Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник) - Юрий Трусов

В этот же день на благодарственном молебне в честь одержанной победы Кондрат стоял в каком-то странном оцепенении. С холодным любопытством посматривал он на своих товарищей по оружию, которые то и дело склонялись в поклонах перед изображением святого в турецкой феске. Хурделице хотелось рявкнуть на всю церковь: «Что вы, братцы, делаете? Кому кланяетесь?!»

– Ты что окаменел? А ну, перекрести лоб, – шепнул Василий, лукаво подмигнув.

Зюзин, больно наступив на ногу, отвлек Хурделицу от этой мысли.

Кондрат понял, что Василий разгадал его тайную думу. Выйдя из церкви, Кондрат рассказал другу все, что было у него на душе. Оказалось, что пехотный офицер и сам был обременен теми же мыслями.

– Эх, Кондратушка, вот как на свете бывает. Святые даже в фесках турецких на иконах щеголяют. Видно, в самом деле верна пословица: кто силен да богат, тот и свят. Но об этом – молчок. Крести лоб да помалкивай, не то в тайную экспедицию мигом угодишь.

– Тошно мне, Василь…

– Понимаю… Но сейчас касательно «божьих дел» строго. В Париже знаешь, что совершилось? Короля французского свергли. То-то… У нас об том Емельке Пугачеву мечталось. Там, говорят, во Франции-то, не только королю, но и попам досталось. Так что нечего, друже, в поповские дела мешаться! Нам одно – супостатов бить. Вот ведомо мне, что на Измаил скоро пойдем. Как флотилия наша появится, так и двинемся. А Измаил, говорят, крепость знатная! Во сто раз Килийской обширнее, да и покрепче. Так вот под Измаилом баталия будет трудная…

Хурделица вздохнул.

– Вот возьмем Измаил, а там со святым, намалеванным не в феске, а в чалме, глядишь, придется свидеться. И снова ему кланяться будем, – мрачно пошутил он.

– Все может быть, друг любезный. У святых отцов не найдешь концов, – беззаботно рассмеялся Василий.

Спор

Зюзин не ошибся. Через три дня рано утром розовый от зари Дунай посуровел от косых пеньковых парусов. Лиманская флотилия казачьих лодок-дубков и галер подошла к Килии. Появление долгожданных кораблей всполошило русскую армию. Главнокомандующий с офицерами вышел из крепости на высокий береговой холм. Оттуда хорошо была видна та часть реки, где остановилась флотилия.

Вооружившись подзорными трубами, Гудович с офицерами разглядывали корабли, а когда от одной галеры отделился ялик, все свое внимание перенесли на него.

– Видно, сам командующий флотилией генерал-майор де Рибас жалует к нам, – высказал предположение стоящий рядом с Гудовичем принц Виттенбергский.

Но адъютант генерала, обладавший лучшим зрением, чем принц, сразу разглядел, что де Рибаса нет в ялике.

Скоро ялик подошел ближе, и теперь можно было хорошо рассмотреть лица всех, кто в нем находился.

– Да это же казачий войсковой судья и атаман Головатый со своей свитой, – определил уверенно адъютант.

– Не атаман Головатый, а полковник и кавалер Антон Андреевич Головатый, милостивый государь, – строго поправил его командующий.

– Виноват, ваша светлость, – смутился тот.

– О, как необыкновенно быстро этот простой казак делает карьеру! Такое возможно лишь у вас, в России. Ведь еще недавно, я слышал, был он только подполковником, – сказал по-немецки принц.

– Он совсем не простой казак, – нахмурил густые брови Гудович. – Совсем не простой. Ранее он был куренным атаманом Запорожской Сечи, потом стал войсковым судьей. Казаки и дня не терпели бы бесталанного начальника. Если бы не он, не Сидор Белый да не Чапега, то вряд ли бы его светлость принц Нассау-Зиген и кавалер де Рибас увенчали себя лаврами, командуя у нас флотилией черноморских казаков.

– Вы забыли, граф, что принц Нассау-Зиген показал себя как выдающийся полководец не только на Черном море, – ответил запальчиво, закусив губу, принц Виттен-бергский.

– Если ваше сиятельство имеет в виду Роченсальмское сражение у острова Киркума[53], – промолвил Гудович, – то бестолковое распоряжение принца в сей бесславной баталии погубило весь российский гребной флот на Балтике.

На пергаментно-желтых щеках принца вспыхнул румянец.

– Вы несправедливы, граф! – воскликнул принц. – Были же у Нассау баталии, в коих он добивался блистательных побед? Например, сражение под Очаковом, которое разыгралось там 17 июня 1778 года.

– Тогда дело тоже решили казаки. По знаку своего атамана они на лодках окружили турецкие суда и взяли в полон два линейных шестидесятичетырехпушечных корабля, из которых один был флагманский. Казаки сорвали с мачт два неприятельских флага, связали 235 янычар… А из наших, насколько мне ведомо, было ранено восемь казаков да трое убито. Смертельную рану получил в тот день наш атаман Сидор Игнатьевич Белый. Он, несмотря на преклонный возраст, сражался в первых рядах и увлек казаков на абордаж. Недаром генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов на другой день посетил раненого героя. Поцеловал его в губы, поздравил со славной викторией. Надеялись, что Белый будет жив, но он умер на третий день. Лавры его также пожали другие…

Воцарилось неловкое молчание. Принц, явно раздосадованный словами командующего, до крови прикусил губу.

– Но при чем тут ваш Головатый? Ведь не он помогал Нассау?! – наконец, после длинной паузы, выдавил из себя принц.

– Головатый помогал не Нассау, а Рибасу…

– О мой бог! – взмахнул руками принц. – И тут ваши казаки… Но, надеюсь, к знаменитой виктории дона де Рибаса на Березани они не касательны!..

– Вы и тут ошибаетесь, ваша светлость, – вкрадчиво промолвил Гудович. – Впрочем, наш спор может, если вам угодно, решить сам участник этого дела – полковник Головатый. Посмотрите, он уже приближается к нам…

Готовы к походу

И в самом деле, как только ялик подошел к берегу, из него вышел окруженный есаулами человек небольшого роста, полный, в малиновом кунтуше. Он удивительно быстро для своего грузного тела обогнал всех сопровождающих его и стал подниматься на береговой холм, где его ожидали Гудович и принц Виттенбергский. Добравшись до вершины, полковник снял с круглой бритой головы казачью папаху и отвесил глубокий поклон командующему и офицерам.

– Что же вы, милостивый государь, опоздать изволили? – ответив на его приветствие, холодно спросил Гудович.

– Его превосходительство Осип Михайлович де Рибас задержали меня, – хитро прищурил маленькие карие глазки Головатый. – Наши-то казачьи дубки у Днестра двадцать с лихвой ден ихнего прибытия дожидались. Осип Михайлович по случаю сильных супротивных ветров все опасались из лимана в море выходить… Ну и вот…

Казачий полковник, не окончив фразы, развел короткими руками. По его рябоватому загорелому лицу промелькнула усмешка.