Король гнева - Ана Хуанг

предупреждение, которое я получила, прежде чем Данте притянул меня к себе и впился своим ртом в мой.

ГЛАВА 24

Вивиан

Я должна была оттолкнуть его.

Мы еще не решили суть наших проблем, и поцелуи — или что-то еще — только еще больше все усложнят.

Я должна оттолкнуть его.

Но я этого не сделала.

Вместо этого я запустила пальцы в его волосы и поддалась искусному нападению на мои чувства.

Крепкая хватка на моей шее. Искусное давление его губ. Как тело Данте прижалось к моему, все его твердые мышцы и жар.

Его рот двигался над моим, горячий и требовательный. Наслаждение затуманило мои чувства, когда его богатый, дерзкий вкус проник в мой рот.

Наш поцелуй на Бали был страстным и импульсивным. А этот? Это было жестко. Первобытно. Захватывающе.

Мои переживания, которые я испытывала ранее в тот день, растаяли в ничто, и я инстинктивно изогнулась в его теле, ища большего контакта, большего тепла, большего.

Я целовала свою долю мужчин на протяжении многих лет, но никто никогда не целовал меня так.

Как будто они были завоевателями, стремящимися прорвать мою защиту.

Как будто они оказались в ловушке в пустыне, и я была их последней надеждой на спасение.

Когда Данте обхватил меня ногами за талию и вынес из комнаты, не разрывая поцелуя, у меня вырвался тихий вздох.

Пока он вел нас по лабиринту коридоров, в моем периферийном зрении мелькали картины в золоченых рамах и золотые бра.

Когда мы добрались до его комнаты, он захлопнул за нами дверь и усадил меня на кровать, его дыхание было таким же неровным, как и мое собственное.

При любых других обстоятельствах я бы наслаждалась своим первым пребыванием в его личном убежище, но я уловила лишь слабый аромат дорогого дуба и древесного угля, прежде чем его рот снова оказался на моем.

Я столкнула его пиджак с плеч, пока он расстегивал молнию на моем платье. Наши движения были неистовыми, почти отчаянными, когда мы срывали с себя одежду.

Его рубашку. Мой бюстгальтер. Его брюки.

Они падали, дергаясь, оставляя после себя только тепло и голую кожу.

Мы разделись, чтобы Данте мог надеть презерватив, и у меня пересохло во рту от представшего передо мной зрелища. Я видела его без рубашки на Бали, но это было как-то по-другому. Его тело было вылеплено с таким совершенством, что я наполовину ожидала найти подпись Микеланджело, скрывающуюся на одном из его точеных прессов.

Широкие плечи. Мускулистая грудь. Бронзовая кожа и слабая пыль черных волос, которые сужались к...

О Боже.

Его член торчал, огромный и твердый, и от одной мысли о том, что он может войти в меня, в животе закрутились двойные волны страха и предвкушения.

Он никак не мог поместиться. Это было невозможно.

Когда я наконец перевела взгляд на него, его глаза уже были устремлены на меня, темные и пылающие жаром.

Пламя пробежало по моему позвоночнику, когда он покрутил меня так, что его эрекция уперлась мне в поясницу.

На стене напротив нас висело зеркало в полный рост, в котором отражались мои яркие глаза и раскрасневшиеся щеки, когда Данте ласкал мои груди, нежно сжимая их и перекатывая соски между пальцами, пока они не напряглись.

Вожделение, предвкушение и легкое смущение скопились в моем животе. Смотреть, как он исследует мое тело, его прикосновения, почти высокомерные в своей ленивой уверенности, было как-то более интимно, чем настоящий секс.

— Ты не должна была позволять ему прикасаться к тебе, mia cara. — Мягкий голос Данте послал мурашки по моей коже за секунду до того, как он сильно ущипнул чувствительные соски.

Я инстинктивно дернулась от толчка боли и удовольствия.

— Я не... — Мой ответ превратился в вздох, когда он опустил руку мне между ног.

— Хочешь знать почему? — продолжил он, как будто я и не пыталась ответить.

Мои зубы впились в нижнюю губу. Я покачала головой, мои бедра выгнулись, когда он прижал большой палец к моему клитору.

— Потому что ты моя. — Его зубы впились в мою шею. — Ты носишь мое кольцо. Ты кончила мне на лицо и руку. Ты живешь в моей голове все время, даже если я этого не хочу... — Его ладонь скользнула к моему бедру, где его пальцы прочертили линии на моей коже. — И Боже, я хочу наказать тебя за то, что ты сводишь меня с ума. Каждый. Мать его. День.

Я не успела полностью осознать его последнее предложение, как он врезался в меня и вырвал крик из моего горла.

Я была настолько мокрой, что он вошел в меня без особого сопротивления, но ощущения были настолько неожиданными и сильными, что я сжалась без раздумий.

Он с шипением выдохнул, но не двигался, пока мое тело не привыкло к его размерам, а мои крики дискомфорта не стихли. Только тогда он вышел и снова вошел.

Сначала медленно, потом быстрее и глубже, пока не установил ритм, от которого у меня подкосились колени.

Все мысли исчезли из моей головы, когда он вошел в меня так глубоко, что задел те места, о существовании которых я даже не подозревала.

Мои глаза закрылись, но тут же распахнулись, когда его рука сомкнулась на моей шее.

— Открой глаза, — прорычал Данте. — Смотри в зеркало, когда я тебя трахаю.

Я так и сделала.

Зрелище, которое предстало передо мной, было почти достаточным, чтобы перевести меня на край. Мои груди подпрыгивали при каждом толчке, а глаза стекленели от вожделения и непролитых слез, когда он выжимал из меня каждую унцию удовольствия. Бесконечный поток стонов и хныканья лился из моего полуоткрытого рта.

Я не была похожа на хорошую, порядочную девушку, которой меня воспитывали.

Я выглядела распутной, нуждающейся и восхищенной до невозможности.

Я встретилась взглядом с Данте в зеркале.

— Тебе это нравится? — насмехался он. — Смотреть, как я разрушаю твою киску, пока ты устраиваешь беспорядок на моем члене? — мои легкие не могли получить достаточно кислорода, чтобы я могла ответить чем-то, кроме придушенного звука.

Трах был слишком интенсивным, и все, чего я хотела, это чтобы он продолжал. Чтобы он толкал меня все дальше и дальше, пока я не рухну в нависший впереди обрыв.

— Я единственный, кто может видеть тебя такой. — Его голос