Притяжение страха - Анастасия Бароссо

— По-русски — нечисть. Упырь. Вурдалак.

Говоря это, дон Карлос легко подцепил на палец и потянул вверх кожаный шнурок на шее Юлии. Взял в ладонь золотой православный крестик, прятавшийся у нее на груди под черной майкой. Подержал и отпустил.

— Что бы ты сказала, если бы я оказался, например, вампиром? Тебя ведь, кажется, они интересуют?

Честно говоря, ему бы это очень подошло. Просто идеально. Только вот его великолепный загар… Н-да, солнце он воспринимает прекрасно. Гораздо лучше, чем она. И чеснок — его любимое лакомство. И серебро — кажется, любимый металл. А жаль.

— Что бы ты тогда сделала?

— Попросила бы обратить меня!

— Вот так сразу… и обратить?

Он смотрел с радостным изумлением в ее бледное лицо с пылающими точками болезненного румянца на скулах и россыпью веснушек, забрызгавших переносицу.

— Разумеется. Всю жизнь мечтала.

— Ты шутишь?

— Задолбало быть человеком!

— Ты не знаешь, что говоришь.

— Задолбал этот чертов мир… Задолбало добро. Задолбало самопожертвование и байки о справедливости…

Он чуть ли не испуганно прижимает кончики прохладных пальцев к ее сухим губам. Чтобы она замолчала. Она молчит. Потому что целует их. Тихо и жарко. Так, что он отдергивает руку.

— Так что? — спонтанным жестом Юлия кладет ладонь себе на шею, и тут же убирает ее. — Ты сегодня собираешься меня обращать?

О Боже. Кажется — он принял вызов. В это почти невозможно поверить. Луна на несколько безумных мгновений вырвалась из крепких объятий облаков. И в серо-сиреневом полумраке, царящем на вершине Саграды, дон Карлос, не сводя глаз с застывшей от восторга и ужаса Юлии, медленно и неумолимо склоняет серебряную голову к ее шее!

Фантазия разыгралась не на шутку. Юлия видит сквозь прикрытые дрожащие ресницы, как вырастают тонкие белые клыки в его приоткрывшемся рту. Как сам он стремительно темнеет, становясь черно-фиолетовым, словно тот манекен, напугавший ее на Рамбле… Или так только чудится? Неважно. Можно открыть глаза — еще не поздно. Открыть глаза и избавиться от наваждения… но она поступает по-другому. По Юлиному. В самый последний момент она плотно смыкает веки. И в этот самый последний момент он, вероятно, передумывает. И целует Юлию в губы.

Это именно тот поцелуй, от которого земля уходит из-под ног у обоих. Это точка без возврата. Это сама смерть. И в ней — счастье. Освобождение. Избавление. В ней — жизнь.

— А зачем мне тебя обращать? — пылко спрашивает он через некоторое время прямо в ее губы.

— Ну, как… — лепечет Юлия, пытаясь восстановить пропавшее дыхание, — это же ясно… бессмертие… красота… сверхвозможности… и все такое…

— И еще злодейства, — мрачно произносит дон Карлос, — грех. И одиночество. И страх расплаты!

— Ну и что?! Так и так — нет в жизни счастья… Так пусть будет хоть это.

Юлия снова, помимо воли, тянется к его рту. Она уже знает, уверена — такое как-то сразу чувствуется на уровне инстинктов — он хочет продолжения не меньше, чем она. Но дон Карлос недаром существо высшего порядка! Инстинкты ему, вероятно, нипочем. И потому он делает вид, что не заметил ее призыва.

— А зачем бессмертие? Ведь ты, как я понял, не прочь разделаться с этим миром?

— Ну… если это будет бессмертие с тобой…

— Тогда — что?

— Тогда, может быть, пусть он еще немного побудет в целости… а?

Она умильно улыбнулась — как школьница, плохо выучившая урок, улыбается молодому симпатичному учителю. Почему он вдруг так смотрит? Будто в шоке от этой простоты и наивности. Дура. Идиотка. Кретинка.

Он отпрянул так, будто испугался, что она сейчас вцепится мертвой хваткой в его великолепные плечи. И, молча развернувшись, помчался с опасной, несколько нереальной скоростью вниз по лестнице.

Ничего не оставалось делать, как быстро — насколько позволяли неудобные ступеньки и отсутствие перил, спускаться за ним.

За всю обратную дорогу дон Карлос не проронил ни слова. А Юлия и не настаивала, сама не в силах ни говорить, ни слушать.

В кондиционированной прохладе белого кожаного салона она осознала со страхом и каким-то восторгом, что у нее просто дикая температура. Хорошо, что нет термометра — иначе бы она испугалась не на шутку, и пришлось бы, не дай Бог, что-то с этим делать.

Он вел машину по извилистому склону очень осторожно, и она была благодарна ему за это. Но все равно была вялая и бледная, руки по локоть облило льдом, лицо пылало, резь в глазах и горле сделалась нестерпимой. Все-таки, само собой это не пройдет, и завтра нужно будет зайти в аптеку.

У дверей отеля она повернулась к нему. Он остановился, чтобы дотронуться ладонью до ее горящей щеки.

Она дрожала. И закрыла глаза, в отчаянной надежде на еще один смертоносный поцелуй. Но он лишь выговорил тихо:

— Тебе нужно как следует полечиться.

Это точно! — подумала Юлия, с тоской глядя ему вслед.

Глава 17

ОБЕЩАНИЕ

Ему просто была интересна ее реакция. Он развлекался, как всегда делая вид, что приоткрывает перед ней завесу некой, возможно несуществующей, тайны.

Лежа под тонким одеялом, Юлия со стыдом и досадой, смешанными с невольным волнением, вспоминала, как весь вчерашний день, густо пропитанный томностью из-за простуды, мистики и скрытого вожделения, она вытаскивала из него крупицы информации. Ей приходилось побороться за эти сведения — завораживающие, необычные, а, в общем, довольно расплывчатые.

Каждый раз, перед тем как получить ответ на очередной вопрос, она должна была что-то сделать. С собой. Что-то преодолеть. Через что-то переступить. Чем-то пожертвовать. Она боялась, не хотела — или элементарная гордость не позволяла ей признать очевидное — он ловко заманивал ее все дальше в дебри догадок, предположений, опасений, ничего не давая, по сути. Она-то думала, что тонко выведывает у него страшные секреты! Женщина-вамп. Роковая красотка, расквасившаяся от инфлюэнцы. Мата Хари, блин. А он играл с ней, как кошка с мышкой.

Парк Гуэль, Саграда, очарование древности и ужас старинных преданий! Как тонко, незаметно и мастерски он очаровывал ее все то время, когда она тешила себя иллюзией, что очаровывает его!

Вот теперь его нет рядом, и чувство увечности — будто ей отрубили руку, все усиливается по мере пробуждения. Три эмоции — как одинокие парусники отчетливо выделяются в штормовом, мятежном море души. Три корабля с оригинальными названиями, готовые в каждый следующий момент пойти ко дну и утянуть ее с собой: «Ужас», «Тревога», «Ожидание».

Она сделала что-то не то. Она опять облажалась. Не нужно быть супердогадливой, чтобы понять — вчера ночью, решительно повернувшись спиной к дверям «Дон Жуана», он ушел навсегда. Да он еле-еле мог дождаться, когда она выйдет из машины! Еще спасибо, настоящий мужик — довез до отеля. Хотя, даже слепому было бы видно, насколько сильно ему хотелось побыстрее избавиться от нее. От этой навязчивой недалекой русской туристки, задающей глупые вопросы и пытающейся целоваться с непролеченной ангиной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});