. Это платье Врублевской.

– Это я понял.

– Я нашла его в сундуке, на чердаке. А что вы там делали?

– Где?

– На чердаке. Я видела, как вы туда поднимались.

– Я услышал странный стук. Подумал, что вам стало плохо. Мало ли, – замялся он, – последствия стресса и все такое…

Не знаю почему, но я ему поверила.

– Дайте мне пять минут, – попросила я. – Кстати, это свидание?

Москва, 7 ноября 1953 года.

Чарующая боль, мы встретились случайно,Ты был в толпе друзей, а я была одна,Чарующая боль в твоих глазах печальных,А я в тебя, как прежде, влюблена.Смотрела на тебя, а сердце сладко ныло,Такой знакомый ты, я помню каждый жест,И тембр голоса, и смех твой не забыла,А ведь прошло немало горьких лет.Неверная рука – бокал с вином разбился,Наверно, мне пора… Пора идти домой.Необъяснимый страх в груди моей теснился.Страх потерять тебя, но ты же не со мной…Легко сказать – уйти, свинцом налились ноги,И глаз не отвести. Чарующая боль.Я знаю, навсегда нас развели дороги.И, как ни больно мне – я отыграла роль…

– Спасибо и до свидания, – вежливо, но решительно сказала Кара, хлопнув дверцей автомобиля. Назойливый кавалер, генерал авиации, подвозивший ее до поселка на персональной машине, разочарованно скривился. Он явно ожидал продолжения.

Кара бесстрашно нырнула в темную чащу деревьев и устремилась к дому. Ноги в изящных туфельках увязали в свежевыпавшем снегу, подол шелкового платья волочился по земле. Буквально в паре метров была ровная, утоптанная тропа, окруженная фонарями-стражниками. Но Кара, не разбирая дороги, бежала вперед, быстрее, словно пыталась убежать от самой себя.

Наконец вот он, дом.

Кара ввалилась в теплое помещение, скинула тяжелые промокшие туфли, сбросила пальто, швырнула на стол шарф и перчатки. Прошлепала в гостиную, оставляя на деревянном полу влажные следы, обессиленно опустилась в кресло и закрыла глаза.

И что теперь? Что теперь делать?